Список форумов АВРОРА

АВРОРА

исторический форум
 
 FAQFAQ   ПоискПоиск   ПользователиПользователи   ГруппыГруппы   РегистрацияРегистрация 
 ПрофильПрофиль   Войти и проверить личные сообщенияВойти и проверить личные сообщения   ВходВход 

Библиотека Авроры
Греция в Крымской войне

 
Начать новую тему   Ответить на тему    Список форумов АВРОРА -> Всемирная история
Предыдущая тема :: Следующая тема  
Автор Сообщение
andy4675
Местный

   

Зарегистрирован: 10.09.2012
Сообщения: 6302
Откуда: Греция

СообщениеДобавлено: Вс Мар 12, 2023 11:51 pm    Заголовок сообщения: Греция в Крымской войне Ответить с цитатой

Тарле, "Крымская война":

Цитата:

28 февраля 1853 г. «Громоносец» причалил к берегу Босфора
и остановился у Топ-Хане.. Громадная толпа греков и отчасти
славян (болгар и сербок), живших в Константинополе, с демонстративно
выражаемой радостью встретила русского чрезвычайного
посла, когда он сошел на берег.

...

хотя посольство Меншикова возбуждало с первого
же дня своего появления в турецкой столице большое волнение
и интерес и в Сербии, и в Болгарии, и в других областях
Оттоманской империи с православным населением, но русскому
послу было ясно, что единственным элементом на Балканском
полуострове, от которого Россия может ждать не только
платонического сочувствия, по и реальной помощи, являются
греки. Однако он не только не вступил с Грецией в сколько-нибудь
целесообразные сношения, но самым непозволительным
образом скомпрометировал этого возможного в будущем союзника.

...

Багаж Меншикова и его свиты занял
целый военный корабль. Но, отправляясь в свое посольство,
Александр Сергеевич забыл захватить с собой... географическую
карту Турции, так что ему пришлось выпрашивать ее по личному
знакомству у австрийского генерала барона Гесса. А почта
из Константинополя в Вену шла (через специального курьера)
не меньше десяти дней, так что карту князь мог получить не
раньше трех педель после отправления своей просьбы. «В случае
нужды прибегают к тем, кто имеет,— и с откровенностью
старого солдата я обращаюсь к вам, г. барон, со следующей
просьбой. Лишеппый карты, которую, по собственной непредусмотрительности,
я не распорядился, чтобы прислали мне в Константинополь,
я не имею генеральной карты Турции и я прошу
у вас эту карту с указанием границ греческого королевства» 31.
Все это так невероятно, что я именно поэтому и привожу точную
выдержку из подлинного документа. Меишиков, знающий,
что единственным стремлением Греции, этого единственного
возможного союзника России, является расширение границ королевства
за счет Турции, забывает захватить с собой карту и
выпрашивает ее по дружбе у любезных и услужливых австрийцев,
прямо заинтересованных, как и сама Турция, именно в
том, чтобы грапицы Греции пе расширялись! Что он этим выдает
туркам Грецию головой и в то же время окончательно
разоблачает перед Англией и Францией чисто завоевательные
цели и воинственные памерепия, с которыми приехал, Ментиков
и не подумал.


Цитата:

Нелегко, вероятно, с другой стороны, и царю давались его
первые «агитационные» опыты, вследствие решительного отсутствия,
конечно, у Николая предварительной учебы, подготовки
и практики в деле составления и разбрасывания «революционных
» прокламаций.
Но, конечно, сымпровизировать внезапное одновременное
восстание не только румынского населения в Молдавии и Валахии,
по и сербского, и черногорского, и болгарского не удалось
и пе могло удаться. Много было причип, делавших это предприятие
неосуществимым, а Николая — совершенно неудовлетворительным
революционным агитатором, даже совсем независимо
от того, что, приближаясь к самому концу шестого десятка,
людям обыкновенно бывает трудно браться за абсолютно
новое для них дело.
Во-первых, что сулил русский император всем этим народам,
которые он призывал к восстанию? Замену турецкого самодержавия
русским, потому что Николай уже наперед категорически
высказывался и в разговорах с Сеймуром в начале 1853 г. и
позже против самостоятельности Молдо-Валахип, Сербии, Болгарии,
Черногории. Во-вторых, неприкрытую угрозу введения в
той или иной форме если не крепостного права, то чего-то очень
близко его папомипающего. Крестьяне в Молдавии уже в годы
предшествующих русских оккупации жаловались, что произвол
бояр резко усиливался, как только власть над краем переходила
в руки Николая. В-третьих, явпо фиктивным и несостоятельным
было основное содержание царской агитации: только лишь
защита православия, которое вовсе не подвергалось в тот момент
утеснениям со стороны турок.
Но балканские славяне ждали от России помощи в гораздо
более обширных размерах и прежде всего связывали с приходом
русских избавление от очень тяжелого экономического положения,
от турецких притеснений, полного произвола, от необузданного
обирательства мелких и крупных турецких властей.
Вот что мы читаем, например, в одном из характерных обращений
болгарина, по-видимому, к Антонине Блудовой, через
посредство которой шла эта секретная корреспонденция перед
появлением русских войск в 1853 г.:
«Моим соотечественникам (болгарам — Е. Т.) особенно теперь
горько и тяжело от притеснений турецких кровопийц, и в
крайнем отчаянии со слезами на глазах и сжатым сердцем обращаю
взоры к пебу и к роковым берегам Дуная. Народ наш в
крайней бедности и в ужасном положении, а торгаши англичане
все продолжают интриговать и обманывать, стараясь вынуждать
благодарственные адресы Султану за благоденствие, которым
наслаждаются под его отеческим управлением. О сербах
и греках я не знаю наверное их мысли и желапия при нынешних
обстоятельствах, но их собственные выгоды и сочувствия
влекут их к содействию России, однако они не так непосредственно
страдают от турков, как мы. Что же касается моих земляков,
несчастных болгар, то иго турецкое сделалось теперь до
того тягостным для них и песносным, что они находятся в крайней
решимости умереть лучше, чем страдать, или если жить,
то уже на условиях, которые бы сделали жизнь хоть сколько-
нибудь сносною. В торжестве лишь оружия православного царя
и в великодушной его заботливости о целом православном Востоке
ожидают они облегчения своей участи и готовы идти вместе
с русскими и жертвовать жизнью и оставшимся имуществом
» 29.
Между тем, наряду с отсутствием в самом деле действеипой
и влияющей на народы пропаганды, которая сулила бы определенные
и заманчивые перспективы, русские эмиссары, консулы
и их чиновники и отдельные лица сербской и болгарской
национальности, побывавшие в салоне придворной слакинофил-
ки Антонины Дмитриевны Блудовой, требовали от балканских
славян непереносимо тягостных и смертельно опасных, истинно
героических усилий.
В самом деле. На глазах турецких властей, турецкой полиции
и многочисленных армейских резервов, расположенных
Омер-пашой в славянских странах, пужно было произвести попытку
вооруженного восстания, зная при этом твердо, что соседняя
Австрия будет всецело на стороне турок, а вовсе не
славян. Сделать это необходимо было, располагая и количественно
и качественно убогим огнестрельным оружием, местами могущим
быть контрабандою доставленным из России,— и только.
Ведь русские войска вовсе и не намеревались войти в Сербию и
Болгарию, пока там не разгорится восстание ярким пламенем,
следовательно, будущим повстанцам предлагалось: сначала победить
своими собственными силами турок, а потом изъявить
желание стать иод высокую руку Николая, да уж, кстати, так
пугнуть австрийцев, чтобы им неповадно было беспокоить русских
в Молдавии и Валахии. Ясно было, что все это — дело фантастическое
и несбыточное. Паскевичу всегда были просто непереносимы
славянофильские фантазии, и он этого никогда и не
скрывал. Николай тоже славянофилов никогда не жаловал и
даже через полицию приказывал Константину Аксакову и другим
сбрить бороду и немедленно снять кафтаны, шапки-мурмолки
и другие украшения. Но теперь,— нужда чего не заставит
делать? — государь решил, что и славяне могут пригодиться.
Паскевич по-прежнему продолжал думать, что они пригодиться
не могут.
Подымать в XIX в. народы исключительно религиозной пропагандой
там, где их религию никто пе гонит, оказывалось делом
малоэффективным. А пропагандой более действенной пользовались
и на Дунае и на Балканах не Николай и его генералы,
а враги Николая. В Молдавии и Валахии единственной, да и то
шаткой опорой для царской политики была часть крупных землевладельцев.
И вот как жалуется крепостник Бутурлин крепостнику
Мепшикову на турок, пустившихся в революционную проповедь:
«Приготовляясь к нашествию на Малую Валахию, турки
там ведут революционную пропаганду, распространяя под
рукой зажигательные прокламации, поднимают класс земледельцев
против арендаторов и помещиков и возвещают, что они явились
освободить страну от тирании русских и помещиков. Во
главе всех этих происков стоят польские эмигранты, мадьяры и
итальянцы или сардинцы. Им удалось привлечь к себе симпатии
простого люда (du petit peuple). Какой урок для нас! — восклицает
Бутурлип и (цитируя даже Макиавелли, хотя и вовсе
некстати) злорадно поминает министра государственных иму-
ществ графа Павла Киселева, которого крепостники ненавидели,
подозревая его в эмансипаторских наклонностях.— Мне
было бы любопытно знать, что сказал бы граф Киселев, если бы
он был теперь в Крайове!» 30
Горчаков терялся все больше и больше. Агитация ни к чему
не приводила ни на левом, ни, подавно, на правом берегу Дуная,
восстаний нигде не возникало (кроме далекого Эпира),
армия Омер-паши в Шумле, в Варне, в Силистрии была в боевой
готовности.


Мятежи в ходе этой войны в целом были не только в Эпире, но и в других греконаселённых землях - например в Македонии. Впрочем, сути дела и обречённости всего этого предприятия данный факт не меняет.

Инициатором войны фактически стала Турция (впрочем, она была сильно спровоцирована к этому русским царём). А сам русский царь предпочитал глупейшим образом перевирать истину, обращаясь к своему народу:

Цитата:

4 (16) октября
1853 г. Оттоманская империя объявила России войну. А вслед,
за тем был опубликован и соответствующий манифест русского
императора.
Слепота Николая в течение всей второй половины 1853 г.
была слепотой человека, который не хочет видеть, которого обманывают
и который хочет игнорировать правду. Но в манифесте,
объявляющем о войне с Турцией 20 октября 1853 г., царь,
совершенно сознательно и всенародно извращает истину, сообщает
то, чего заведомо вовсе не было: «...признано было нами
необходимым двинуть войска наши в Придунайские княжества.
Но, приняв сию меру, мы сохранили еще надежду, что Порта,,
в сознании своих заблуждений, решится исполнить справедливые
наши требования. Ожидания наши не оправдались. Тщетно-
даже главные Европейские державы старались своими увещеваниями
поколебать закоснелое упорство Турецкого правительства:
на миролюбивые усилия Европы, на наше долготерпение
— оно ответствовало объявлением войны...» Тут Николай
созпателыто желает внушить своим верноподданным совершенно
ложное представление, будто Европа не против него, а с ним,
будто «главные державы» не будут поддерживать Турцию и
будто Турция идет напролом не только против царя, по и против
солидарной с ним «миролюбивой Европы». Так тверда была
вера царя в то, что русский обыватель наглухо отрезан от заграничных
новостей и что можпо в высочайших манифестах печатать
хоть сказки Шехерезады, всему поверят. А с другой стороны,
Николай явно желал преуменьшить опасность той ситуации,
которая создалась для России.
Итак, русско-турецкая война стала уже и с чисто-юридической,
международно-правовой точки зрения совершившимся
фактом. Не прошло и нескольких дпей после этого акта,—
и на Дунае произошло первое в эту войну кровопролитие.


В самом начале 1854 года начали даже раздаваться первые голоса разума:

Цитата:

Наместник Кавказа князь М. С. Воронцов первый забил
тревогу.
Под прямой угрозой оказалось беззащитное кавказское побережье.
«На суше мы не боимся никого; по на море и на побережье,—
дело совсем ипое, и я не могу без содрогания (sans frémir)
воображать себе во всех подробностях неизбежную и жестокую
потерю всех наших фортов на восточном берегу, спасти
который мы в этом случае не имеем никаких средств». Воронцов
считает это таким несчастьем, «в котором по может утешить
нас никакой успех па суше» 47. Он настойчиво рекомендует
Нессельроде сделать все зависящее для скорейшего восстановления
мира.


