Китайская мифология, это комплекс мифологий: Древнекитайская мифология, Даосская мифология, Китайская народная мифология (сформирована главным образом в Средневековье и в Новое время на стыке народных поверий, Даосизма и Конфуцианства). Мифология китайского Буддизма, хотя она и обогащена образами из уже указанных мифология, может быть рассматриваема как часть Буддийской мифологии.
- Γεώργιος Σιεττός, Παγκόσμιες αντιλήψεις για τη θεογονία και κοσμογονία, изд. Κυβέλη, 1997:
Китайская космогония 207 - 209
Ван Би 209 - 210
Го Сян 210 - 211
Шао Юн. Диаграмма Шао Юна211 - 213
Чу Си. Космология Чу Си 213 - 214
Ян Юань. Космологическая диаграмма Ян Юаня 214 - 216
Фан Ю-лан 216
- W. Y. Evans-Wentz, "Το πνεύμα των Ινδιάνων", пер. Λύσανδρος Μυγιάκης, Афины, изд. Ιάμβλιχος, 1994 год:
Мифология Древнего Китая, статьи в алфавитном порядке 240 - 290
- "The Hutchinson Словарь Мифологии", ред. Питер Бентли, изд. Торговый Дом Гранд, Москва, 2001 год, статьи:
Восемь бессмертных
Гонг Гонг
"Дао да цзин"
Дети тыквы
Ди цзюнь
И
Инь и Ян
Конфуций
Кухонный бог
Лань Цайхэ
Лао-цзы
Ли Тегуай
Люй Дунбинь
Нефритовый император
Нюйва
"Обезьяна"
Обезьяний царь
Паньгу
"Почитание родителей, двадцать четыре примера"
Редис
Священные горы
Си-ванму
Сихэ
Сунь Вуконь
Тень
Фуси
Хань Сянцзы
Хань Чжунли
Хуньдунь
Хэ Соньку
Цань Нюй
Цао Гоцзю
Цзю Ронь
Чжан Голао
Шу 2
Юй
Яма 2
Яо
- Amy Cruse, "The Book of Myths", изд. Gramercy Books, New York, 1993 год:
Мифы китайцев 264 - 265
Божественный Стрелок 265 - 273
Kuei Hsing and Mr. Redcoat (Гуэй Синь и Чу И) 273 - 275
- Joseph Campbell, серия "The masks of God", том "Oriental mythology", изд. Arkana, Penguin group, 1991:
Китай 371 - 460
- David Bellingham, Clio Whittaker, John Grant, "Myths and Legends", изд. Grange Books, 1992, this edition printed 1996:
Китайская мифология 121 - 126
Великан Паньгу 128 - 129
Нюйва населяет мир людьми 130 - 132
Поражение Гунгуна 132 - 134
Предательство Чан'э 135 - 139
- "Женщины в легендах и мифах", под ред. Кэролайн Ларрингтон, изд. Крон-пресс, Москва, 1998 год:
Автор главы Тао Тао Лю.
Китайские мифы и легенды. Введение. Женщины в мифах и фольклоре (Нюй-ва, Чан-э, Ткачиха, Мен-цзян-нюй, Белая Госпожа), Второстепенные женские образы (Баоси, Да-цзи, Лисы, Хэ Сянь-гу (Бессмертная дева), Богиня реки Ло, мать Мэн-цзы, Мулан, Старик-под-Луной, Си-ван-му, Богиня тутового шелкопряда, Третья Сестра Лю, Госпожа Ту-шань, Богиня Ву-шань, Богини реки Сян, Чжу Интай, Шаманство). Мифография 300 - 326
- Мирча Элиаде, "Священные тексты народов мира", изд. Крон-пресс, Москва, 1998 год:
Смысл и ценность ритуалов с точки зрения Конфуцианства стр. 230 - 232 (106)
Китайская теория предзнаменований 238 - 239 (112)
Конфуций. Золотой век: конфуцианский Век Великого Единения 546 - 547 (280)
Конфуций. Учение Конфуций 547 - 549 (281)
Дао, высшая реальность 578 - 585 (297)
Чжуан-цзы рассуждает о Дао 585 - 589 (298)
- Philip Wilkinson and Neil Philip, "Παγκόσμια Μυθολογία", Σκάι βιβλίο 2009:
Мифы китайцев 139
Пань-гу и Нюй-ва. Пань-гу пробуждается. Отдых Пань-гу. Одинокая богиня. Нюй-ва создаёт первых людей. Следующее поколение. Победа над смертью 172 - 173
Стрелок И сбивает Солнца. Десять Солнц. Явление И. Борьба против засухи 174
Юй контролирует разливы. Великий Потоп. Прибытие Юя 175
Китайские боги и китайский двор. Божественный двор. Много вер, много богов. Связь между Небом и Землёй. Роли богов 176 - 177
Творцы и высшие боги. Пань-гу 277
Творцы и высшие боги. Фу-си 277
Творцы и высшие боги. Нефритовый Император (Юй-ди) 277
Боги Моря, Неба и Вселенной. Ди Юн 297
Божества плодородия и сельского хозяйства. Шен-Нун 310
Божества любви, рождения и домашнего очага. Шао-Юнь 316
Боги войны. Гуан-ди 335
Боги войны. Чи-ю 336
Боги Нижнего мира. Ди-Шан Юань 341
- "DK Illustrated Dictionary of Mythology. Heroes, heroines, gods, and goddesses from around the world", Philip Wilkinson, Dorling Kindersley Limited, 1998:
Китай и Япония. Боги Китая. Система произношения китайских имён 45
Главные китайские боги. Инь и ян. Пань-гу. Нюй-ва. Фу-си. И. Чан-э. Си-ван-му. Горы Кунь-лунь. Ю Хуан Шань-ди (Нефритовый император). Три бога счастья. Лун-ван. Гуй-синь. Ян-ло Ван 46 - 47
_________________ Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
Felix Guirand, "Παγκόσμια μυθολογία", изд. Παπαμάρκου, том 2, Αθήνα, 1998, стр. 141 - 170 (введение (составные элементы Китайской мифологии, характерные черты Китайского Пантеона), небо и его боги (Яшмовый Государь), божества природы и астральные боги (солнце и луна, дождь и гром с ветром, лун-ваны, Вэн-Чан и Гуэй-Син, боги счастья, Че-Ниу), боги занимающиеся людьми (Тай-йо-та-ди или Тонг-йо-та-ди, Чэн-Хуан и Ту-ди, Чао-ван, Мэн-шэнь, Цай-Чэн, Гуан-ди, Восемь бессмертных (Па-сиен)), боги профессий (божества ремесленников, морские божества, аграрные божества), Ад (цари Ямы или Йен-ваны, Ди-Чан Ван-Пу-ша (бодхисаттва Кшитигарбха), жизнь умерших в Аду, некоторые особенности Ада), китайский рай). Автор главы -Ou-i-Tai _________________ Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
Рудольф Константинович Баландин
«100 великих богов»
Редактор: Никифорова И. И.
Издательство: Вече, 2014 г.
Серия «100 великих»
Цитата:
КИТАЙ
Китайская мифология очень сложна, не сведена в более или менее стройную систему; из многих богов нелегко, а то и невозможно выбрать самых главных, великих. Другая особенность: очень часто мифы складывались на основе реальных событий или реальных исторических личностей, далеко не всегда можно определить, где приукрашенная действительность, а где фантастический вымысел, которому придано правдоподобие.
Кроме того, мифология китайца (верней, племен, участвовавших в создании китайской цивилизации) по преимуществу рациональна. Общество свято чтило традиции и церемонии, почитание предков; своеобразное отношение было у этих людей к природе и судьбе. «Вера в то, что основой Вселенной является забота, – пишет канадский синолог Джон Бертронг, – отличает китайскую религию от иудаизма, христианства и ислама, где основой религиозного сознания служит страх и благоговение перед Верховной Силой. Именно поэтому в Китае всегда сильна была связь религии с этической Философией».
О такой связи говорит сходство слов, обозначающих философскую школу (цзя) и религиозное учение (цзяо). Освоение цзя требует знаний, раздумий, сомнений, умственных усилий. А цзяо надо выслушивать, запоминать и принимать на веру. Цзя предназначено для мыслителей, а цзяо – для народа. Поэтому в мифах, которые сохранял и передавал из поколения в поколение народ, сравнительно немного содержится глубоких умозрений, больше – житейской мудрости.
Китайская цивилизация, не столь древняя, как египетская или индийская, 3000 лет назад достигла заметных успехов. Пока господствовали племенные отношения, китайцы, подобно другим народам, поклонялись местным божествам, тотемным животным, духам предков, демонам природных стихий. Однако с изменением социального строя общества, возникновением раннеклассовых отношений и значительным преобразованием природной среды обозначился кризис подобных воззрений. Приобрели популярность идеи Судьбы или некоего безличного бога неба. Тогда же широко распространилась практика гаданий на панцирях черепах или лопаточных костях животных. На кости делали несколько углублений и выцарапывали иероглифы, содержавшие определенные вопросы. Раскаленным бронзовым стержнем прожигались углубления в кости, и по сети появившихся трещин гадатель узнавал ответ божества.
Такой способ регулировать, предопределять свои поступки не так нелеп, как может показаться. Когда люди разуверяются в привычных верованиях, а более надежных духовных ориентиров не имеют, в сознании воцаряется хаос. Как поступать в том или другом случае? На что уповать? Чем оправдать свой выбор? Какую стратегию поведения избрать?
Возникает опасность не принимать никакого решения, остаться бездеятельным. Однако нередко медлительность, бездействие – не лучший вариант выбора, а наихудший. В подобных случаях фаталисты загадывают, бросая монету, раскладывая пасьянс или както иначе полагаясь на счастливый случай. А способ гадания на костях, придуманный китайцами, имеет одно достоинство: по сети появившихся трещин можно строить разные догадки. В отличие от выбора двух вариантов (например, орла или решки) в данном случае решение не столь однозначно. Узор трещин и опалин можно толковать поразному. При этом активизируется не только рассудок, но и подсознание. Человек способен увидеть именно тот «знак судьбы», на который втайне, не отдавая себе в этом отчета, надеялся.
Переход в Китае к единой идеологии произошел сравнительно поздно, в середине I тысячелетия до н. э., когда стали объединяться разные княжества и племена. Тогда «властителями дум» стали первые крупные и оригинальные мыслители Древнего Китая – Лаоцзы и Кун Фуцзы (Конфуций). Они обосновали религиознофилософские учения, в свете которых отошла на второй план традиционная мифология. Оба мыслителя были прежде всего реалистами.
Когда ученик спросил Конфуция, как надо служить духам, тот ответил: «Мы не умеем служить людям, как же можем мы служить духам?» Так же ответил он на вопрос о том, что происходит с человеком после смерти: «Мы не знаем, что такое жизнь, как же можем мы знать, что такое смерть?»
В народе, тем не менее, складывались новые легенды (отчасти под влиянием буддизма), переиначивались древние мифы. Нелегко определить, какие боги при этом оставались великими, признанными большинством, а какие сделались второстепенными и местными.
Так, очень колоритен образ Бян цяо – покровителя врачей, целителей: существо с птичьим клювом и крыльями летучей мыши. Считалось, что он был сподвижником другого божественного предка, культурного героя Хуанди.
Однако под именем Бян цао известен выдающийся врачеватель VI века до н. э. Говорили, что он своим взором проникал во внутренности человека, а в 521 году до н. э. оживил принца Го. Возможно, клюв мифической птицы символизировал иглоукалывание, которым занимался этот целитель.
В образе птицы нередко изображали и другого культурного героя – Фуси, научившего людей рыболовству и охоте, изобретателя рыболовных снастей и силков для ловли птиц, а также иероглифической письменности. Около двух тысячелетий назад его стали представлять человеком с телом дракона, сходного обликом с прародительницей Нюйвой, духом дождя (порой – царевнылягушки) с телом змеи. Они образовали родственную пару, олицетворяя женское и мужское начало, двойственность бытия, символы инь и ян (северюг, тьмусвет, злодобро). В то же время считалось, что Фуси был правителем с 2852 по 2737 год до н. э., что согласуется с приблизительным началом письменности, но противоречит многим другим представлениям об этом мифологическом персонаже. Тем более что олицетворением светлого начала – ян – выступал и Хэ сяньхэ («Журавль бессмертных»), на котором летают праведные души.
Подобные сложные взаимосвязи реальности с фантазией, характерные для китайской мифологии, очень затрудняют изложение представлений о великих, а тем более, второстепенных богах. Множество легенд и мифов так и остались разобщенными, не сведенными в единую систему.
ШАНДИ, ТЯНЬДИ
Он считался главным богом в древности – Верховным владыкой, Небесным императором (так переводится его имя). В древнейших текстах его называли просто Ди, подчеркивая то, что он именно Господь, Владыка.
В то же время, согласно предположению ряда исследователей, ди первоначально обозначало жертвоприношение верховному божеству в честь предков или даже тотемов царствующей династии. В период правления династии ШанИнь, около XIII–XI веков до н. э., к имени «Ди» добавили Шан, имея в виду соответствующих императоров.
«В представлении иньцев, – писал известный советский синолог Л. С. Васильев, – Шанди был не только верховным божеством, главой всех потусторонних сил, но и ближайшим родственником самих иньцев, их легендарным родоначальником и покровителем, предкомтотемом. Именно он, Шанди, приняв облик божественной птицы (ласточки), чудесным образом зачал сына, который стал, по верованиям иньцев, родоначальником этого племени». Шанди не столько молились, сколько просили у него, обожествленного предкапокровителя, помощи и поддержки.
По словам Л. С. Васильева, «данные многочисленных иньских гадательных надписей свидетельствуют о том, что именно Шанди был главной и последней инстанцией в миге сверхъестественных сил, что от его милости, от его решения в конечном счете зависело поведение всех остальных духов. Ему, Шанди, повиновались духи ветра и дождя, облаков и грома… Победа над врагом, успешная борьба с несчастьями и болезнями, удачная охота и даже благополучное разрешение от бремени супруги вана – все это тоже было в компетенции Шанди. Словом, Шанди считался главным верховным божеством, которому на небе так же беспрекословно должны были подчиняться все остальные духи, как на земле все люди подчинялись воле иньского правителявана».