Русский царь поменял отношение к православным народцам, порабощённым Турцией, и даже пообещал им горы щербета и реки из молока с кисельными берегами - то есть свободу, коль скоро они помогут ему:

Цитата:

Царь был в величайшем раздражении. Отступления он не
видел. Он решил расширить военные действия против Турции
па суше, перейти через Дунай, поднять против турок общее
восстание христианских народов, подчиненных султану. Он
собственноручно набросал план политических действий, который
и был сообщен как Нессельроде, так и Паскевичу.
«Возмутительные заявления лорда Эбердина, признанное
намерение мешать нашим действиям на море и однако позволить
туркам действовать на море против нас требуют с нашей
стороны такой комбинации, которая бы повела нас прямо к пашей
цели, увеличивая наши средства действия и обеспечивая
их от английских покушений». Так начинает парь свою записку.
Он высказывает подозрение, что англичане сами видят,
что Турция дальше существовать не может, и намерены уже
от себя и в совсем враждебном России духе освободить балканские
народы и организовать их. «Но есть ли повелительный
наш долг предупредить этот гнусный расчет (cet infâme
calcul), объявив уже теперь всем державам, что, признавая
бесполезность общих усилий пробудить в турецком правительстве
чувства справедливости и выпужденные вести войну,
исход которой не может быть определен, мы остаемся верны
уже провозглашенному нами принципу отказа, если это возможно,
от всякого завоевания; но что мы признаем, что пришел
мохмент восстановить независимость христианских государств в
Европе, подпавших несколько веков назад под оттоманское иго,
беря на себя инициативу этого священного решения, мы обращаемся
ко всем христианским нациям, чтобы они присоединились
к нам в священных этих целях... Итак, мы заявляем, что
наше желание восстановить действительную независимость
молдо-валахов, сербов, болгар, босняков и греков; что каждая из
этих наций получает страну, где она живет в течение веков,


Николай Первый на самом деле хотел захвата Константинополя - хотя англичанам он это многократно отрицал:

Цитата:
Николай в своем окружении в это время (в начале 1854 г.)
вовсе не скрывал, что не прочь был бы водвориться в Константинополе
и заменить для Турции ее падишаха. Когда в Турции
было издано воззвание, извещавшее, что все перебежчики из
русской армии будут цриниматься в Турции с тем же чином,
какой у них был в России, то Николай сказал, прочитав литографированный
экземпляр этого воззвания: «жаль, что я не
знал этого, а то и я перешел бы на службу в Турцию со своим
„чином"»: он в Турции должен был бы сделаться султаном49.


Предложения, сделанные в январе 1854 года Россией Австрии о разделе европейских территорий Турции на сферы влияния (протектораты):

Цитата:

Предложения, привезенные
ЗЭ5
Орловым в Вену, заключались в его изложении в следующем.
Австрия объявляет дружественный нейтралитет как в-
войне России с Турцией, уже начавшейся, так и в войне России
с западными державами, еще только надвигающейся.
В награду за это царь берет на себя ручательство за полную-
неприкосновенность австрийских владений и берется побудить
Пруссию и весь Германский союз присоединиться к этому обязательству.
В случае рассада Турции Россия и Австрия берут
на себя протекторат над теми государствами (Сербией, Болгарией,
Молдавией, Валахией), которые могут образоваться на
Балканском полуострове и на Дунае.


Австрия отвергает раздел на сферы влияния с Россией османских европейских владений:

Цитата:

Встретившись на одном великосветском балу с Францем-
Иосифом, Мейендорф очень ему жаловался и на австрийскую
прессу и на поведение Буоля. Дело было уже 21 февраля и в
Вену пришли подробные известия о разрыве дипломатических
сношений России с Англией и Францией, и Франц-Иосиф говорил
и действовал с каждым днем все смелее и независимее.
Он и пе подумал высказать порицание Буолю, и Мейендорф,
понимая отлично, почему его собеседник молчит и вовсе не
порицает Буоля, решил сам заговорить о деликатном деле, которое
явно и император австрийский и его министр имели в виду.
«Я продолжал (доносит Мейендорф) : нет ничего более абсурдного
и более несправедливого, чем обвинять нас в революционной
политике, только потому, что у нас есть шестьсот человек
добровольцев, сербов, греков или болгар в Валахии». Турки
принимают на службу тысячи революционеров из всех стран,
очень много поляков, почему же запрещать России принимать
христиан-добровольцев? Франц-Иосиф тут прервал молчание и
сказал, что эти добровольцы представляют собой опасность для
Австрии, которой прежде всего необходимо сохранение status
quo. Мейендорф возражал, говорил, что эти движения угнетенных
турками христиан нельзя смешивать с революционными
выступлениями. Франц-Иосиф не сдавался и заявил, что «распространение
русского права покровительства на большую
часть Оттомапской империи не может быть равнодушно принято
им и что оно одинаково задевает интересы Австрии и европейское
равновесие». Мейендорф тогда напомнил то, о чем
Франц-Иосиф уже знал от Орлова, именно, что царь предлагает
Австрии разделить с ним это «покровительство» над Сербией.
«Да,— ответил император, но каков для меня будет результат
Этого дележа? вследствие общности национальности и религии
Россия будет там иметь полностью все влияние, а Австрия не
будет иметь никакого». Разговор не приводил ни к какому положительному
результату, и Мейендорф довольно решительно
повернул течение беседы в весьма конкретную сторону. «Но зачем
принимать уже меры против опасностей, которые не так
402
велики, как предполагаете ваше величество, и которые, впрочем,
может быть и не наступят?»— «Зачем? — возразил Франц-
Иосиф,— потому, что если бы я ждал, то я мог бы опоздать.
Я знаю, что вы приготовляетесь перейти через Дунай, я знаю,
что в Бухарест привезено 16 тысяч ружей и что они предназначены
для христианского населения». Мейендорф в ответ на
ото заявил, что вовсе не доказано, что сербское население устроит
массовое восстание против турок, а болгар турки, вероятно,
отправят за Балканы при приближении русских войск, и что
таким образом Оттоманской державе вовсе не угрожает гибель.
И тут Франц-Иосиф пустил в ход аргумент, покончивший эту
замечательную беседу: «Я сам думал так, как вы,— сказал
император:—до прибытия лрафа Орлова, миссия которого, как
вы знаете, доставила мне живейшую радость, но по первым же
заявлениям, которые он мне сделал, я увидел ясно, что ваши
проекты уже решены, несмотря на все то, что я в свое время
сказал императору Николаю как в Ольмгоце, так и в Варшаве.
Я совсем был изумлен, но мне нужно было принять поэтому
свои меры. До тех пор я рассчитывал замкнуться в строгом нейтралитете.
Мое нынешнее поведение не есть результат каких-
нибудь тайных переговоров, какими были переговоры Пруссии
с Англией. У меня нет никакого обязательства ни по отношению
к Англии, ни по отношению к Франции, но жизненпые интересы
моей империи поставлены на карту, и я не могу устраниться
от обязанностей, которые они на меня возлагают» 19.
После этого все сомнения должны были в Петербурге окончиться:
перед Россией начала вырастать новая опасность —
австрийская.


Воззвание к болгарам, пытаясь поднять среди них массовое восстание:

Цитата:

Граббе имел основание удивляться, почему место переправы
выбрано далеко от Сербии. Как и все, имевшие доступ в
Зимний дворец, он знал, что Николай I давно уже лелеет план
поднять турецких славяп. Он не мог знать тогда, что Паскевич,
одобряя эту идею на словах, на деле ни за что не хочет протянуть
Сербии руку помощи, а просто предоставляет ей самой
восставать, если ей это угодно, сам же опасается лишь того, что
Австрия может заподозрить русское участие в возможном сербском
восстании. Поэтому фельдмаршал нарочно и приказал
перейти Дунай подальше от Сербии. С болгарами дело обстояло-
иначе. Болгарского восстания против турок, если бы оно и
произошло, Австрия боялась гораздо меньше: у нее болгарских
подданных не было вовсе, да и относительно далеко от нее находилась
Болгария. Поэтому решено было прежде всего поднять
болгар.
Вот собственноручная отметка Николая I на доложенном
ему письме князя М. Д. Горчакова генералу Лидерсу 26 марта
1854 г. о том, чтобы стараться расположить к себе болгар:
«Теперь время настало выдать прокламации, чем я займусь» 10.
И в самом деле Николай собственноручно написал следующее
воззвание, которое должно было распространяться в Болгарии
от имени Паскевича: «Единственным братьям нашим в
областях Турции. По воле государя императора Российского,
с предводительствуемым мной победоносным христолюбивым
воинством его вступил я в обитаемый вами край, не как враг,
не для завоеваний, но с крестом в руках, как залог цели, на
которую подвизаемся. Цель моего всемилостивейшего государя
есть защита христианской церкви, защита вашего поруганного

существования неистовыми врагами. Не раз уже лилась за вас
русская кровь, те из вас, которые менее других тяготятся своим
бытом, обязаны сим русской кровью приобретенным правам.
Настало время приобресть и прочим христианам то же преимущество,
не на словах,— на деле. Да познает и так всякий из вас,
что иной цели Россия не имеет, как достичь святости прав церкви
и неприкосновенности вашего существования. Настало
ныне время вам, соединясь общим усилием, иоборствовать за
ваше существование. Да поможет нам господь!»
Написав это, Николай остался вполне удовлетворен своим
первым личным дебютом в составлении прокламаций. Это воззвание,
призывавшее к вооруженному восстанию верноподданных
султана Абдул-Меджида, должно было немедленно быть
пущено в ход. «Очень хорошо!» п — не удержался похвалить
свое произведение высокопоставленный автор (и даже приписал
эти слова внизу) и тут же прибавил, обращаясь, очевидно, к
военному министру: «приготовь к отправлению к князю Варшавскому
и сообщи к сведению г. Нессельроде. Письмо к
фельдмаршалу пришли попозже».
Итак, собственноручная прокламация царя мчится в фельдъегерской
сумке с максимальной быстротой к Паскевичу, который
и должен это воззвание размножить и от своего имени распространить,
действуя па религиозные чувства христиан. А Па-
скевич в эти самые дни сидит у себя в кабинете в Бухаресте и
составляет план разжигания религиозных чувств магометан/
Приведем в доказательство этого факта неонровержимейшее
свидетельство.
Подобно тому как Паскевич, конечно, желал бы, чтобы сербы
и болгары восстали сами по себе, без всякого участия России,—
еще больше он желал другого: бунта в турецких войсках
и в турецком глубоком тылу. До Паскевича доходили, конечно,
слухи о том, что турки чувствуют себя очень зажатыми в тиски
своими «союзниками». И в тот же день как он писал Горчакову
о необходимости «приостановить» образование волонтерского
отряда из сербов,— фельдмаршал сообщил тому же Горчакову
для сведения и руководства о желательности найти агитаторов
для работы в Турции. «Пишу к вам особо, любезнейший князь,
о деле, которое для успеха должно оставаться в совершенной
тайне между вами и мной. Подумайте, нельзя ли будет найти
верных людей, не между греками-фанариотами или перотами,
точно так же, как не между молдаванами или валахами, потому
что на одних по плутовству, а на других по глупости надеяться
нельзя, а между болгарами или турками. Люди сии нужны нам
для исполнения следующей мысли моей: если бы туркам уметь
рассказать их положение, то они бы увидели, к чему ведет их
союз Англии и Франции».

Из всех этих пестрых и противоречивых опытов и поползновений
царя в Петербурге и фельдмаршала в Бухаресте —
ничего не вышло. Ни славянские, ни турецкие, ни христианские,
ни магометанские революции так скоропалительно не
делаются. «Революционная» неопытность Николая I и фельдмаршала
Паскевича бросается в глаза. Оставалось положиться
исключительно на русскую армию и на военные операции. Обратимся
к тому, что было сделано армией перед назначением
Паскевича главнокомандующим и что застал фельдмаршал три
своем ноявлении на Дунае.
Паскевич уехал, как сказано, из Петербурга уже не только
фактическим верховным распорядителем военных действий,
а формально главнокомандующим. Но это помочь делу никак
не могло: ведь все, что раздражало Николая I в распоряжениях
Горчакова и в действиях генералов, подчиненных Горчакову,
именно и обусловлено было тем, что сам Горчаков стремился
быть послушным орудием Паскевича, и именно Паскевич, а вовсе
не Горчаков хотел как можно скорее свернуть и ликвидировать
Дунайскую кампанию. Оттого, что Паскевич теперь стал
уже и формально начальником Горчакова, действия последнего
могли стать лишь еще более растерянными и нерешительными.
Между тем с января 1854 г. Горчакову стало особенно затруднительно
продолжать делать то, что до сих пор он делал
во имя выполнения совершенно ему ясной, хотя и не высказываемой
всеми словами, воли Паскевича: воевать не воюя,
производить марши и контрмарши, спешить, не двигаясь с места.