Надо только уточнить, что в отличие от своевольного божества иудеев, или злокозненных дэвов иранцев, или богаразрушителя Шивы, Шанди олицетворял в первую очередь мировой порядок, высшие законы мироздания и общества.
О том, как судьбы богов связаны с изменением социальнополитической ситуации, можно судить и на примере Шанди. Когда иньцев завоевали чжоусцы, то этого бога соединили с подобным ему Тяньди. Сложился культ Неба (Тянь), обезличенный, не имеющий, можно сказать, корней в верованиях того или иного племени. Культ Неба стал монополией императоров, которые – и только они – приносили ему жертвы, исполняли высшие законы.
Это возлагало на императоров не только почетные священные обязанности, но и огромную ответственность. Остабаясь владыками Поднебесной империи, они одновременно находились во власти более высокой и могущественной силы – неба, космоса, мирового порядка. И если император провинился перед небом, если в его правлении происходят бедствия, страдает народ (пусть даже от природных стихий), если он принимает несправедливые решения, лжет, совершает злодеяния, его можно свергнуть. Как учил последователь Конфуция Мэнцзы, это было бы свержением или убийством негодяя и злодея, а не правителя.
Соединение в верованиях китайцев культа небесного порядка и божественных предков способствовало сохранению традиций и стремлению в первую очередь сохранять и поддерживать сложившуюся структуру общества, осторожно относиться к нововведениям и реформам.
ПАНЬГУ
Миф об этом персонаже звучит – в пересказе – так: Небо и Земля некогда составляли единство. Это напоминало куриное яйцо. Здесь и был порожден Паньгу. Минуло 18 тысяч лет, прежде чем изначальное вещество разделилось надвое: светлое и легкое (небесное) и темное и тяжелое (земное). Таким было первичное ян и инь. Между ними находился Паньгу.
Последующие 18 тысячелетий Паньгу рос, ежедневно увеличиваясь на один чжан (около 3 метров). Наконец, небо окончательно отделилось от земли и осталось в этом положении.
Небольшое отступление. Подсчет показывает, что по этой версии небо должно отстоять от земли примерно на 20 тысяч км.
По странному совпадению, именно на таких высотах заканчивается внешний радиационный пояс нашей планеты, иначе говоря – ионосфера (со стороны, обращенной к Солнцу). Выше действительно начинается «небо», а точнее – космическое пространство. Мифическая цифра оказалась близкой к реальной.
Идея Паньгу напоминает античное сопоставление Вселенной с человекоммикрокосмом. Хотя в данном случае, конечно, весь мир сводится к земной области жизни, биосфере. Ветер уподобляется в мифе вдоху и выдоху Паньгу, гром и молния – его кашлю; когда он открывает глаза, наступает день, а когда закрывает – ночь.
Согласно другим текстам, более поздним, Паньгу в конце концов умер. Его дыхание превратилось в ветер и облака, голос – в гром, левый глаз – в Солнце, правый – в Луну, конечности – в четыре части света, волосы на голове – в созвездия. Его пальцы стали горами, кровеносные сосуды – реками, кости и мускулы – горными породами, кожа – почвой, волосы на теле – травой и деревьями, зубы – металлами и кристаллами, костный мозг – драгоценными камнями и золотом, а пот – дождем, росой.
Подобное сопоставление имеет глубокий философский смысл. Область жизни (биосфера) предстает как сверхорганизм, живое существо, а не механическая система, какой она нередко выглядит в научных моделях. Занятно, что люди, по этой мифологической версии, произошли из паразитов, которые находились на теле великого Паньгу.
Если отвлечься от наших притязаний на звания царя зверей и покорителей природы, то надо признать, что мнение древних китайцев не только самокритично, но и справедливо. В отличие от всех других обитателей планеты, люди с помощью техники поистине паразитируют на биосфере, главным образом разрушая и загрязняя ее (менее десятой доли расходуемых человеком материалов и энергии идет на созидание, к тому же преимущественно технических систем).
В Средние века образ Паньгу оказался чересчур приземленным и связанным с активной технической деятельностью (что в те времена и совершали люди): его изображали с топором и зубилом в руках, словно этими инструментами он и отделил небеса от земли. Иногда его рисовали с Луной в одной руке и Солнцем в другой – как творца мироздания.
Перевод имени этого «космического человека» не совсем ясен. Наиболее вероятно, что оно означает «свернувшаяся [в кольцо] древность». В общем, это справедливо: ведь то, что предстает перед нами – свернувшееся прошлое, лишь частично открытое нашему разуму.
НЮЙВА
В китайском пантеоне женщинам уготовано скромное место. Первоначально женское божество со временем, в более поздних мифах, порой становилось мужским образом или какимнибудь чудовищем. Считается, что Нюйва в древности была женщинойлягушкой, а позже ее стали изображать женщиной с телом змеи. Предполагается, что у племен Ся она считалась прародительницей рода человеческого.
В произведении II века до н. э. «Хуайнаньцзы» («Хуайнаньский философ») она представлена как божество космогоническое и в то же время культурный герой, хотя в этом случае люди существуют как будто бы испокон веков, в еще «недоустроенном» мире: «В очень давние времена четыре столба [по четырем странам света] были низвергнуты, девять областей [обитаемого мира] раскололись на части. Небеса не покрывали всего [Мира], а Земля не поддерживала полностью [Небеса]. Огонь бушевал – и никто его не тушил, воды разливались – и никто их не сдерживал. Лютые звери пожирали людей, хищные птицы терзали старых и слабых своими когтями. Вот почему Нюйва сплавила вместе камни пяти цветов и залатала ими лазурное небо. Она отрезала ноги у черепахи и укрепила ими четыре столба. Она заколола Черного Дракона, чтобы спасти область Цзи; она собрала тростниковую воду, чтобы запрудить непокорные воды».
Нюйва, как видим, постаралась благоустроить мир для людей, которые то ли были ленивы, то ли дики и глупы. В более позднем мифе дано пояснение: когда божество воды Гунгун боролся за власть с духом огня Чжужуном, то, терпя поражение, споткнулся о гору, сломал небесную опору и повредил небосвод. Этот миф объясняет, почему на земле и на небе нет полной симметрии: на восток от суши (в Китае, конечно) находится великая впадина океана, и реки текут на восток, тогда как небесные тела движутся в противоположном направлении и незримая ось, вокруг которой вращается Небо со звездами, наклонена по отношению к горизонту. Все это – последствие столкновения двух гигантов: Гунгуна и Чжужуна, духов воды и огня.
В трактате II века «Общий смысл обычаев» приведен миф о сотворении людей: «В народе рассказывают, что когда Небеса и Земля отделились друг от друга, но еще до того, как появились люди, Нюйва творила людей, сбивая в ком желтую землю. Но работа эта сильно утомила ее, и у нее не оставалось свободного времени. И тогда она протянула через жидкую глину шнур и стала стряхивать капли глины на землю. Вот почему богатые и знатные – это люди изготовленные [богами] из желтой земли, в то время как бедные и ничтожные, все обычные люди, изготовлены с помощью шнура».
Выходит, что знатные – это «штучный товар», а обычные люди – продукт «массового производства». Хотя неясно, почему внешне все так похожи, а бедные порой богатеют, тогда как богатые и знатные могут стать бедняками. Миф укореняет мысль о «естественности» кастовой структуры общества. Вновь, как мы уже нередко замечали, предание идеологично, имеет социальный подтекст. А космологическая идея осталась нераскрытой. Кто и как сотворил мир? Китайцы вроде бы предпочитали не задумываться всерьез на этот счет. В поэме «Тянь вэнь» («Вопросы Неба»), IV век до н. э., автор предлагает читателю самостоятельно мыслить, искать ответы: «Зачем И стрелами сбивал солнце? Где было, чтобы в лесах из камня какойнибудь зверь умел говорить? Где было, чтобы безрогий дракон гулял, посадив на себя медведя?» Среди подобных загадок есть и такая: «Нюйва имеет тело – кто же слепил и скроил его?»
Таков извечный вопрос Всех мифов о творении, включая библейский или самые современные космогонические научные теории (точнее – научные мифы): кто создал Творца? Что было до того, как появился мир? А может быть, нелепа уже сама постановка вопроса, как рассуждения о говорящих животных или медведе, катающемся на драконе?
Китайцы предпочли видеть Нюйву не творцом мира, а его благоустроительницей, а потому изображали ее с измерительным угольником в руке или, как олицетворение женского начала Инь, с диском Луны в руках. В этом случае ее братом и супругом называется первопредокбог Фуси («Ловец жертвенных животных»), изображаемый с циркулем в одной руке и солнечным диском в другой – символом мужского начала ян. Оба эти божества считались покровителями бракосочетаний, а Нюйва могла избавить женщину от бесплодия.
Сам по себе дуализм инь и ян как двух противоположных начал – идея великая, предваряющая представления о положительных и отрицательных зарядах, частицах и античастицах, вакууме и антивакууме. Но в случае с Нюйвой, сотворившей род человеческий, неясно, оставалась ли она при этом все той же темной земной Инь, а потому и создала людей как существ земных, исполненных темными страстями? Или всетаки приложил свою руку в делах творения и светоносный Фуси?
ХУАНДИ
Как многие мифологические персонажи Китая, это божество имеет несколько разных обличий, подчас не связанных между собой, во всяком случае явно. Даже имя его толкуют поразному: «Желтый государь» или «Блестящий государь». Первое, пожалуй, больше отвечает действительности, потому что Хуанди связывали с магическими силами земли. Как известно, в Китае широко распространены палевожелтые лёссовые породы, в которых издавна и поныне устраивают местные жители подземные жилища и даже храмы (кстати, знаменитые киевские пещеры тоже пробиты в лёссах).
В некоторых случаях Хуанди считают реальным историческим лицом, правившим якобы в середине III тысячелетия до н. э. Но продолжительность его правления называют явно мифической: 100 или даже 300 лет. Ему приписывают изобретение топора, ступки, лука и стрел, платья и туфель (все это очень сомнительно). Считалось, что он научил людей устраивать глубокие колодцы, отливать колокола и треножники, мастерить телеги и лодки (последнее тоже сомнительно). Говорили, будто он сделал волшебный барабан из шкуры драконагромовника.
Его почитали как мудрого и деятельного политика, при котором осваивались предгорья, прокладывались дороги. Имея много жен, он стал отцом 25 мальчиков, 14 из которых основали новые княжеские роды. В знак его благополучного правления в стране появились единорог и феникс. В конце жизни он собрал медь на горе, отлил ритуальный треножник. К нему прилетел дракон, Хуанди, ухватил его за ус, оседлал и вознесся в небо, удостоившись бессмертия.
По другой версии, он погребен на горе Цяошань в провинции Шэньси, или, другой вариант, там покоится его одежда, а тело и душа пребывают на небесах. Вся история с полетом на драконе может быть отголоском предания о том, что первопредок рода Чэнь был зачат от удара молнии и являлся драконоподобным божеством грома и грозы. Создается впечатление, что в древности при какомто правителе (Хуанди?) был создан огромный барабан, звук от которого напоминал громыхание грома. Возможно, ударяя в него, заклинатели пытались отвести грозу и град. Для этого же стреляли в небо с облакомдраконом из луков (согласно легенде, когда Хуанди улетал на драконе, его сторонники стреляли в чудовище из луков, чтобы заставить его опуститься). Подобные ритуалы, призванные устранить опасность града или шквала, смерча, практиковались у разных народов.
Нетрудно усмотреть в преданиях о Хуанди причудливую смесь более или менее реальных эпизодов, весьма сомнительных и откровенно фантастичных. Последние и делают его мифологическим героем. Его рождение представлено чудесным и невероятным: он сразу же начал говорить, имел солнечный рог, лик дракона, четыре глаза (или даже четыре лица). Последнее обстоятельство подчеркивало его нахождение в центре мира или Поднебесной, а значит, превращало в верховное божество.
Ему легенда приписывала огромный рост и необычайно умелое владение копьем и щитом. Зная о своем могуществе, он потребовал дань с правителей всех четырех сторон света. Трое из них безоговорочно подчинились более сильному владыке. Осмелился перечить лишь Яньди, правитель Юга и божество солнца, которого называют родным или сводным братом Хуанди.
Яньди – фигура интересная. В переводе его имя означает «повелитель пламени». В некоторых мифах ему приписывалась роль первого земледельца: при нем якобы появилась красная птица с девятью колосками злаков в клюве, которая роняла их на землю. Яньди подбирал зерна и сажал в землю; тот, кто вкушал выросшие злаки, становился бессмертным.
В свою очередь, у Яньди был своеобразный двойник – «божественный земледелец» Шэньнун, с которым тоже связывали начало земледелия, а также мудрое правление. При нем с неба дождем посыпалось просо, и он первым стал пахать и сеять. В отличие от него, Яньди, связанный с огнем, являлся олицетворением подсечноогневого земледелия.
Итак, Яньди осмелился не подчиниться повелению Хуанди, отказавшись платить ему дань. В ответ Хуанди собрал тигров, барсов, медведей и выступил против брата. (Обратим внимание на эту деталь: звери, естественно, являются «противниками» подсечноогневого земледелия, ибо страдают и гибнут от него; такой «экологический мотив» усматривается в данном мифе.) Произошла кровопролитная битва, в которой Яньди потерпел поражение (нет ли тут намека на отказ от подсечноогневого земледелия?).
Не исключено, что в подобных мифах отражаются главным образом предания о борьбе за власть правителей или кланов древности. Однако в любом случае перед нами – образы мифологических героев, которые вобрали в себя несколько разновозрастных пластов старинных преданий: о легендарных правителях, культурных героях, связанных главным образом с земледелием, а также о приходных явлениях. При этом поэтические обороты, например, громоподобный барабанный бой, облакодракон, обретали черты реальности.