Позиция Паскевича весной 1854 года относительно Дунайской кампании:

Цитата:

Паскевич, который, как сказано, с самого начала, еще с
конца посольства Меншикова, не хотел этой войны, особенно
боялся оборота, который она стала принимать весной 1854 г.
Он почти убежден был уже после вступления в войну западных
держав, что Австрия выступит и что удержаться в Молдавии и
Валахии против соединенной армии французов, англичан, турок
и австрийцев не будет никакой возможности. В болгар и сербов,
в православную ревность балканских народностей, во все
эти славянофильские фантазии Паскевич никогда особенно
сильно не верил. Последствия полного провала всех надежд
Николая на благодарность «спасенной Австрии», на несокрушимую
солидарность трех монархических дворов и т. д. Паскевич
учитывал несравненно реальнее и пессимистичнее, чем царь,
а главное, у него но было ни совершенно неосновательного пренебрежения
к турецкой армии и Турецкой империи, пи доверия
к Австрии, ни того упоения всемогуществом, от которого весной
1854 г. царь еще далеко не успел избавиться. 15(27) апреля
Паскевич направил царю из Бухареста «записку», в которой
уже явно давал понять, что не очень надеется взять Силистрию
и хотел бы оставить княжества: «благоразумие требовало бы
теперь же оставить Дунай и княжества и стать в другой позиции,
где мы можем быть так же сильны, как теперь слабы на
Дунае». Старый фельдмаршал даже в молодые годы никаких военных
авантюр не затевал ни во время войны с Персией, ни во
время войны с турками в 1828—1829 гг. Теперь он страшился
Австрии и переставал верить даже и Пруссии. Он беспокоился
за Польшу, его мучило сознание, что придется защищать чудовищно
растянувшуюся линию в тысячу сто верст, от Замостья
до Бухареста, и защищать против могущественной коалиции.
И он, наконец, решился. 22 апреля (4 мая) 1854 г. Паскевич
написал царю вполне откровенное письмо. «Княжества мы занимать
не можем, если австрийцы с 60 000 появятся у нас в
тылу. Мы должны будем тогда их оставить по принуждению
(подчеркнуто Паскевичем — E. 71.), имея на плечах сто тысяч
французов и турков. На болгар надежды не много. Между Балканами
и Дунаем болгары угнетенные и невооруженные; они,
как негры, привыкли к рабству. В Балканах и далее, как говорят,
опи самостоятельнее; но между ними нет единства и мало
оружия. Чтобы соединить и вооружить их, надобно время и
паше там присутствие. От сербов при нынешнем князе ожидать
нечего, можно набрать 2 или 3 тысячи (des corps francs), но не
более: а мы раздражим Австрию. В Турции ожидали бунта
вследствие нововведений, irò до сих пор это не подтверждается».
Вывод фельдмаршала: нужно немедленно, не дожидаясь австрийского
ультиматума, очистить Дунайские княжества и уйти
за реку Прут, «на фланг Галиции», и там выжидать событий.
«Злость (подчеркнуто Паскевичем — Е. Т.) Австрии так велика,
что, может быть она объявит новые к нам претензии», несмотря
даже на очищение княжеств. Но тогда Пруссия и другие
германские государства к Австрии не примкнут 13.
Письма фельдмаршала произвели на Николая самое тя-
ткелое впечатление, которое он и не пытался скрыть. Первое
письмо пришло в Петербург 29 апреля, второе — 11 мая. Личное
раздражение царя, сквозящее в его ответных письмах, весьма
объяснимо. Ведь он не мог не понять того, о чем не пишет,
но что подразумевает фельдмаршал. Если теперь, бесплодно
протоптавшись целый год в Молдавии и Валахии, приходится
•оттуда уходить ни с чем, понеся большие потери и истратив
миллионы денег, то благодарить за это должно тех руководителей
русской дипломатии, которые всю свою восточную политику
базировали на трех основах: на сообщничестве с Англией,
на предположении о слабости Франции и на полном совпадении
(«идентичности», как выразился Николай) интересов и
устремлений Австрии и России. И если провинциальные усадебные
барышни, даже такие, бесспорно, умные, как Вера Сергеевна
Аксакова, еще могли искренне негодовать на коварного
«изменника» Нессельроде, то не Паскевичу и не царю было
хитрить друг с другом. Они-то оба хорошо знали, что Нессельроде
и не коварен и не изменник и что вообще винить в чем
бы то ни было горемычного канцлера все равно, что обвинять
карандаш, которым царь писал на докладах послов свои резолюции.

Николай не мог не усмотреть горького упрека в письме
•фельдмаршала. «С фронта французы и турки, в тылу — австрийцы;
окруженные со всех сторон, мы должны будем не
отойти, но бежать из княжеств, пробиваться, потерять половину
армии и артиллерии, госпитали, магазины. В подобном положении
мы были в 1812 году и ушли от французов только потому,
что имели перед ними три перехода»,— писал фельдмаршал
в приложенной к этому же письму от 22 апреля «всеподданнейшей
записке» о положении дел 14. И даже «не французы,

не англичане и не турки, а австрийцы и пруссаки нам всех опаснее
»,— настаивал фельдмаршал. А за этими строками читались
беспощадные вопросы: кто вызвал на поле битвы всех этих врагов?
Кто безумной неосторожностью доверил свои планы Англии?
Кто без тени смысла так долго дразнил Наполеона III и
этим облегчал ему в свою очередь успех его собственной провокационной
политики? И прежде всего — кто считал очевиднейшей
из аксиом гранитно-твердую «дружбу» Австрии и Пруссии;
и России?
Не было и не могло быть ответа на эти вопросы, да*
и незачем было на них отвечать. Николай знал, что фельдмаршал
давно уже сам себе на них ответил.


Это абсолютно верно. При самодержавии какую роль играли министры при царе с его абсолютной воастью? Да никакой. Что хотел царь, то они и делали.

Столь же важно отметить, что, в свете того, что тут пишет Тарле, Россия вовсе не случайно в Первой Мировой была в составе Антанты, и против Австрии - Пруссии.

Ответ царя Паскевичу:

Цитата:

В ответном письме царя раздражение и обида борются с
сознанием, что не от личной трусости Паскевич дает подобные
советы и что нельзя все-таки своему гневу давать волю, когда
пишешь человеку, никогда панических настроений не проявлявшему
и в личной дружбе и преданности которого царь ни разу
не имел повода усомниться. Но ощущает ли фельдмаршал такой
стыд от готовящегося провала предприятия, какой испытывает
ответственный автор? На другой же день помчался фельдъегерь
из Зимнего дворца с большим ответным письмом к Паскевичу.
«С крайним огорчением и немалым удивлением получил я
сегодня утром твое письмо, любезный отец-командир... Тем
более оно меня огорчило и поразило, что совершенно противоречит
тем справедливым надеждам, которые (ты — Е. Т.) во мне
вселил... из письма твоего не вижу ни одной уважительной причины
(подчеркнуто царем — Е. Т.) все изменить, все бросить
н отказаться от всех положительных решительных выгод, нами
не даром приобретенных». Неужели Паскевича напугало появление
неприятельских флотов у Одессы? Или появление французского
отряда у Кюстенджи? — вопрошает с горечью Николай.
«Право стыдно и подумать». Ни французы, ни англичане'
не могут раньше июня соединиться с Омер-пашой. «И при таких
выгодных данных мы все должны бросить даром, без причины
и воротиться со стыдом!!! (подчеркнуто царем, и ему же
принадлежат три восклицательных знака — Е. Т.). Мне, право,
больно и писать подобное. Из сего ты положительно видишь,
что я отнюдь не согласен с твоими странными предложениями,
а напротив требую (подчеркнуто царем — Е. Т.),
чтобы ты самым деятельным образом исполнил твой прежний
прекрасный план (подчеркнуто царем — Е. Т.), не давая сбивать
себя опасениям, которые ни на чем положительном не основаны.
Здесь стыд и гибель (подчеркнуто — Е. Т.), там честь
fr слава! А буде австрийцы изменнически напали, разбей их
4-м корпусом и драгунами. Ни слова больше, ничего прибавить
не могу». Николай приписывает к письму известие о том, что
«отражена» от Одессы попытка союзников напасть на нее.

«Чего ne ожидать от таких войск, когда есть решимость! Нет
невозможного. Ты так всегда вел дела, меня так учил, и твоих
уроков не забыл и не забуду. Теперь ожидаю от тебя, что ты сие
вновь докажешь к чести и пользе России и к новым лаврам на
твое чело». Больше всего раздражило царя именно второе письмо
фельдмаршала (от 22 апреля), полученное в Петербурге
спустя двенадцать дней после первого, 11 мая. «Со всею моею откровенностью
должен тебе сознаться, что твои мысли вовсе
(подчеркнуто — Е. Т.) не сходны ни с моими убеждениями, ни
с моею волею. Предложения твои для меня постыдны (подчеркнуто
— Е. Т.), и потому я их отнюдь не принимаю, ибо я этого
стыда на себя принять не намерен да и считал бы себя преступным
пред достоинством России, ежели бы я мог согласиться на
подобное. Ты болен, как мне пишешь, и вероятно в пароксизме
лихорадки мне написал то, что твоя твердая душа и зоркий ум
не поверят, когда ты здоров». Царь снова и снова опровергает
известия о близком выступлении Австрии против России. «Пора
и нам в свою очередь показать им, что мы их угроз не боимся,
а ежели бы и в поле осмелились идти на нас, тогда ты обязан
не бежать от них, как изъясняешь, а их разбить, на что у тебя
сил достаточно и притом русских свежих сил». Дальше идут
обычные для Николая советы такого общего содержания, которое,
как всегда в подобных случаях, граничит с бессодержательностью:
«Ты теперь под Силистриею,— удобно осадить — осаждай
по всем правилам и, собрав что можешь, т. е. 4 дивизии,
•при 3-х кавалерийских, выжидай, высунется ли Омер-паша с гостями,
да разбей, нет — довершай осаду» 15.
Разбей, возьми, победи... эти благие, хоть и очень уж лаконичные
советы должны были раздражать старого, больного, павшего
духом полководца, который все-таки был, при всех своих
недостатках, настоящим боевым генералом и хорошо знал истинную
цену подобным лаконичным поощрениям. В конце
второго ответного письма (от 11 мая) царь делает, все же, логический
вывод из создавшегося между ним и фельдмаршалом
полного несоответствия во взглядах. «Надеюсь, что этим — конец
противоречиям, будущее в руках бога, и я сему покоряюсь,
но требую от тебя (подчеркнуто — Е. Т.), чтобы ты исполнил
волю твоего друга и государя (подчеркнуто — Е. Т.). Ежели силы
твои нравственные и телесные делают тебе обузу эту сверх
сил, тогда скажи мне откровенно; командуя всем (подчеркнуто
— Е. Т.), твое место быть может там, где за лучшее сочтем,
ты не прикован к Дунаю, опасность везде теперь и присутствие
твое везде будет полезно».
Впоследствии, уже много времени спустя после смерти Пашкевича,
его памяти был брошен укор: почему он не ушел тогда,
когда у него окрепло твердое убеждение в неминуемом провале
461
Дунайской кампании? Никакие софизмы о невозможности бросить
армию и т. д. не могли иметь над пим силу после того, как
Николай, на этот раз вполне логично, предлагал ему уйти с командного
поста. Привычка к высшей власти в армии возобладала.
Он остался, по только не веря в победу, по решительно убежденный,
что кампания проиграна на Дунае безнадежно.
Прошло после этой тягостной переписки всего тридцать
пять дней — и Николаю пришлось уступить очевидности. За эти
пять недель европейский политический горизонт, непрерывно
менявшийся, предстал перед царем в еще более угрожающем
виде.

Отношения с Австрией ухудшались со дня на день. Чем
больше росло раздражепие и беспокойство царя, тем чаще он
начинал заговаривать о желательности восстаний среди славянских
подданных Турции и тем свободнее поэтому становились
речи и действия Блудовой, Погодина, Аксаковых.
Николай еще до посылки Моишикова, как мы видели, подумывал
о том, чтобы, возбудив восстание балканских славян,,
нанести Турции удар в тылу, когда русская армия будет идти
через Балканы на Константинополь. И уже тогда царский двор
избрал Антонину Блудову для связи со славянами и вообще для
информации царя по вопросу, можно ли извлечь какую-нибудь
пользу из связей славянофилов с болгарами, сербами, черногорцами.
В неизданном отрывке из воспоминаний Блудовой рассказывается
о встрече фрейлины с наследником престола Александром
Николаевичем в начале 1853 г. «Он подал мне руку и спросил:
кажется вы дали Якову Ивановичу (Ростовцеву — Е. Т.)
прочитать записку о восточном вопросе для России и славян? —
Я.— Кто ее писал? Я отвечала, что... Попов, бывший в Черногории
и хорошо изучивший историю и современный быт славян
турецких. Наследник продолжал: я читал эту записку, она замечательна,
я разделяю это мнение. Славяне, рано или поздно,
будут освобождены или нами, или против нас» 16. Всю весну
вожди славянофилов пребывали в восторженном ожидании. В их
искренности сомневаться по приходится.
А со своей стороны и по иным побуждениям придворные
льстецы и приспешники, учуяв, что раздражение царя после
возвращения Орлова из Вены больше всего направляется против
Австрии, делали все зависящее, чтобы забежать вперед
и широко развить агитацию в опасном направлении. Эта графиня
Блудова, придворная паиславистка, с полным одобрепп
ем относившаяся и к существованию крепостного права, и к
III отделению канцелярии его величества, и ко всей (без изъ-