ЛУН
Так называется в Китае фантастическое существо – дракон, образ которого у многих людей во всем мире ассоциируется с этой страной. До сих пор на праздниках китайцы запускают воздушных змеев, подобных драконам, и устраивают танцы и представления с изображениямимакетами этого фантастического существа. Самое удивительное, что такое страшилище, на Западе ставшее символом зла и разрушительной мощи, ярости и насилия, в Китае воспринимается вполне доброжелательно, даже почтительно. Князь драконов – Лунван считался покровителем императорского рода, и его культом руководил сам император.
«Вероятно, Лун считался тотемом ряда древних племен, что является редким исключением в общемировой системе первобытных верований, в которой тотем – обычно существо реальное», – отметил мифолог Б.Л. Рифтин. Он предположил, что этот феномен объясняется изменением в представлении людей более ранних тотемических образов змеи, ящерицы или крокодила. Правда, не совсем ясно, почему вдруг фантастическое существо, умозрительная конструкция, нечто невиданное стало вдруг почитаться как реальный первопредок и покровитель рода.
Ответ на вопрос может подсказать следующее высказывание Б.Л. Рифтина: «Особенно велика роль Луна в древних космогонических представлениях. На одном бронзовом блюде эпохи Инь изображены два дракона: на дне – безногий, покрытый чешуйками, каждая из которых имеет рисунок спиралимолнии, а по краям – дракон с лапами, а также птица и рыба. Возможно, что во втором случае Лун олицетворяет землю (птица – небо и рыба – водную стихию)».
В поздних мифах дракон, как известно, утратил всякую связь с землей и превратился в летучее, а то и огнедышащее или извергающее молнии существо. Но то, что он поначалу считался наземным животным – очень показательно. Правда, на территории Китая настоящие гигантские драконы – динозавры – водились давнымдавно, более 70 миллионов лет назад.
Некоторые фантасты полагают, что какието представители звероящеров могли сохраниться до эпохи людей – антропогенового периода. Но всерьез подобные версии принимать нельзя. Хотя определенный резон в «гипотезе динозавров» всетаки есть. Дело в том, что в пустыне Гоби и некоторых других районах Китая были обнаружены динозавры. Но, конечно, ископаемые. Нет ничего невероятного в том, что тричетыре тысячелетия назад ископаемые остатки этих животных, а также их яиц находили люди. Тогдато и могли возникнуть предположения о существовании таких чудовищ в сравнительно недавнем прошлом. Возможен и другой вариант. Как известно, на индонезийском острове Комодо до сих пор обитают так называемые драконы – гигантские рептилии, порой превышающие 3 метра в длину. Они могли еще сравнительно недавно встречаться и на юге Китая. Во всяком случае слухи о них несомненно распространялись достаточно широко.
Наконец, не исключено, что образы ископаемых и ныне живущих рептилий слились воедино. Во всяком случае, по свидетельству специалистов, в надписях на гадательных костях XIV века до н. э. иероглиф «Лун» (пиктограмма, изображающая животное с вытянутым телом и головой, увенчанной рогами) связан с названиями прототибетских племен цян. Не подтверждает ли это нашу версию о давних находках китайцами ископаемых остатков динозавров?
Так или иначе, а образ дракона в Китае оказался овеянным величием, романтикой. Предания рассказывают о рождении героев после встречи их матерей с драконами; иногда дракону достаточно было бросить взгляд на женщину или пролететь над ее домом, чтобы на свет появился герой.
Согласно некоторым легендам, при дворах некоторых правителей жили драконы, которых кормили как домашних животных. Это действительно могло быть в южных районах Китая, если там обитали или туда привозились крупные ящеры. А вот легенды о том, что драконы живут в горах и стерегут там клады, скрываются в колодцах или впадают под землей в зимнюю спячку, – такие сказания более всего напоминают фантастическую обработку реальных находок скелетов динозавров в земле.
В сказании о царе речных драконов Лунване и обожествленном предке Фуси люди выступают как расхитители природных богатств, которые дракон старается сохранить. Когда Фуси научился ловить рыбу руками, люди последовали его примеру. Обеспокоенный уменьшением рыбы в реке, Лунван потребовал прекратить лов. Хитроумный Фуси заключил с драконом договор, по которому люди обязались никогда не ловить рыбу руками. Но Фуси обманул дракона: по примеру паука от сплел сеть, с помощью которой смог вылавливать много рыбы, не хватая ее руками. Дракон был возмущен, однако остался верен договору и не покарал людей.
Но если небесные и водяные драконы считались добродушными созданиями, то земные, напротив – подчас коварными и свирепыми. В Средние века бытовало мнение, что дракон – прародитель зверей, птиц, пресмыкающихся, от которого пошли «пернатые, покрытые шерстью, чешуйчатые и панцирные». Это – замечательная догадка: ведь прежде млекопитающих и птиц на Земле господствовали рептилии.
ГУАНЬДИ
Бог войны и воинской доблести, покровитель воинов, сражающихся за правое дело. Таким является этот бог, которому поклонялись вплоть до середины XIX века.
В этом образе слились воедино древние представления о боге войны и овеянные легендами истории о действительно существовавшем доблестном воине по имени Гуань Юй, жившем в 160–219 годах.
Судя по всему, в древности Гуаньди какимто образом был связан с мифическими драконами. Во всяком случае, в Средние века были распространены сказания о том, что перед рождением Гуань Юя над домом его родителей кружил дракон. По другой версии, он был чудесно рожден из крови казненного дракона Юйди, которую слил в свою чашу буддийский монах. Поэтому в жилах Гуань Юя текла кровь дракона.
Рассказывали, что он с детских лет обладал необычайной силой и бесстрашием. Свой первый подвиг он совершил, убив жестокого правителя уезда, который творил произвол. Чтобы его не смогли опознать, он умыл лицо водой из волшебного ручья. Впрочем, если он действительно совершил такой отчаянный поступок, благодарные земляки и без того не выдали бы его.
Возможно, что в этой истории есть доля правды, ибо дальнейшее поведение героя вполне реалистично и прозаично: он стал продавцом соевого сыра и таким образом сумел даже немножко разбогатеть. Впрочем, второе могло случиться после того, как он, поступив на службу правителю, был ему беззаветно предан.
Повидимому, эпизодами биографии Гуань Юя объясняется то, что своим покровителем считали Гуаньди не только военные, но и торговцы соевым сыром и даже коммерсанты, богачи (или для них было важно иметь надежного охранника?). Буддийские монахи тоже чтили его прежде всего как защитника монастырей.
Почитание Гуаньди превратилось в настоящий культ личности, при котором реальный Гуань Юй стал мифологическим героем, а его достоинства и деяния превозносились поистине до небес. Императоры жаловали ему почетные титулы – как вечно живому. В конце XVI века при династии Мин ему был присвоен титул «ди» – государь.
В середине XIX века Гуаньди получил титул «шэн» («совершенномудрый») после того, как он будто бы появился в небе и помог правительственным войскам победить тайпинов – восставших крестьян, попытавшихся создать народное государство. Хотя в действительности правителям династии Цин в данном случае помогали англичане, американцы и французы. Впрочем, еще через полвека участники антиимпериалистического восстания 1900 года тоже молились Гуаньди.
Нет сомнения, что культ верного слуги и доблестного воина укореняли и распространяли прежде всего государи, кровно заинтересованные в такого рода пропаганде. Ему было посвящено почти тысячи больших и малых храмов, рассыпанных по всему Китаю. Его чтили представители разных религиозных направлений. Буддисты утверждали, что он был обращен в их веру. А даосы сложили легенду о том, что Гуаньди победил в бою мятежникачудище Чию, которого в Древнем Китае чтили как свирепого бога войны, зверочеловека с головой барса и когтями тигра, владевшего всеми видами оружия. По другой версии, у чудища были копыта и рога быка, тело человека, четыре глаза и шесть рук. Считалось, что он восстал против легендарного правителя Хуанди.
По сути дела, в аллегории о победе верноподданного Гуаньди над мятежным Чию была своя правда: со временем, при значительном укреплении власти императора, в народе стали преобладать верноподданнические настроения (противоположные были опасны и искоренялись жестоко). Этому способствовало и то, что Гуаньди был примером верности долгу, а потому считался покровителем торговцев. Пользовался он популярностью и как один из богов богатства. Для конфуцианцев он стал покровителем ученых и литераторов, потому что, согласно преданию, его настольной книгой было сочинение Конфуция «Вёсны и Осени».
На примере Гуаньди особенно ясно видно, как происходит мифологизация исторической личности. Вовсе не обязательно предполагать, что тут играют важную роль какието мистические силы, сложные философские соображения. Слишком часто объяснение лежит в плоскости реальных интересов отдельных социальных групп, общественных организаций, государственных структур.
Многое зависело и от текущей политической ситуации. Империя Хань после периода расцвета, когда она охватывала пятую часть всего населения Земли, стала расшатываться и клониться к упадку. В III веке н. э. ее постоянно сотрясали восстания и социальноэкономические кризисы. Остро стоял вопрос об укреплении царской власти, создании общенациональных кумировгосударственников. Одному из них суждено было стать Гуань Юю, превратившемуся в мифологического героя Гуаньди.
ЦАЙШЭНЬ
В древности это был, повидимому, бог богатства, который со временем превратился в целую группу богов. Первопричиной такого разделения стало, судя по всему, разделение китайских чиновников (онито обычно и становились в этой стране богачами) на военных и гражданских. По тому же принципу разделялись Цайшэнь на две группы. Так их обычно и изображали, когда – для надежности – поклонялись обоим сразу: вверху располагали в одежде полководца военного Цайшэня, а внизу – гражданского в одеянии сановника.
С одним из таких богов мы уже познакомились в статье о Гуаньди. Он был одним из наиболее почитаемых военных богов богатства. Другим был Го Цзыи – тоже исторический персонаж: прославленный полководец и высокопоставленный вельможа. Ему, как гласит легенда, однажды ночью богиня Чжинюй («Небесная ткачиха», выткавшая ночной небосвод, прорицательница и покровительница влюбленных) предрекла славную судьбу, долгую жизнь и всяческое благополучие как небесному духу. С той поры он стал получать почести и чины, успешно воевать; его сыновья и зятья получили высокие посты, а один сын женился на принцессе. Учитывая все это, Го Цзыи почитали еще и как покровителя домашнего очага и божество счастья.
В качестве и военного и гражданского бога богатства почитался Чжао Гунмин (у него было и несколько других имен), которому приносились жертвы на алтаре, стоящем на северной террасе. В некоторых местностях он пользовался большим почетом. Его называли главнокомандующим.
Главным гражданским богом богатства был Бигань. И у него имелся реальный прообраз: честный и благородный мудрец, который пытался наставить на путь истинный жестокого самодураправителя, принадлежавшего к династии Инь. Несмотря на угрозу смертной казни, Бигань продолжал отстаивать свои убеждения. И тогда взбешенный правитель воскликнул: «Я слышал, что сердце мудреца имеет семь отверстий. Хочу убедиться в твоей мудрости!» По его приказу Биганю рассекли грудь и вынули сердце. С той поры этого советникамученика стали почитать за верность долгу и стойкость в убеждениях.
Каким образом Бигань превратился в бога богатства, сказать трудно. Он был очень популярен в народе. Повидимому, его именем клялись при торговых сделках. Отсюда, возможно, и родилось поверье, что дух этого человека помогает сохранять и преумножать честно нажитое добро.
У Цайшэня предполагалась (не всегда) супруга Цайму («Матушка богатства») и свита, в которой важную роль играл бог монет Лю Хай. С этим персонажем тоже связано немало легенд, хотя в их основе – реальное историческое лицо, крупный чиновник. Как можно догадаться, он сам не разбогател, а вел очень скромный, достойный образ жизни (по одной версии – стал отшельником). Согласно легенде, он чудесным образом избавился от жадности: опустил пояс с привязанной на конце золотой монетой в колодец, где обитала жабажадность, дух стяжательства. Жаба схватила ртом монету, и Лю Хай таким образом вытащил из колодца жабу, которая не могла из жадности разжать рот. Иногда бога монет изображали стоящим на жабе.
Образы богов богатств ассоциировались в народе с драконами, состоящими из монет или изрыгающими монеты; с конем, приносящим сокровища; с чудесным деревом, на котором растут монеты: надо лишь его потрясти, чтобы монеты посыпались, как осенние листья.
В свиту бога монет Лю Хая входили два братабожества ХэХэ, олицетворяющих согласие и соединение. В одних случаях они держали и потряхивали «монетное дерево», в других – держали поднос с драгоценностями или даже целый таз сокровищ. Их постоянные атрибуты – лотос и ларец.
О происхождении культа ХэХэ в преданиях излагались две версии. Согласно одной, эти братья от разных отцов вели успешные торговые операции и разбогатели. Один из них присвоил весь накопленный капитал. С той поры они стали враждовать и судиться. Так продолжалось до седьмого их перерождения (до седьмого потомства?), когда благодаря божественному покровительству они не пришли к единству и согласию.
По другой версии, в VII веке родители послали одного из своих сыновей навестить брата, который служил в столице далеко – более чем за две тысячи километров – от родных мест. Он вернулся домой через сутки, успев побывать у брата. (Не могло ли случиться так, что через день после его отбытия его брат вернулся домой?)
Как видно на примере богов богатства, китайцам был свойственен крайний рационализм и реализм. Они предпочитали молить о богатстве не призрачную птицу счастья или своенравную богиню судьбы, а духов предков, которые обрели славу и богатство, предполагая, что, следуя таким конкретным примерам, можно стать богатым. Однако, несмотря на многочисленных богов богатства, среди населения Китая лишь ничтожно малая доля имела возможность разбогатеть. Наиболее надежным был расчет не на слепую удачу, а на родственные связи и приближенность к правящему клану.
И
История божественного стрелка И – одна из наиболее популярных в Китае. В ней слились воедино космогонические представления, предания о культурном герое, мысль о могуществе человека, противостоящего силам природы. Рассказ о нем начнем издалека.