ятия) тогдашней русской действительности, одним только была
весной 1854 г. недовольна: почему медлят объявить Австрии
войну? «Настоящую войпу будут всеми силами вести в Турции*
там наша честь, там наша польза, там все значение борьбы,—
и там-то всему мешает Австрия. Не объявляет себя прямо нашим
врагом, а держит сильное войско на всей границе и мешает
восстанию сербов и других славян, мешает и нам свободно
действовать в Валахии, потому что угрожает нашему тылу».
При всем ее беспокойном и юрком нраве, при вечной безответственной
словоохотливости, при постоянном мелькании при дворе
и в салонах, при озабоченной суетливости и возне с сербами и
болгарами, которых она мечтала водворить под скипетр Николая,
графиня Блудова была человеком, довольно экономно наделенным
от природы умственными средствами. Но она, конечно,
пе сомневалась в обратном, и именно поэтому, нарочно скромничая,
выражается так: «По моему темному суждению, т. о. по неразумному
инстинкту, кажется, лучшая ограда была бы для
нас — смелая политика и смелое действие военное идти вперед
с воззванием ко всем христианам и оставить лишь один корпус
на границе Трансильвапии, с тем чтобы, при первом движении
Австрии, объявить ей войну и тогда сама собою она распадется,
а в Сербию послать лишь одну бригаду артиллерийскую, так
сербы сами справятся с австрийцами и турками» 17. Это все она
писала в Москву Погодину, сигнализируя ему о том, что царю-
желательно от него услышать. Погодин, вдохновляясь этими
указаниями, стал писать свои «письма», которые доставлялись
царю той же Блудовой через наследника или через ее отца, графа
Д. Н. Блудова. И Николай благосклонно читал некоторые из
этих писем. В Австрии знали об этой придворной агитации, об
успехе этой агитации в Зимнем дворце, и раздражение там все
усиливалось. Французский посол Буркнэ в Вено, австрийский
посол Гюбнер в Париже и сам мипистр Буоль пе переставали
указывать Францу-Иосифу на растущую опасность дальнейшего
пребывания русской армии на правом берегу Дштая и особенно
ее возможного будущего движения на Балканы.
Мпого толковали о славянской конфедерации под главенством
царя. «Много было предложений, представленных п батюшке
и наследпику (Александру Николаевичу) через Ростовцева,
а Ростовцеву через меня»,— вспоминает графиня 18.
Замечу к слову, что па Льва Толстого эта придворная агитация
Антонины Дмитриевны производила отталкивающее впечатление,
и он посвятил графине две беглые строки в «Декабристах
», где говорит о Крымской войне: «Это было то время, когда
Россия в лицо дальновидных девственниц-политиков оплакивала
разрушение мечтаний о молебне в Софийском соборе»...
Погодин продолжал писать в Москве свои письма без адреса, в

рукописях расходившиеся по России. Эти письма впоследствии
появились и в печати, уже через много лет после смерти Николая,
а в 1874 г. вышли отдельной книжкой. Они, по-своему, очень
любопытны. Основное содержание позднейших писем — это, с
одной стороны, решительная и очень отрицательная критика
всего курса царской внешней политики, начиная с Павла и
вплоть до Крымской войны, политики реакционной интервенции,
поддержки тронов и алтарей, без малейшего смысла и
с очень большим ущербом для государственных интересов
России. А с другой стороны — «положительная» часть: одушевленные
призывы панславистского характера (у Погодина несравненно
более искренние, чем у Блудовой), приглашение
разрушить Турцию, а заодно уж и Австрию и «освободить» всех
тамошних славян. Есть страницы в этих писаниях, напоминающие
исступленный бред. Славяне как турецкие, так и австрийские
спят и видят, как бы им очутиться под благодетельным
скипетром Николая. Так, все «восемьдесят миллионов» славян
(по статистике Погодина) и предаются этим сладостным мечтам.
«Стали мы на Дунае, и стояли долго, переходить не решались;
но вот толкнул, наконец, кто-то в шею, и волей-неволей
перешли мы на другую сторону... А на другой стороне, смотрите,
бежит навстречу народ, с хлебом и солью, крестами и святой
водой. Вот ударил неслыханный четыреста лет колокол, раздался
первый благовест, вознесся первый крест над православною
церковью. Что же? Вы допустите, чтобы крест был снят?.. Нет,
это не может быть, и этого не будет! Следовательно, Болгария
свободна» 19 и т. д. Тут все без исключения — решительный
вздор и бредовая фантазия. И в Болгарии давным-давно православная
церковь была совершенно свободна, и на Дунае никакие
миллионы славян не бежали с хоругвями, и никто в царские
верноподданные попасть не мечтал, хотя освободиться от турок,
разумеется, желали твердо, и, например, болгарское население в
Варне смотрело па французов и англичап, стоявших там лагерем
от мая до августа 1854 г., как на врагов, приехавших помогать
султану, а на русскую армию — как на силу, которая может
поспособствовать превращению Болгарии в самостоятельное
государство.

«Мы перешли через Дунай, слава богу, и уже посылаются
болгарам колокола для церквей»,— ликуя сообщал Константин
Аксаков своему брату Ивану 20. И колокола для болгарских церквей
(где невозбранно и до тех пор трезвонили собственные болгарские
колокола) в качестве эмблемы освобождения и Николай
в качестве освободителя народов — все это возбуждало тогда в
этом наиболее чистом морально и наименее снабженном интеллектуальными
ресурсами из всех славянофилов один беспримерный
восторг. Но па самом деле не в колоколах была тут сила.

По существу план Николая — не возбуждать христианские
провинции Турции к восстанию, а только «пользоваться» этим
восстанием — оказывался совсем невозможным. И сам царь,
конечно, это понимал и пошел дальше первоначальных намерений.
Русские агенты были посланы в Сербию, в Черногорию, в
Болгарию. «Часто я говорю себе, что присутствие этих агентов
скорее вредно нам, чем полезно,— пишет Мейепдорф 1 апреля
1854 г. в Петербург,— и вот почему. Мы объявили, что не хотим
подстрекать эти народности против турок, но мы оставили за
собой возможность воспользоваться их самопроизвольным
подъемом (leur essor spontané). Но ведь там, где есть один из
наших агентов,— этот самопроизвольный подъем невозможен:
с этим агентом советуются, у него спрашивают, следует ли восстать?
Если он ответит: да,— это значит, что он дает толчок движению,
если он скажет: пет,— это будет значить, что он подавил
самопроизвольный подъем. Я кончаю эти размышления, повторяя,
что поддержка славянского населения не окажет нам столько
пользы, сколько война с Австрией прочит нам зла...» 21
После разрыва дипломатических отношений между Россией
и западными державами и питая уже вполне твердую уверенность
в близком объявлении войны России со стороны Англии и
Франции, австрийский министр Буоль усвоил себе почти угрожающий
тон в разговорах с Мейеидорфом. Он определенно жаловался
на пропаганду, которую ведут русские агенты в славянских
землях.
Изо всех сил в течение всей весны 1854 г. русекпй посол
Мейепдорф не переставал доказывать в Bene, что Николай вовсе
не стремится поднять славян против Турции. А ему в ответ
повторяли, что не могут этому опровержению поверить, и
приводили слова, сказанпые Орловым Францу-Иосифу и, что
еще важнее, собственные слова Николая (из письма, привезенного
Орловым австрийскому императору) : царь прямо писал,
что он пе позволит опять вернуть под турецкое иго христианские
народы, которые восстанут и присоединятся к нам.
А граф Орлов еще уточнял, что восстание этих христианских
народов необходимо произойдет, и последствием восстания
будет их независимость22.
Еще более усилилось раздражение Франца-Иосифа и Буо-
ля, когда лорд Эбердин опубликовал текст знаменитых разговоров
Николая с Сеймуром, происходивших в январе и феврале
1853 г. Публикация последовала в конце марта 1854 г.
В русских газетах было напечатало возражение правительства
на эти парламентские разоблачения, но это возражение не
показалось убедительным никому из европейских дипломатов.
Русское опровержение называет обвинение царя в захватнических
намерениях «несправедливым, чтобы не сказать бес-

совестным». Сеймур ее так понял государя: «...его величество
никогда не думал помышлять о каком-либо разделе, и тем
менее о разделе, составлением предварительно. Государь император
обращал внимание на будущее, а не на настоящее,
имел в виду одни случайности... Ile довольно того, что с умыслом
прекратили и исказили свойства и побуждения его объяс-
вешш: старались еще найти в них оружие против его величества,
усиливаясь уверить другие правительства, что государь
император в сем случае обратился особенно к АНГЛИИ ПО ТОЙ
причине, что ставил пи во что их мпения п выгоды». Это опровержение
не имело пикакого успеха, ему не поверили. Больше
всего раздражена была Австрия именно таким полным
пренебрежением к ее силам и ее интересам, какое обнаружил
царь в разговорах с Сеймуром. «Злоупотребление великодушной
доверчивостью, которой оцепить не умели» (так характеризует
Нессельроде опубликование бесед Николая с Сеймуром),
принесло враждебной РОССИИ коалиции большую пользу.
Оно ускорило ту дипломатическую эволюцию, которую
уже и до тою определенно совершало австрийское правительство,
все более и более сближаясь с Англией и Францией.
Очень ловко и издавна обдуманный удар, нанесенный
Николаю Эбердипом, опубликовавшим внезапно эти старые
донесения Гамильтона Сеймура, причинил серьезный вред
всем усилиям Мейепдорфа удержать Австрию от враждебного
дипломатического выступления.
4
20(Cool апреля 1854 г. в Берлппе был подписан оборонительный
и наступательный военный союз между Австрией и
Пруссией. Иначе и пельзя назвать это «соглашение», и так его
дипломаты и назвали с самого начала. Уже 8 мая н Вене состоялось
под председательством императора Франца-Иосифа совещание,
в котором участвовали Буоль, генерал Гссс и министр
финансов. На совещании было решено послать в Галицию и
Буковину два армейских корпуса. «Политический вопрос разрешен,
остается военное исполнение»,— сказал Франц-Иосиф.
А спустя несколько дпей в венской «Официальной газете»
был опубликован приказ императора о призыве под знамена
95 тысяч человек и об отправке войск к северо-восточным п
юго-восточным границам Австрийской империи 23. Затем, уже
в первой половине нюня, быстро следовали события, прямо
ведшие к ликвидации Дунайской кампании. Австрия заключила
с Турцией две конвенции: согласно одной, австрийцы получали
право временно запять Албанию, Черногорию и Боснию;
согласно другой, Турция приглашала Австрию занять Дунайские
княжества.

Наихудшие опасения Паскевича сбывались.

В Петербурге заключение этой конвенции между Австрией
и Пруссией было принято как тяжкое дипломатическое поражение.
По, кроме какого-то беспомощного лепета, царь от
своего канцлера по этому поводу ничего не услышал.
Все ничтожество Нессельроде сказывается не в потах и
меморандумах, в появлении которых он играл роль не автора,
а писаря, не канцлера, а канцеляриста; оттого эти ноты и
другие русские дипломатические докумепты были по-своему
с чисто технической, так сказать, стороны вовсе не так плохи.
Индивидуальные черты этого бессменного, тиипчпейшего иа
министров Николая I можно лучше всего подметить в той его
переписке, которая хоть и трактует о дипломатических делах,
по имеет характер более непринужденный, менее официальный.
Вот как изливает свою душу российский канцлер
в письме к русскому послу в Bene Меиепдорфу,— а ведь дело
происходит тогда, когда уже Россия в войне с тремя державами
и не сегодня-завтра к ним примкнет и Австрия: «Я вам
скажу, что может быть, впервые в моей жизни миой овладело
чувство ненависти и мести. В продолжение сорока лет государственной
службы я посвящал свои усилия главпым образом
скреплению союза с Австрией. Я был почти одинок здесь
в деле поддержки этого союза, на который я всегда смотрел,
как на самый полезный, самый соответственный интересам
обеих империй. Вам известно, что в пашем обществе мало симпатии
к австрийцам. Поэтому вы поймете, что я живо ранен в
сердце, видя, что мои постоянные усилия разбиваются о недобросовестность
и нелепость, которые в Вене восторжествовали
над лояльной и грандиозной политикой» 24. Кроме этих ненужных
словоизвержений, ничего от канцлера в этот опаспый момент
нельзя было ожидать.

Не без больших усилий удалось Австрии склонить прусского
короля к подписанию копвеиции 20 апреля 1854 г.


В Варне были не "болгары" - о которых врёт Тарле - а ГРЕКИ. И это отражено во ВСЕХ источниках того времени. Именно греки Варны боролись против англо-французских союзников Турции в городе Варна.

Комментарий по поводу Нессельроде в значительной мере ясно показывает, насколько российские политики первой половины 19 века - будь то Каподистрия или Нессельроде - были довольно незначительными, невзрачными людьми, на фоне многих европейских политиков того времени - Талейранда, Наполеона, Кетльри, Каннинга, Абердин. И даже Меттерниха - несмотря на массу глупостей, которые он говорил и делал (из недопонимания того, чего требовал исторический момент).

Характерный бред славянофила (по сути панслависта) Константина Аксакова:

Цитата:

«Мы получили известие, что осада Силистрии снята и что
наши войска переходят на левый берег Дуная. Что сказать?
Это известие как громом поразило всех русских и покрыло их
стыдом. Итак, мы идем назад за веру православную. Если это
движение недоверения (sic — E. Т.) против Австрии, если мы
выходим из княжеств, уступаем, отказываемся от святой брани,
то со времени основания России такого стыда еще пе бывало,
нас побеждали враги, а не собственный страх наш. А теперь!
Ни одного настоящего сражения в европейской Турции еще не
было, мы нигде не были разбиты... Мы выступаем из Болгарии,
но что же станется с несчастными жителями, что будет с крестами,
воздвигнутыми на православных церквах болгарских?.*
Россия! Ты оставляешь бога и бог тебя оставит... ты отвергаешь
налагаемый от него на тебя подвиг защиты святой веры,
избавления страждущих братьев, и гром божий грянет над
тобой, Россия!» 68


Цитата:

Летом 1854 г. Николаю I было доставлено очередное рукописное
письмо Погодина, в котором московский правый славянофил
восставал против мысли, что от войны может во враждебных
пам государствах выиграть революционная партия.
496
«Да полно, революционная ли? Болгаре и сербы и прочие славяне
имеют такое же полное и законное право восстать против
турок, какое имели греки, какое имели мы восстать против
татар. Австрийцы с турками имеют только то различие, что исповедуют
христианскую веру, а поступают с своими покоренными
славянами в отношении к вере и языку, то есть в отношении
к самым драгоценным и священным чувствованиям человека,
гораздо хуже турок. Наши политики, если не подкупленные,
то близорукие..., закричат, что наша политика переменяется!
Да она и должна перемениться, даже не по нашему
выбору, а по собственной вине наших врагов... Нам ничего не
остается больше, как обратиться к народам...» 73


Сегодня кое-кто тоже к народам всё норовит обращаться. И бредит про "предательские правительства". Мол, не народы виноваты, а правительства в том или этом. Но при этом - даже не отказываясь "наказывать" народы за грехи их правительств...

Там же, об очередной лжи царя Паскевичу, и разбивании иллюзий царя о Силистрии:

Цитата:

Царь подбадривает
и себя самого и фельдмаршала: «Ежели война с австрийцами
будет неизбежна, ты в совокупности сил своих найдешь
возможность и случай приобресть новую неувядаемую
славу, горько наказав вероломных и неблагодарных подлецов
» 60. Передает он тут же с явной целью поддержать падающий
дух Паскевича одно (лживое) известие, которому спешит
поверить: «Сегодня же получены любопытные сведения о положении
союзных войск, они почти без артиллерии и кавалерии,
а тем менее снабжены обозом и потому вряд ли появятся
на Дунае» 61.
Да и как было верить такой нелепой выдумке, как прибытие
англо-французских войск в Варну без артиллерии, без кавалерии,
без обоза?
Уже спустя пять дней, 6 (1Cool июня, император
узнал от Паскевича, что армия Омер-паши в Силистрии пе
только гораздо сильнее, чем у нас предполагали, но что две
•французские и одна английская дивизии благополучно высади-
487
лись в Варпе и могут в любой момент пойти на выручку Омер-
паши. «Нельзя не жалеть, что осада Силистрии, вместо обещанной
скорой сдачи крепости, приняла столь невыгодный оборот».
С этим Николай уже хочет примириться и все-таки цепляется
за несбыточные иллюзии. Он понимает, что осада уже не может
удаться «и тогда положение армии нашей за Дунаем будет без
пользы опасное» («без пользы» подчеркнуто царем). Царь уже
знает, что Паскевич покинул театр военных действий, уехал
в Яссы и передал командование Горчакову, но чего требовать
от Горчакова, какие ему указания давать,— этого Николай не
знает. Никогда он полководцем не был, ни малейших дарований
в этой трудной области не обнаруживал и растерянно спрашивает
Паскевича: «Ты верно снабдил Горчакова подробными
наставлениями, как ему следует по твоему мнению действовать
в разных предстоящих случаях». Ничем таким Паскевич Горчакова
не «снабдил», да и возможное ли это дело — давать указания
главнокомандующему «на разные предстоящие случаи?»
Значит, осаду с Силистрии нужно снять и повернуть все силы
против австрийцев.
Что означает снятие осады с Силистрии в непосредственном
своем значении на театре военпых действий, это Николай сознавал
очень хорошо. «Нельзя не жалеть о снятии осады Силистрии,
сколь оно не вынуждепо было замыслами Австрии.—
Последствия будут весьма неприятны, подняв дух турок, уронив
дух наших, напрасно истративших столько храбрости и
трудов.— Да притом, и что главное, развязав руки союзникам,
опять обратиться к исполнению свопх высадок, в особенности
в Крыму, куда вероятно все их усилия теперь обратятся»,—
так писал царь Паскевичу 14 (26) июня, еще только предположительно,
еще не зпая, что Паскевич уже поспешил воспользоваться
данным ему от царя разрешением и что снятие осады —
совершившийся факт62.

17 (29) июня 1854 г. к Николаю прибыл фельдъегерь из Ясс
с письмом от фельдмаршала от 12 (24) июня, извещавшим о
снятии осады с Силистрии. Николай был удручен, потому что
понимал убийственное впечатление, которое будет этим актом
произведено. «Итак да будет воля божия! Осада Силистрии снята.
Крайне опасаюсь, чтобы дух в войсках не упал, видя, что
все усилия, труды и жертвы были тщетны и что мы идем назад,
а зачем?— и выговорить не смеем. Надо, чтобы Горчаков и все
начальники хорошо растолковали войскам, что мы только временно
отступаем (подчеркнуто царем — Е. Т.), дабы обезопаситься
от злых умыслов наших соседей.— Это слишком
важно» 63.

_________________
Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
andy4675
Местный

   

Зарегистрирован: 10.09.2012
Сообщения: 6302
Откуда: Греция

СообщениеДобавлено: Пн Апр 10, 2023 7:38 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

7/19 марта 1854 года Османская империя выдвинула Греции ультиматум, чтобы она подавила греческий мятеж в Эпире, дав ей на ответ 48 часов. В противном случае Турция угрожала Греции разрывом отношений. 8 марта Великие Державы общей нотой предлагали Греции принято условия Турции. Получив отказ, Турция 10 марта разорвала отношения с Грецией, и в тот же день турецкий посол покинул Афины.
_________________
Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
andy4675
Местный

   

Зарегистрирован: 10.09.2012
Сообщения: 6302
Откуда: Греция

СообщениеДобавлено: Пн Апр 10, 2023 11:45 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Эпаминонд К. Кирьякидис, "История современного греческого элемента. От основания Греческого королевства до наших дней, 1832 - 1892 годы", Афины, изд. Королевская импография Н. Г. Инглесиса, том 1, стр. 658 - 659:

Цитата:
Когда 2 февраля (1854 года) в Афинах было объявлено, что какой-то повстанческий отряд Эпира, преслкдуемый турками, получил подмогу пограничника, греческого офицера СкилодИмоса и находившихся там пограничников, которые обратили турок в бегство, ПИликас, пав духом от ожидавшихся последствий, прибыл с ПревелЕнгием, чтобы изложить королю, что подобное положение было опасным, и что пока сохраняются отношения с Турцией, честь требует, чтобы греческие солдаты оставались вне всяческого вмешательства. Королева, приняв их, тогда как король недомогал, услышала их речи, и красная от своего энтузиазма поднялась, с ангельским образом в своей гордой позе, и будучи урашенной наполненными ею чувствами, благородная королева рекла: "Европа дала Отону трон Греции лишь с тем, чтобы иметь его простым органом своих интересов; но она обманулась; Отон отождествил свою судьбу с судьбой Нации, а Нация имеет великую миссию на Востоке, и эту миссию полностью воспринял Отон, пусть даже и с угрозой для себя. Господин Руан не постеснялся сказать нам, что король, имеющий иную веру, кроме православия, не должен был вмешиваться в борьбу, и что, если он боится национальных чувств, то правительство Наполеона готово оказать ему помощь, отправив армию для его обеспечения! ... Мы имеем силу на Востоке, Отон сильнее всех... Державы боятся; вот почему они заботятся о нас; поэтому посол Турции ещё не отбыл; они боятся, как бы Король не встал во главе мятежа и не вышел наружу; единственное, что спасёт Греческую Нацию, это успех мятежа; итак, пламя, пламя везде!" - и, сказав это, она покинула жестом двух министров и, вне себя от восторга, вышла из зала(1).

1. Из неизданных мемуаров тогдашнего министра правосудия ПИликаса, которому и были сказани эти слова. ...


Там же, стр. 660 -662:

Цитата:
В отвнт на это блистательное окружное послание Нессельроде, подталкиваемая Англией и Францией, Порта через своего посла в Афинах Несет-бея обратилась 7/19 марта с ультиматумом к греческому правительству, требуя 1-е созвать в течении десяти дней своих офицеров, принимающих участие в мятеже вернуться в Греции и подвергнуться суду и быть наказанными согласно закону, в случае же их неповиновения объявить им, что их оплачивание прервётся, и что они будут строгим образом наказаны; 2-е воспрепятствовало всяческим поставкам вооружений, и чтобы она не дорустила, чтобы вооружённые орды переходили границы, и наказала чиновников, которые бунтуют народ против соседнего государства; 3-е, чтобы оно осудило и провозгласила супротиву интересов Греции занимающимися политикой "тех, которые обходят улицы и стучат во все двери для сбора добровольных взносов" в пользу мятежников; 4-е, чтобы оно предприняло всё, что допустимо законом, чтобы умерить пыл (русофильской газеты) "Эон" и других греческих газет, готорые распаляют настроения; и 5-е, чтобы оно предоставило уверения В. Порте, что оно проведёт доследование, чтобы найти того офицера, который открыл тюрьмы Халкиды и вооружил злодеев (1). И посол завершал угрозой, что если через 48 часов "до захода солнца во вторник 9 марта греческое правительство не предоставить удовлетворительного ответа на требования Порты, он вынужден востребовать свои паспорта, также как и для других лиц посольства". На другой день после этого ультиматума послы четырёх Держав направили подобным же образом к греческому правительству ноту, советуя принять турецкие требования, о чём именно и заседало правительство с королём утром 8 марта. ... Ответ греческого правительства, который был отправлен к османскому послу при заходе солнца 9 марта, выглядел примерно следующим образом: требование отзыва офицеров, поспешивших на помощь для усиления повстанцев излишне, поскольку они подали в отставку, и следовательно вовсе не получают оплаты, и не являются частью греческой армии; что правительство позаботится о том, чтобы было воспрепятствовано поставкам вооружений мятежным ордам, и постарается, насколько её силы позволяют, воспрепятствовать этим вывозам; что отдаётся приказ о проведении доследования в отношении указанных в турецкой ноте чиновников; что оно никакой трудности не чувствует в том, чтобы через свои официальные органы объявить несовместимыми с дружественными отношениями двух стран добровольные сборы в пользу мятежников; что оно попытается согласно с законами государства умерить пыл газет; что, наконец, был отдан приказ о проведении дознания относительно случившегося в Халкиде, и что из дознания доказано, что офицеры не только были невиновны, но они и с угрозой для себя попытались призвать к порядку отвлечённых от своих обязанностей солдат". Однако этот умеренный ответ не удовлетворил; посол Нессит-бей утром следующего дня, 10 марта, отбыл в Константинополь, разорвав отношения, а через несколько дней отбыл и из Константинополя посол Греции А. Метаксас. Тогда Порта прогнала греческих граждан из Османской империи, и воспрепятствовала находившимся под греческим флагом кораблям приближаться к портам, либо появляться в её морях. Против этих мер протестовало греческое правительство через под датой 5/17 апреля своё окружное послание...; в конечном же счёте оно и отозвало верительные грамоты турецких консулов, и препятствовало приближению к греческим портам кораблей под турецким флагом, и воспретило пребывание в Греции османских подданных-мусульман, а затем мера была распространена и вообще на всех османских подданных.

1. Правдой является то, что ЛеоцАкос забрал с собой некоторых заключённых за долги, а не злодеев, как провозглашали послы.

_________________
Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
andy4675
Местный

   

Зарегистрирован: 10.09.2012
Сообщения: 6302
Откуда: Греция

СообщениеДобавлено: Пт Апр 14, 2023 5:27 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

"Международные отношения на Балканах. 1830 -1856 гг.", отв. ред. В. И. Виноградов, АН СССР, Институт Славяноведения и Балканистики, Москва, изд. "Наука", 1990, гл. 5 ("Крымская война и Юго-восточная Европа"), часть 3 ("Греция"), стр. 285:

Цитата:
Настроения в Греции вызывали беспокойство правительств западных держав, и они пытались повлиять на греческое общественное мнение. Во Франции и Англии были опубликованы общественные сборники, содержавшие документы о политике России в Восточном вопросе - тенденциозно интерпретируемые или прямо фальсифицированные. В одном из таких сборников, изданных в Англии на греческом языке, давалась искажённая версия переговоров между Николаем I и британским послом в Петербурге Г. Сеймуром в начале 1853 г. Во введении к сборнику утверждалось, что главным врагом Греции является не Османская империя, а Россия117. Агенты западных держав в своей устной пропаганде в Греции также использовали жупел "русской" и "славянской угрозы". При этом давалось понять, что западные державы не будут противиться и осуществлению мегали идеа, если греки примкнут к их лагерю. В одном из своих донесений российский посланник Персияни вкладывал в уста западных пропагандистов в Греции такие рассуждения: "Наши правительства не хотят, чтобы прекрасные края, составляющие владения султана, навсегда остались бы турецкими, но они не хотят также, чтобы их население было поглощено русским элементом. Они желают лишь, чтобы Оттоманская империя распалась сама собой и чтобы на её обломках возникло сильное государство, способное служить оплотом против России". Дипломат заявлял, что громадное большинство нации не верит западным державам и все надежды на улучшение своей участи связывает с Россией118.