В памятнике древнекитайской литературы «Каталог гор и морей», где причудливо сплетены реальность и фантастика, сказано: «За Юговосточным морем, у реки Благостной, расположено царство Сихэ. [Там] живет женщина по имени Сихэ. Здесь солнца купаются в водоеме Благостном. Сихэ – жена Предка Выдающегося (Дицэюня) – родила десять солнц». Упомянутая богиня считалась одновременно и матерью и возницей солнц, которых она вывозила поодиночке в небесной колеснице, запряженной шестеркой драконов.
Интересен образ ее мужа Дицзюня – небесного правителя (вторая его жена Чанси родила 12 дочерейлун). Эти космогонические представления, повидимому, либо очень древние, либо, что вероятнее, поэтические, соединились с преданиями о Ди Ку, тоже небесном владыке с головой птицы и с туловищем обезьяны. Его считали еще и справедливым идеальным правителем, который «исчислял движение солнца и луны, встречая и провожая их». Пожалуй, астрономические знания и расчеты ДиКу породили легенду о его сыновьяхсолнцах и дочеряхлунах.
Итак, мифологические братьясолнца, принимавшие облик птиц, жили в царстве Сихэ у реки Благостной на гигантском дереве фусан. Надоело им соблюдать установленный порядок, и однажды высыпали они все на небо. То, что для них было веселой игрой, для людей обернулось ужасной бедой. На земле началась великая засуха, жара опалила поля, наступил голод. Люди обратились за помощью к колдунье Нюйчоу. Она уселась на холме и стала произносить заклинания, но схватилась руками за голову и упала на землю, поверженная и убитая сиянием десяти солнц. Горели леса, и звери бежали оттуда. Вскипали реки, и водные чудовища ползли на сушу, набрасываясь на людей. Мольбы людей дошли, наконец, до Дицзюня, и он отправил на землю божественного стрелка И, у которого левая рука была длиннее правой, что позволяло ему лучше всех справляться с луком. С ним спустилась с небес и его жена Чанъэ. Оба они стали смертными.
Первым же выстрелом И поразил одно солнце. Оно лопнуло и упало на землю, рассыпая искры. Одно за другим лопались солнца, пронзенные стрелами, которых у И было ровно десять. Не было у него ни одного промаха. Люди ликовали, избавляясь от нестерпимого губительного зноя. Но мудрейший правитель Яо, сын Ди Ку (Дицзюня), имевший по три зрачка в глазах и постигший ход небесных светил, только он понял, какая опасность грозит миру: стрелок в охотничьем азарте поразит все солнца, и наступит вечная ночь. Подошел Яо незаметно к стрелку и вынул у него из колчана одну стрелу.
На небе осталось лишь одно солнце, и оно металось в испуге, пытаясь спастись от последнего выстрела. Потянулся И за последней десятой стрелой, но ее в колчане не оказалось. Так уцелело Солнце, которое с той поры остерегалось своевольничать.
А стрелок И совершил еще немало подвигов. Он убил чудовищного красного быкалюдоеда яюя, имевшего копыта лошади, голову дракона и лицо человека. На юге страны свирепствовал зверочеловек Цзочи («Буравящий клык»), вспарывавший всех своим огромным клыком. Зная о необычайной меткости стрелка И, Цзочи прикрылся большим щитом, но стрела пронзила насквозь щит и убила чудовище. На севере страны у реки Сюшуй встретил он девятиголового змея, изрыгавшего огонь и воду из своих пастей. Ровно семь стрел потребовалось И, чтобы сразить все головы змея. Затем подстрелил он птицу Дафэн («Тайфун»), вызывающую ураган взмахами своих крыльев, тело которой не могла пронзить стрела. Но сметливый И привязал к стреле прочную шелковую нить. Попав стрелой в грудь птицы, он за нить притянул ее к земле и здесь разрубил мечом. На озере Дунтниху он стрелами и мечом убил гигантского удавалюдоеда.
Сразился И с огромным, как буйвол, и свирепым, как тигр, кабаном, обитавшим в Тутовом лесу. Его шкуру не могли пробить стрелы, но И нашел выход: прострелил ему ноги, после чего заколол мечом и принес в жертву Владыке Небес. Однако Дицзюнь не принял его жертвы, потому что был разгневан на стрелка за то, что тот убил так много его сыновейсолнц. Дяцзюнь запретил И с его супругой возвращаться на небо, сделав их навсегда смертными.
Стрелок не стал умолять Верховного Владыку о милости. Но жена стрелка была в отчаянии. Она потребовала от И, чтобы он достал элексир бессмертия. Отправился И в страну, где правила Сиванму («Владычица Запада»), которая могла насылать болезни, стихийные бедствия и смерть, но и владела снадобьем бессмертия (по одной из версий, его толкли в ступах зайцы). В ее владениях у горы Куньлунь, как сообщает «Каталог гор и морей», Нефритовый ключ орошает Дерево Бессмертия, расцветающее раз в пять лет пятью цветами. Там же начинается и река Бессмертия. Но, судя по всему, для обретения бессмертия нужен был особый элексир, а не только плоды этого дерева или вода этого ручья.
Немало препятствий пришлось преодолеть И, прежде чем он достиг дворца Сиванму. Она благосклонно приняла знаменитого героя и велела принести ему элексир бессмертия в тыквегорлянке. Два человека, выпив его, обретали бессмертие на земле, а один, выпив все, становился бессмертным божеством. Хотел И разделить это зелье со своей женой. Но, когда он уснул, она опорожнила тыкву и вознеслась на небо. Там она попала на Луну, но в виде жабы, которую можно разглядеть с земли.
Загрустил стрелок И, стал грубым и раздражительным. Только одного своего слугу Фэнмэна он удостоил дружбой и стал обучать стрельбе из лука. Когда научился Фэнмэн стрелять почти как учитель, захотелось ему прослыть самым искусным стрелком на свете. Решил он погубить учителя. Однажды он отправился с И на тренировку, взяв больше стрел, чем учитель. Фэнмэн стал посылать в небо стрелу за стрелой, а И, стреляя вдогонку, сбивал их. Когда у И кончились стрелы, Фэнмэн прицелился учителю прямо в лицо и пустил стрелу. Она застряла во рту И, и тот упал. Подошел к нему коварный ученик и затрясся от ужаса: учитель лежал и смеялся, а выплюнув стрелу, сказал: «Вот почему я не научил тебя ловить стрелу зубами».
Попросил Фэнмэн у И прощения, но злобу в душе затаил. Подговорив слуг и сделав дубину из персикового дерева, которое поражает нечистую силу, он вместе с ними напал на своего учителя и убил его. Так бесславно погиб великий герой. Но память о нем сохранилась, и его стали почитать люди как бессмертного бога, спасающего от засух, наводнений и прочих бедствий.
ЮЙ
Допустимо ли относить этого обожествленного героя к сонму великих богов? То, что он великий мифологический персонаж – бесспорно. Был ли он историческим лицом? Возможно, хотя никаких определенных сведений на этот счет нет, что, впрочем, не помешало считать Юя основателем легендарной династии Ся. В его жизнеописаниях причудливо переплетаются выдумка и реальность.