117. Виноградов В. Н., "Великобритания и Балканы. От Венского конгресса до Крымской войны", М. 1985, с. 311.

118. И. Э. Персияни - К. В. Нессельроде 3 (15) июля 1853 г. // АВПР. Ф. Канцелярия, 1853 г., Д. 1, Л. 249 - 250.



Этот текст (более или менее повторяемый Григорием Аршем) требует подробного рассмотрения излагаемых в нём тезисов, на предмет состоятельности излагаемых в нём фактов. В частности - автор отрицает правдивость публиковавшихся Форин офисом дипломатических донесений и документации. Это при том, что я ПОНИМАЮ, какие именно документы он оспаривает - он оспаривает слова Николая Первого Сеймуру о Греции (будто император никогда не позволит, чтобы Греция получила Константинополь, как он не дозволит и того, чтобы Греция стала могущественным государством). Также, как я вполне в курсе и о том, что СОВРЕМЕННИКИ (я имею в виду при этом даже россиян, публиковавших собственные исследования) не оспаривали правдивости этих слов императора. И это при том, что ещё с начала 1826 года было известно, каким именно образом относился к Греческому вопросу как к таковому.

Впрочем, не суть. А суть в том, что - что бы там ни писали по этому поводу Григорий Арш или Владилен Виноградов - Российская империя И В САМОМ ДЕЛЕ была ПО ФАКТУ против присоединения Константинополя Греции. Также, как она была жизненно заинтересована и в том, чтобы на Балканах не возникло сильной Греции - которая могла бы стать альтернативным в сравнении с Россией полюсом притяжения порабощённого православного населения Балкан. Россия не могла допустить, чтобы на Балканах возникло сильное государство, которое бы стало проводить независимую политику.

Правда, это не грех одной лишь России - так вели себя вообще все Великие Державы - но и Россия, с особенной методичностью и постоянством, отрицала полную субъектность малых государств Балкан - начиная с Греции, которая первой обрела свою независимость. Именно в этом и заключалась суть попыток России сколотить (в том или ином виде) концерт Великих Держав - как узкий круг, который бы решал судьбы мира, и ставил бы малые страны перед фактом принятия ВМЕСТО НИХ международных решений. Это было и в Вене, и позже. Да и что? Разве Ялтинско-Потсдамский миропорядок - нечто иное, нежели то же самое? Разве там - не произошло разделение мира на сферы влияния? Разве Совбез ООН - это о чём-то ином? Или там нет постоянных членов, занимающих особое место в принятии решений в отношении всего мира?

Разве подобное деление земли на мир нескольких скоростей, и учреждение неравноправия между жителями одних стран относительно иных - это справедливо? Честно? Правильно? Разве это - не преступление, гарантирующее продолжительность и глубину влияния одних стран внутри других? К примеру - какое отношения имеют Россия, Китай или США к Балканам? Да никакого. Но у каждой из этих стран тут огромное влияние. А каково влияние Греции или Болгарии на Россию или Китай? Да никакого... И что? Это справедливо?

А как послушать Владилена Виноградова или Григория Арша - то подобный миропорядок (который и защищала Россия в 19 века всем своим "я") - это не просто образец справедливости, а вообще самое справедливое и естественное, что вообще может существовать в этом мире.

Это нормально?
_________________
Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
andy4675
Местный

   

Зарегистрирован: 10.09.2012
Сообщения: 6302
Откуда: Греция

СообщениеДобавлено: Пт Апр 14, 2023 6:19 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Инцидент между Союзниками и греками (предположительно теми, кого ныне именуют "гагаузами") в Варне:

"The Crimean War", Alan Palmer
Dorset Press, New York, 1987

Цитата:

On the evening of that same 10 August on which Lord Aberdeen's
son had wished his regiment had gone forward to the Danube, Varna
was afflicted by the second chronic scourge of campaigning in Eastern
Europe. There was a strong inshore wind that Thursday, blowing sand
and dust through the improvised bars and cafes which were springing
up in the lower part of the little town. At seven in the evening, as Saint-
Arnaud was riding back from visits to the hospitals, he saw a column of
smoke rising from one of the narrower streets; soon the whole quarter
was on fire. As at Smolensk and Moscow in 181 2 and Salonika in 191 7,
the French authorities claimed that enemy agents had started the
blaze, which they believed flared up 'in four places at once', and a
senior British officer told his wife, with approval, that the French had
bayoneted to death five Greeks thought to have been arsonists. But,
despite rumours which spread through the camps, the fire seems to
have begun in a shop used by the French as a liquor store and may well
have been started by a drunken soldier knocking over an oil lamp. After
several rainless weeks the low, wooden buildings - many of them little
more than shanties - were tinder dry; and for five hours Varna blazed
like a copse caught in a bush fire. Such allied encampments and
hospitals as remained in the vicinity of Varna were not themselves in
danger, for they stood on higher ground, away from the town. But at
one moment sparks threatened the three powder magazines - Turkish,
French and British - which were placed thoughtlessly close to each
other, near the waterfront. Seamen from the vessels off-shore fought the
flames throughout the night. 'Ten times I was near despair', Marshal
Saint-Arnaud wrote to his wife, back at Yenikoy; but at three in the
morning the fire was under control, and by dawn only the embers were
smouldering. Lord Raglan was at Balchik Bay with the fleet that night;
he returned to find that a warehouse full ofboots and a cookhouse full of
biscuits had gone up in smoke, and a third of the town lay in ruins."

_________________
Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
andy4675
Местный

   

Зарегистрирован: 10.09.2012
Сообщения: 6302
Откуда: Греция

СообщениеДобавлено: Пт Апр 14, 2023 8:48 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

О. Е. Петрунина
ГРЕЧЕСКАЯ НАЦИЯ И ГОСУДАРСТВО В ХѴІІІ-ХХ вв.
Очерки политического развития
УНИВЕРСИТЕТ
книжный дом
Москва
2010

Цитата:
Б 1852 г, под давлением Франции Порта отдала
предпочтение католикам. Этот шаг вызвал противодействие России. В 1853 г. в Константинополь был направлен князь Меньшиков, миссия которого провалилась. Меньшиков был сторонником войны с Турцией. Поэтому параллельно с переговорами
с Портой он вел переговоры с греческим посланником Метаксасом о возможном участии Греции в войне на стороне России.
В самой Греции общественное мнение, настроенное еще Колеттисом на близкое
осуществление «Великой идеи», только ждало благоприятного момента. Добровольческие отряды были наготове и тайно поддерживались королем. Греческая печать вела усиленную антитурецкую пропаганду. Эти настроения подогревались уже известными нам пророчествами1: содержащиеся в них даты легко интерпретировать
как указание на четырехсотлетнюю длительность османского владычества над Константинополем1 2. Этот срок истекал как раз в 1853 г. Однако принять открытое участие в военных действиях Оттон все же не решился: от посланников в Лондоне и Париже поступали тревожные сигналы3.
Но неофициально Греция с началом Крымской войны выступила союзником России. После начала военных действий между Турцией и Россией из Греции на территорию
Османской империи стали проникать вооруженные отряды, которые возглавлялись
офицерами греческой армии, формально подавшими в отставку. Эти отряды стали ядром антитурецких восстаний в Эпире, Фессалии и Македонии. Б Эпире отрядам
Дмитрия Караискакиса (сына героя революции 1821 г. Георгия Караискакиса), Кицоса Дзавеласа и другим удалось взять под контроль значительные территории между Яниной и Артой. Но осада Арты не увенчалась успехом. В январе 1854 г. штабом
повстанцев в Эпире было издано воззвание, где говорилось о том, что нынешнее восстание — продолжение революции 1821 г,
В феврале 1854 г. восстание распространилось на Фессалию. Среди греческих офицеров, руководивших им, был Дмитрий Гривас (сын Федора Гриваса). Вскоре повстанцы одержали крупную победу при Каламбаке, разбив значительно превосходящие
силы турок. Б результате под контролем греков оказалась вся фессалийская равнина. Б Македонии события с самого начала развивались менее успешно. Одним из инициаторов восстания здесь стал уже известный нам Дзамис Каратасос, адъютант королевы Амалии. Отряд Каратасоса в 1 тыс. чел. был разбит превосходящими силами
турок, и остатки повстанцев были вынуждены укрыться на Афоне.

1 См. главу «Баварское правление».
2 Напр.: О АуабЛууДоі;. Оі лросргуге^ той ую то рШдѵ тсоѵ еѲѵсоѵ кш тг|д EXVaSoi;. ѲеашЛо- ѵікг], n. d. Ke<p. A'. E. 13.
3 См.: DriautE. La Question d’Orient depuis des origines a nos jours. P., 1912.


Таким образом, на первом этапе события в Эпире и Фессалии развивались успешно
для греков. Но для закрепления успеха необходима была помощь греческого государства.
И оно ее оказывало, насколько это было возможно в условиях нейтралитета. Однако уже в марте 1854 г. османский посланник в Афинах при поддержке Англии обратился с нотой к греческому правительству. В ней содержались требования отозвать
и предать суду греческих офицеров, незаконно действовавших на территории Османской империи, прекратить поставки продовольствия и вооружения повстанцам,
положить конец антитурецкой пропаганде в печати. В то же время Наполеон III лично направил Оттону письмо, в котором говорилось, что всякое выступление Греции против Порты будет приравнено к выступлению против Франции1.
Оттон не дал туркам удовлетворительного ответа. Тогда Порта отозвала из Афин своего посланника и выслала из Турции греческих граждан. Греческий посланник покинул Константинополь. Однако под давлением Англии и Франции греческому правительству пришлось пойти на уступки, которые имели трагические последствия для судеб восстания в Эпире и Фессалии. Повстанцы перестали получать помощь из Греции, в то время как турецкие войска получили подкрепление. В результате антиту- рецкие восстания в Эпире и Фессалии были подавлены.
До последнего времени считалось, что эти восстания были подготовлены и осуществлены
самими греками без поддержки каких-либо других государств. Недавно американский исследователь Л. Фрери выдвинул предположение, что за этими восстаниями
стояла Россия. Более того, он полагает, что в годы Крымской войны произошел
кардинальный поворот в российской внешней политике: традиционный охранительный
курс был оставлен и Россия перешла к политике поддержки ирредентистских устремлений балканских народов1 2. Однако оба эти утверждения трудно пока считать достаточно обоснованными. Приводимые их автором цитаты из российских архивных документов, достоверно свидетельствующие о поддержке Россией выступлений греков,
датируются не ранее чем февралем 1854 г.3 Поскольку речь идет об инструкциях из Петербурга, то российским посланником в Афинах они были получены еще позже. К этому времени восстания греков были уже в полном разгаре. Никаких сведений о том, что Россия имела отношение к их подготовке и организации, исследователям пока обнаружить не удалось. Ответ на вопрос о том, почему в Петербурге в это время отказались
от традиционной линии, осуждающей такого рода действия, также довольно прозрачен, если вспомнить о развитии событий на международной арене. Вступление в войну Англии и Франции на стороне Османской империи превратило локальный русско-турецкий конфликт в общеевропейский. Это обстоятельство, а также враждебный
нейтралитет Австрии привели к международной изоляции России. В этой ситуации
для российской дипломатии вполне естественным был поиск новых союзников. В качестве одного из них рассматривалась Греция, которой и была обещана поддержка ее внешнеполитической линии. Фактически эту поддержку греки получили уже в условиях
давления со стороны Англии и Франции. В данном случае вполне уместно говорить
о политическом маневре со стороны петербургского кабинета, но делать вывод о кардинальной смене внешнеполитического курса было бы преждевременно.

1 См.: Dakin D. Н тотснрот] тг]? ЕХ\я8сц, 1770-1923. АѲгрлі, 1989. X. 135.
2 См.: Frary L. Russian- Greek Relations during the Crimean War / / Slovo. ѴЫ. 21. No. 1, Spring 2009. P. 17-29.
3 Cm.: Ibidem. P. 26-27.


В апреле 1854 г. Англия и Франция ужесточили свои требования к Греции. Они потребовали смены правительства; возлагая на действующее греческое правительство вину за организацию восстаний на территории Турции. Но король Оттон игнорировал
эти требования. Тогда 14 мая в Пирее был высажен англо-французский десант, фактически
оккупировавший столицу (до 1857 г.). В этой ситуации Оттон был вынужден отступить. Новое правительство возглавил Маврокордатос. Оно получило название оккупационного.
Оккупация была воспринята греческим населением как национальное унижение. К тому же французские солдаты занесли в Пирей эпидемию холеры1.
В связи с этим население враждебно относилось и кправительствуМаврокордато- са. Но оно того не заслуживало. Маврокордатос принял все возможные меры, чтобы смягчить условия оккупации. Ему удалось ограничить передвижение иностранных солдат, а потом и вовсе «запереть» их в Пирее. Пресекались взаимные провокации между греками и оккупационными войсками. Одновременно пришлось идти на уступки.
Добровольческие формирования были распущены, но участвовавшие в восстаниях
греческие офицеры были вновь приняты на военную службу. Это был шаг, направленный и на восстановление отношений с Турцией, что было особенно важно, когда наметилось поражение России.
Мы уже говорили о том, что революция 1843-1844 гг. устранила препятствия на пути создания внешнеполитической доктрины страны. Ее разработка велась в годы пребывания у власти Колеттиса, а инцидент Мусуроса стал первым ее проявлением. Политика греческого правительства накануне и в годы Крымской войны позволяет говорить о том, что в этот период у Греции уже имелась собственная внешнеполитическая
доктрина. Фактически она была сформулирована еще в 1848 г. в т. н. меморандуме
Маврокордатоса1 2. Попробуем составить представление о ее характере и составных элементах.
Ключевым понятием для ее осмысления является «Великая идея».

...

Другим внешнеполитическим приоритетом, тесно связанным с первым, можно считать укрепление позиций Греции на международной арене, с тем чтобы превра-

1 Обстановка в греческой столице в то время ярко описана в рассказе А. Пападиамандиса «Холерная»: Пападиамандис А. В тоске по родине. М., 2001. С. 113-118. Также см.: Дряуои- рц? N. Іоторікяі AvapW|(T£u;. Т. 2. Z. 168-170.
2 См.: Драуоирт]? N. Ісгторікяі яѵярѵг|0іе?. Т. В'. X. 117-129.


тить ее не только юридически, но и фактически в полноправного члена международного
сообщества.

Отсюда вытекали и тактические задачи внешней политики в 1840- 1850-е гг.: присоединение
не всех, но некоторых провинций Османской империи. В их число включались
Фессалия, Эпир, Македония и Крит1. На большее нельзя было рассчитывать потому, что у Греции не было сил не только для присоединения других территорий, но даже для их удержания. Другой своей тактической задачей греки считали ослабление
Османской империи и власти султана1 2. Достижение поставленных целей мыслилось
путем использования двух средств: военной силы и дипломатической поддержки великих держав. Чтобы заручиться последней, необходимо было провести соответствующую
обработку общественного мнения, используя периодическую печать этих стран3. В связи со слабостью греческой регулярной армии большие надежды возлагались
также на партизанское движение греков пограничных провинций4. Среди последних
предполагалось не только создавать подпольные вооруженные организации, но и вести просветительскую работу5. Таким образом, «Великая идея» как внешнеполитическая
доктрина в 1840-1850-е гг., т. е. во второй период царствования Оттона, представляла собой концепцию внешней экспансии.
Любопытно, однако, что уже в меморандуме Маврокордатоса среди средств достижения
поставленных целей мы находим и нео бходимость решения ряда внутренних задач
греческого государства, т. е. зачатки будущей концепции «органической работы», К числу этих задач относится урегулирование отношений с Константинопольским патриархатом, развитие торговли (в том числе при помощи заключения торгового соглашения с Портой), техническое переоснащение армии и флота, повышение образовательного
уровня офицеров6.
Некоторые намеченные в меморандуме задачи были вскоре выполнены. Отношения между Элладской церковью и Константинопольским патриархатом были урегулированы еще до Крымской войны. Разорванные в ее начале дипломатические отношения с Портой были вскоре восстановлены. А 27 мая 1855 г. было подписано греко-турецкое торговое соглашение, действовавшее до 1897 г. и имевшее огромное
значение и для греков Османской империи. Согласно этому документу Греция получала в Османской империи равные с другими державами экономические права. На нее был распространен и режим капитуляций7. Это соглашение способствовало численному росту греческого городского населения Османской империи, которое существовало преимущественно за счет торговли, а также его экономическому процветанию.
Вторая половина XIX в, — время нового экономического подъема среди греков Османской империи и диаспоры. В отличие от предшествующего периода, когда греки диаспоры с недоверием относились к греческому государству, в это время
наблюдается новый всплеск меценатства, в особенности среди александрийских и российских греков: Г. Авероф спонсировал постройку названного его именем крей1

1 См.: Драуобрг]? N. Ісгторікаі аѵарѵцоте;. Т. В'. X. 120.
2 См.: Драуобрг]? N. Ісгторікаі аѵарѵцоте;. Т. В'. АѲгуѵа, 1973. X. 118.
5 См.: АитоѲі. X. 123-124.
4 См.: АитоѲі. X. 120.
5 См.: АитоѲі. X. 126-128.
6 См.: АитоѲі. X. 125-127.
^ См.: Фраукіа8т]<; А. ЕХ\трѵікг| оікоторіа, 19oq-20o$ аіыѵаі;. АѲфѵа, 2007.


сера, флагмана греческого флота, А. Бенакис собрал огромную коллекцию произведений
греческого искусства разного времени и вместе со зданием, где она размещалась, подарил ее греческому государству, на деньги купца И. Домболиса был расширен Афинский университет, получивший имя И. Каподистрии (1911).
Надо сказать, что греческое население империи после образования Греческого королевства оказалось перед выбором: либо продолжать считать своим османское государство, либо теперь ориентироваться на Грецию. Проблема выбора ориентации не была решена окончательно и бесповоротно: на их позицию оказывали влияние как афинское государство, так и политика Порты. Естественно, Афины были всячески заинтересованы в поддержке со стороны османских соплеменников и пытались привлечь
их на свою сторону. Однако у Порты были свои, подчас гораздо более весомые аргументы: расширение прав и экономических возможностей христиан в империи было более привлекательным, чем призрачные обещания маленького греческого государства.
Подтверждением тому служит отсутствие иммиграции в Грецию из империи.
Более того, в первые годы существования греческого государства зафиксирован даже обратный процесс: некоторые греки предпочли покинуть освобожденные территории,
не обеспечивавшие их работой и пропитанием, и отправиться на заработки в Османскую империю. Тем не менее некоторые исследователи полагают, что взаимоотношения
греческой фанариотской элиты с Портой после 1821 г. претерпели изменения:
если прежде фанариоты безоговорочно сотрудничали с Портой, то теперь их позиция стала не такой однозначной1. В связи с этим в литературе даже появился термин
«неофанариоты». Представляется необходимым подкорректировать эту точку зрения. Действительно, взаимоотношения между фанариотами и Портой после 1821 г. изменились. Но произошло это не в силу изменения позиции фанариотов, а потому, что Порта наконец осознала двойственность поведения греческой элиты, которая начала
проявляться значительно раньше: фанариоты активно сотрудничали с Россией уже во время русско-турецкой войны 1806-1812 гг. В те же годы среди них были люди, сделавшие ставку на наполеоновскую Францию. Вступление большого числа константинопольских
греков в ряды «Филики Этерии» также не демонстрировало их лояльности
в отношении Порты. Мы уже говорили о двух идейных течениях в греческой о б- щественной мысли того времени: просветительском и антипросветительском. С ними были связаны и две линии политических взглядов: консервативная и радикально-революционная,
События 1821 г. переполнили чашу терпения османских сановников, которые стали относиться к грекам значительно осторожнее. Так что позиция фанариотов
была двойственной задолго до образования греческого государства. Сам факт его появления мало что в этом изменил. Как справедливо полагал Д. Закифинос, две сложившиеся задолго до 1821 г. линии политических взглядов длительное время определяли
исторические судьбы греков и после образования греческого государства1 2.
Важные изменения как во взаимоотношениях греков с османской властью, так и в жизни самой греческой общины произошли в середине столетия в рамках танзимата. В это время был создан Временный национальный совет, который в 1862 г. принял согласованные
с Портой Национальные установления — некий аналог конституции, в соответствии
с которым православная община империи будет жить до 1923 г. и управлять-

1 См.: ЕтярятожгоХоі; Д. Метярриріот] кяі еккояріК£ияг|. Проі; рія ял?жтил?0£0Г| тг)? кгтор(а£ тои Оікоирстисои Пятріяр^еши тол? 19° яісоѵя. АѲцѵя, 2003. Z. 356.
2 См.: ZaKuOrjvoi; Д. НжАткр кгторіятг|?л?еыт£ряі; EXVaSoi;. АѲгр?я, 1965. Z. 44-47.


ся Синодом Константинопольской церкви и Постоянным национальным смешанным советом; состоявшим из клириков и мирян, причем последних там было большинство. Это была конечная точка в консолидации системы миллетов в империи. Таким образом Порта надеялась легитимировать собственную власть и предотвратить развитие национальных
и сепаратистских движений1. Однако консервация системы миллетов в это время стала палкой о двух концах: формально препятствуя национальным движениям, она фактически расширяла поле действия для греческого национального движения. В частности, получила новый импульс старая фанариотская идея о том, что при помощи
образования и экономической экспансии можно превратить империю в ОѲсораѵіко Крйтодтои ЕА\г|ѵікои'ЕѲѵои? (Османское государство греческой нации)1 2.
Торговое соглашение с Портой 1855 г. было единственным приобретением греков за время Крымской войны. В остальном война не оправдала их надежд, Греция даже не была допущена на мирный конгресс как невоевавшая сторона. Поражение России и подавление повстанческих движений в Эпире, Фессалии и Македонии означало, что планы по присоединению этих территорий остались нереализованными. Такое развитие
событий, по мнению историка баварской ветви Виттельсбахов В, Зайдля, нанесло невосполнимый ущерб репутации короля Оттона и стало одной из важнейших причин
его скорого свержения3. Король не сумел доказать практическими действиями свою приверженность «Великой идее» и был дискредитирован в глазах греков. Но сами греки думали иначе: например, Н. Драгумис полагал, что популярность короля, которого намеренно унижали англичане и французы в годы оккупации, была чрезвычайно
высока4. Такая точка зрения типична и для греческой историографии5.
Напротив, согласно Парижскому трактату Османская империя получила гарантии
целостности своей территории. Всякую провокацию в отношении Порты державы
обещали рассматривать как casus belli. Но за это Порте пришлось подтвердить проводившуюся в 1840-е гг. политику реформ. В 1856 г. был издан султанский Хатт- и-Хумайюн, закрепивший старые преобразования и провозгласивший новые. Греки получили право на свободу публичного богослужения, беспрепятственное строительство
школ и церквей. Христиане (по крайней мере формально) получали возможность поступать в османские военные училища.
Крымская война привела к некоторым изменениям и во внутриполитической жизни Греции. Англо-французская оккупация нанесла смертельный удар по традиционным
партиям, ориентированным на державы. Теперь на их место пришли новые
политические силы. Была окончательно дискредитирована политика держав в отношении Греции. Общественное мнение твердо уверилось в том, что державы, вмешиваясь в греческие дела, преследуют исключительно свои собственные интересы6.
Дискредитированными оказались и ориентированные на державы политичес1

1 См.: Davison R. Reform in the Ottoman Empire, 1856-1876. Princeton, 1963.
2 См.: Подробнее об этих представлениях см.: Х(1оХ6яоиХо? К. KwwtavTivoumAri 1856- 1908. Н акрУ) топ ЕХѴг|ѵісгрои. АѲУ|ѵа, 1995.
3 См.: ZdivfX. В. Варароі crrrpv EXVaSa. X. 274.
4 См.: Драуобрг|с; N. Ісгторікаі Avapvricren;. Т. 2. Z. 170.
5 См., напр.: Пападопулос С. Отношение греков к России в период Крымской войны (1853-1856) // Политические, общественные и культурные связи народов СССР и Греции. М., 1989. С. 93.
6 См.: Aef?(Sr]5 К. Н ЕААг|ѴИсУ| <риАг| кш ц ДіЗочс;. АѲУр/a, 1856.


кие партии. Кроме того, большинство политических лидеров из поколения 1821г. либо уже умерли, либо одряхлели и не могли действовать в новых условиях. Осенью 1855 г. Маврокордатос ушел в отставку и отошел от политических дел. В 1860 г. умер Метаксас. Со смертью Маврокордатоса в 1865 г. окончательно прекратили свое существование
английская, французская и русская партия. Русское влияние в Греции продолжало падать. Последний всплеск его пришелся на Крымскую войну, когда в силу ряда обстоятельств престиж Англии и Франции в глазах греков сильно упал, а победы русских армий над турками возродили надежды на Россию1.
Ослабление русского влияния в сохранявшихся благоприятных для развития «Великой идеи» условиях привело к окончательному поражению старой, ориентированной
на возрождение православного царства формы «Великой идеи» и подтолкнуло
пересмотр ее национально-государственной формы. Именно тогда была выдвинута
новая концепция «Великой идеи», в которой России, равно как и какой-либо другой державе-покровительнице, уже не было места. Отныне за греческой нацией закреплялась способность самостоятельного, без посторонней помощи достижения целей, поставленных «Великой идеей».

1 См.: Пападопулос С. Отношение греков к России в период Крымской войны (1853-1856) // Политические, общественные и культурные связи народов СССР и Греции. М., 1989. С. 88-89.

_________________
Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
andy4675
Местный

   

Зарегистрирован: 10.09.2012
Сообщения: 6302
Откуда: Греция

СообщениеДобавлено: Сб Апр 15, 2023 1:03 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Kofas J.V. - International and Domestic Politics in Greece during the Crimean War, 1980, стр. 42 - 51 (несколько сокращённый пересказ текста):

В Фессалии к началу Крымской войны жило примерно 350 тысяч жителей, из которых лишь около 70 тысяч это турки. В Эпире население было около 450 тысяч человек, из которых две трети христиане и треть мусульмане.

2 марта 1853 г. греческий посол в Константинополе Андрей Метаксас (видный член русофильской партии) сообщил главе греческого МИДа, Паикосу, что новый глава турецкого МИДа, Рифаат-паша, сообщил ему, что османское правительство угрожало овладеть двумя греческими сёлами на греко-турецкой границе, которые были зпконно заняты греческими властями. Глава турецкого МИДа настаивал, что эти сёла законно принадлежали Турции, а также Турция претендовала на них потому, что в регионе орудовали греческие банды, и османы не имели никакого желания вести войну с революционирами на манер той, которую они недавно вели в Черногории. Турецие претензии на два греческих села положили начало серии инцидентов, что усилило взаимную неприязнь между греками и турками. Греция при этом лишь искала повода для войны, а Турция не предпринимала никаких попыток для нахождения компромисса.

Паикос ответил Метаксасу, что Ьурция, наверное, запамятовала, что текущие границы Греции и Турции были созданы по условиям Трёх Держав, чьи гарантии Греции сохраняются в силе, и что теперь не время предпринимать односторонние действия, взяв борьбу за справедливость в свои руки, но следует образиться к Трём Державам.

Паикос (и греческое правительство) известил греческий народ о присутствии осман в районе двух греческих сёл, с целью получить мандат на отправку к границе греческих войск. Не было ничего более взрывоопасного, нежели нахождение греческой и турецкой армии в одном и том же регионе, поскольку греки порабощённых Эпира и Фессалии немедленно сочли, что грядёт Греко-турецкая война.

Глава турецкого представительства Нешид-бей пожаловался двум послам западных держав на поведение греческого правительства на греко-турецких границах. 23 марта 1853 года он известил Вейса, что греческие эмиссары в Албании и соседних провинциях ведут активную деятельность. Также он жаловался, что греческие эмиссары имеют банды на границах и в провинциях Албании, Эпира и Фессалии, которые были связаны с партиями внутри Греции, и действовали под их руководством. Также, по его словам, греческие банды действовали в Малой Азии и на островах, и в особенности на Крите - под наблюдением и с разрешения греческих властей. Вейс сообщил главе британского МИДа Кларендону, что Нешид-бей сообщил обо всём этому Паикосу, но тот ничего не пообещал ему, хотя Нешид-бей и не ожижал от греческого правительства, что оно приняло бы какие-либо реальные меры. Форт-Руэн (посол Франции в Афинах) сообщал в Париж главе МИДа Друэн де Люису (Drouyn de Lhuys), что Паикос уверил его, что отправленное к границе войско во-главе со Скарлатосом Суцосом, должно было положить конец бандитизму, и что они там находились исключительно ради обеспечения безопасности. Сам Форт-Руэн полагал, что присутствие греческой армии на границе вело лишь к эскалации, и к вере наличия греко-турецкого противостояния среди греческого населения турецких провинций.

Греческое правительство отменно знало о восточной политике всех Трёх Держав - все три они (каждая по собственным причинам) стояли на том, чтобы территориального роста за счёт владений Османской империи не было, и в этом состоял их общий консенсус в отношении Греции.

Греция к 1853 году пережила катастрофические последствия своего противостояния с Англией при правительстве Колеттиса, а также в ходе дел Пацифико и Финлея. С Францией отношения также испортились, в ходе борьбы Франции за увеличение прав католиков в Святых Местах за счёт урезания прав православных. Это привело к тому, что народ в своём большинстве склонился к третьей из Трёх Держав - России. Король Отон, следуя опасной популистской политике, и его министры-русофилы, склонились к наращиванию антагонизма с Турцией.

На переговорах с миссией Меньшикова, принимали участие греческие русофилы и министры-роялисты Греции.

В начале апреля 1853 года греческое правительство, не проинформировав Англию, Францию или Турцию, отправило к границам у Ламии 1.200 солдат. Послы Англии и Франции потребовали конференции с греческим главой МИДа, и объяснений от него. Паикос ответил им, что войска были отправлены потому, что Турция угрожала силой захватить два греческих пограничных села. Послы предупредили Паикоса, что военная оккупация греками двух этих сёл приведёт к катастрофическим последствиям для Греции, и Паикос уверил их, что греческая армия не предпримет никакого продвижения на границе.

Вейс встретился с Персияни, и с удивлением узнал, что тот тоже не был проинформирован греческим правительством о предпринятых им мерах на границе. Персияни полностью поддержал позицию послов Англии и Франции по этому вопросу. Все три посла считали необходимым избежать конфронтации между Грецией и Турцией.

Тем не менее, в Греции росло народное воинственное настроение, особенно распалявшееся греческими русофилами, и в частности газетой "Эон" (органом русофильской партии). Греческий двор ничего не предпринимал для подавления такой пропаганды - более того, греческое правительство не только разрешало, но и поддерживало её, исходя из идеалов Мегали Эллады.

После того, как Турция приняла решение не уступать России, даже под угрозой начала войны, она решила принять жёсткое отношение и к Греции - пригрозив разрешить конфликт силой оружия, если греческие войска не будут отведены от границы. Но новая Греко-турецкая война, тем более ради ничего не значащих двух сёл, была последним, чего бы хотелось Англии и Франции в момент разгорания Русско-турецкой войны. Поэтому они надавили в Константинополе для решения конфликта дипломатическим путём.

К середине апреля 1853 года на границе уже стояло 2.000 греческих солдат - Греция ясно демонстрировала, что она хочет мира не больше, чем Турция. При этом Паикос настаивал, что войска были необходимы для подавления банд, а не для начала войны. На конференции проведённой в Константинополе между Турцией, Грецией и представителями Трёх Держав Покровительниц, последние постулировали, что когда Греция отведёт свои войска от границы, то же самое должна будет сделать и Турция. Тем не менее, Греция не отвела ни единого солдата - ясно демонстрируя, что она не была серьёзна, говоря о мире с Турцией. В действительности, Греция искала возможности для развязывания войны.

17 мая 1853 года Россия и Турция разорвали между собой отношения. 29 мая 1853 года отмечалась дата гибели Византии и захвата Константинополя османами. В таких условиях, король Отон поддался народным чаяниям греков. Король был обманут иллюзией реализации Мегали Идеи. А многие политики были обмануты ожиданиями, основанными на воспоминаниях об отношении Англии и Франции и их общественного мнения к Греческому вопросу во время Освободительной войны 1821 года. Но они не заметили той важной разницы, что если в 1821 году против Турции воевали греки как нация, не имевшая собственного государства, то в 1853 году уже назревал конфликт между двумя государствами - Грецией и Турцией. И это было совсем не одно и то же.

Конфликт между Грецией и Турцией продемонстрировал, что гарантии предоставленные Тремя Державами Греции в равной мере гарантировали и территориальную целостность Османской империи от греков. Три Державы - и по-крайней мере Англия и Франция - были готовы защищать современные границы Турции настолько же, насколько и греческие.

В мае 1853 года русофильская партия продолжала провоцировать войну с Турцией. Население Греции тоже всей душой поддерживало боевые действия греков против Турции - как со стороны армии, так и со стороны банд повстанцев. В конце мая 1853 года банды греков из Ламии убили на Эвбее мэра и ранили несколько человек, тогда как поблизости, на границе с Турцией, стояло 2-тысячное греческое войско, о котором декларировалось, что оно якобы расположено там для борьбы против банд. В то же самое время Греция отдала приказ заказать для пополнения своих арсеналов от 25 до 27 тысяч ружей во Франции. Франция отказала в этом, но сам факт демонстрирует, что Греция намеревалась готовиться к войне. В то же время Паикос продолжал уверять Вейса в миролюбивых желаниях Греции в отношении Османской империи, тогда как британская разведовательная служба при Британском посольстве сообщала, что Греция готовилась к войне и к разжиганию мятежа в Эпире, Фессалии и на Халкидике.

После мая, западные Державы интенсифицировали свои попытки нейтрализовать греческую агрессивность в отношении Османской империи в ходе Русско-турецкой войны. 4 июня 1853 года Вейс сообщал Паикосу, что Державы полны решимости сохранять территориальную целостность и независимость Османской империи.

В июне 1853 года британская и турецкая разведка сообщали, что греки из Лондона, Вены и Триеста собирали средства, с целью поддержки греческого населения Турции в случае войны.

Между тем, инциденты между турецкими иррегулярными войсками, расположенными на греческой границе, и местным населением, начали нервировать турецкое правительство. Греческая пресса продолжала раздувать антитурецкую истерику. Нешет-бей описывал текущее положение как ставившее под угрозу мирное сосуществование Греции и Турции. Паикос ответил, что он не может заткнуть рот греческой прессе. Также, он обвинил Турцию в том, что её власти поддерживали деятельность собственных банд в приграничных регионах и в греконаселённых провинциях Османской империи. И это было правдой - Турция и в самом деле жестоко относилось к греческому населению этих мест, что и объясняло тот факт, что местные греки легко примыкали к повстанческим отрядам. Турецкие власти прибегали к мере подавления греческого населения как из-за антитурецких настроений в Свободной Греции, так и из-за того, что они понимали размах претензий, которые вынашивались греками - претензий, простиравшихся от Крита до ворот Константинополя. Греция попыталась использовать подобное использование мусульманского бандитизма против самой же Турции. 8 июля 1853 года греческие посланники в Лондоне, Париже Санкт-Петербурге и Мюнхене выразили печаль своего правительства относительно действий иррегулярных албанских войск, и его желание продолжать держать на границах с неспокойными провинциями своё войско для сохранения там порядка. Все Державы-Покровительницы посоветовали греческому правительству оставить политику конфронтации - Отон никого не мог убедить в своём миролюбии.

В то время, как правительство в Афинах продолжало заверять в своём миролюбии, шло полноценное приготовление к войне. 19 сентября 1853 года Вейс извещал Паикоса, что он сообщил эрла Кларендонского о том, чтобы тот поставил на вид греческого правительство некоторые инциденты транспортировки на греческих кораблях оружия. Порох из Греции везли в Эпир для поставок греческим бандам.

Греция, готовясь к войне, отчаянно искала в своей экспансионистской политике для себя союзников. Конечно, такими не могли быть последовательно выступавшие против этого Англия и Франция. Россия тоже не могла поддерживать экспансию Греции, поскольку царь Николай Первый опасался, что создание сильного государства на юге Балканского полуострова ослабило бы влияние его государства в Эгейском море. По этой причине, Греция обратилась к Баварии о помощи, но баварский двор не стал бы поддерживать греческую политику экспансионизма, поскольку русский царь декларировал, что он был против греческой территориальной экспансии.
_________________
Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
andy4675
Местный

   

Зарегистрирован: 10.09.2012
Сообщения: 6302
Откуда: Греция

СообщениеДобавлено: Вс Май 21, 2023 11:45 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

С точки зрения военных действий, которые вела Россия против Союзников в Крыму, вклад Греции был довольно критическим, поскольку практически всю войну Греция была оккупирована силами Союзников, её воды - блокированы. То есть противнику России, для обеспечения своей логистики и поставок в Чёрное море, было жизненно необходимо контролировать и греческие воды, и греческие порты. А это требовало довольно существенного напряжения сил. И хотя открытой войны между Турцией и Грецией так и не вспыхнуло, Греция практически всю войну отвлекала на себя часть сил и расходов со стороны противников Российской империи, таким образом существенно ей помогая (насколько это вообще было в силах столь мелкого государства, как тогдашняя Греция).
_________________
Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
Показать сообщения:   
Начать новую тему   Ответить на тему    Список форумов АВРОРА -> Всемирная история Часовой пояс: GMT + 4
Страница 1 из 1

 
Перейти:  
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах

Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru Submitter.ru - Регистрация в поисковых системах! МЕТА - Украина. Рейтинг сайтов Goon Каталог сайтов MetaBot.ru - Мощнейшая российская мета-поисковая система! Refo.ru - русские сайты


Powered by phpBB © 2001, 2002 phpBB Group
subRed style by ktauber
Вы можете бесплатно создать форум на MyBB2.ru, RSS