Рождение Юя поистине чудесно и непорочно. Отцом его был Гунь – герой, напоминающий греческого титана Прометея. Имя Гунь в переводе – «Огромная рыба» (возможно, таким был его родовой тотем). Когда в Китае произошли катастрофические наводнения. Верховный Владыка послал Гуня бороться с ними. Девять лет возводил герой дамбы, но так и не смог совладать с разбушевавшейся стихией. Тогда он похитил у Верховного Владыки волшебную саморастущую землю. (Отметим, что такая земля – вполне реальна, если иметь в виду набухающие при намокании грунты, некоторые глины, суглинки.) Но и с ее помощью справиться с потопами не удалось. Верховный Владыка, узнав о похищении, разгневался (как посмел Гунь ради людей посягнуть на то, что принадлежит богам!) и приказал казнить Гуня. Его умертвили на далекой северной горе Юйшань.
Тело Гуня окаменело на холоде и лежало, не подвергаясь тлению, три года. Затем оно треснуло, и из него вышел Юй. Он продолжил дело отца, имея сначала облик дракона. Верховный Владыка предоставил ему волшебную землю и могучего дракона для того, чтобы прокладывать русла каналов, а также гигантскую черепаху, тащившую на панцире волшебную землю.
Юй развернул поистине титаническую работу, пересекая страну из края в край, осматривая речные долины от истоков рек до устьев. Согласно преданиям, Юй разделил Китай на девять уездов, проложил девять основных дорог, оградил дамбами девять озер, измерил девять горных вершин. Тут заметна тяга к магии чисел, а не к исторической правде. Чтобы подчеркнуть инженерные познания Юя, его изображали с угольником и циркулем по правую руку и отвесом и мерной веревкой – по левую.
Трудился Юй не покладая рук, при необходимости уничтожая нечистую силу, скрывавшуюся в болотах, зарослях, водоемах (великанов, драконов, чудовищ). Порой ему приходилось принимать облик могучих животных, чтобы справиться с тяжелыми земляными работами.
Однажды в пещере он встретил горного духа со змеиным телом, который вручил ему нефритовую пластинку для измерения неба и земли, составления карт. О подвигах Юя «Каталог гор и морей» сообщает так: «Слуга Гунгуна (Бога Разливов) зовется Сянлю. [У него] девять голов, змеиное туловище, свернутое в клубок. Кормится он в девяти землях. Где он плевал и испражнялся, образовались родники и озера. [Смрад от него] был нестерпим. Никакие животные не могли [там] жить. Юй, запрудив воды потопа, убил Сянлю. Его кровь издавала такое зловоние, что в тех местах не могли расти злаки. Земля так увлажнилась [кровью], что жить было невыносимо. Юй возвел насыпь [высотою] три жэня».
В общем, об организации поверхностного стока (дело обстояло именно так: производилась осушительнообводнительная мелиорация природных вод) в «Каталоге…» сказано следующее: «Юй и Гунь первыми устроили землю и учредили Девять областей…Воды потопа разлились до небес. Гунь не дождался приказа Предка и похитил саморастущую землю, чтобы преградить [путь] водам потопа. Приказал тогда Предок Заклинающему огонь казнить Гуня… Гунь воскрес и родил Юя. Повелел тогда Предок Юю закончить устроение земли, чтобы учредить Девять областей».
Проводя все время в трудах, Юй не успел обзавестись семьей. И вот однажды он встретил белую лисицу с девятью хвостами (все та же магическая цифра!). Это было предзнаменование счастливой женитьбы и высокого поста. Тут же он встретил девушку, которую взял в жены. Она стала сопровождать его в странствиях. Както раз он прорывал туннель в горах, обернувшись медведем. Жена, не зная этого, пришла к нему, но, увидев страшного зверя, бросилась наутек. Он, забыв о своем облике, побежал за ней. От страха она окаменела. Юй в отчаянии закричал так, что камень, которым стала жена, треснул, а осколок обернулся мальчиком. Ему дали имя Ци («Осколочек»).
Вся история Юя, его отца и сына – серия мифов. Они свидетельствуют о том, что в древности в Китае происходило много крупных наводненийпотопов. И это, повидимому, сущая правда, как то, что люди боролись с этими бедствиями, которые были вызваны деятельностью самих же людей, уничтоживших лесные массивы и распахавших почвы в долинах крупных рек.
_________________ Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
КИТАЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
Основным источником знаний о мифах древнего Китая является «Книга гор и морей». Этот обширный труд неизвестных китайских авторов создавался на протяжении почти восьми столетий — с VIII века до н. э. до рубежа нашей эры.
В этой книге содержатся самые разные сведения: описание природы Китая, рассказы о богах, о злых и добрых духах, об удивительных, наделенных волшебными свойствами растениях и животных, о фантастических жителях далеких земель и их диковинных обычаях.
Главным божеством в древнем Китае почитался Шан-ди, что значит «высшее божество». Первоначально его называли просто Ди — «божество». Это свидетельствует о его всеобъемлющем характере.
Иногда Шан-ди отождествлялся с богом неба Тянь-ди, Культ неба в древнем Китае имел государственное значение: одно из древних названий Китая — Тянь-ся, что значит «Поднебесная», а традиционный титул императора был Тянь-цзы, то есть «сын неба».
Поклонение небу в качестве государственного культа сохранялось в Китае очень долго. Жертвоприношения небу на круглом алтаре император совершал вплоть до революции 1911 года.
В некоторых мифах в качестве верховного божества выступает Ди-цзюнь. Он также имеет отношение к небу и является отцом главных небесных светил. Эти светила — солнце и луна — в китайской мифологии представляются во множественном числе: десять братьев-солнц и двенадцать сестер-лун.
Каждое утро одно из солнц купается в источнике со сладкой водой, потом поднимается на священное дерево фусан, растущее на востоке, и на колеснице, запряженной драконами, совершает свой путь по небу. Вечером оно садится на ветви другого священного дерева-жо, растущего на западе.
Солнце обычно изображали в виде трехногого золотого ворона.
Очередность появления братьев-солнц на небе — одно из условий благополучия мира. В одном из мифов рассказывается о катастрофе, которую повлекло за собой нарушение этой очередности.
В некоторых мифах упоминается гора Жиюэшань, за которую заходят солнце и луна. Эта гора является стержнем, удерживающим мир.
В китайской мифологии существовало представление о мире как о пятичастной системе; четыре стороны света и центр. Каждая из этих частей имела свое божество.
Божеством Центра был Хуан-ди, что значит «Желтый владыка». Первоначально он был связан со стихией земли и, возможно, его имя объясняется желтоватым цветом китайских почв. Впрочем, некоторые исследователи толкуют эпитет «желтый» как «золотистый», «сияющий».
Со временем Хуан-ди принял на себя функции верховного божества. Из древнего стихийного бога он постепенно превращается в мудрого и справедливого небесного государя, иногда его называют «небесным императором».
Владыкой Юга был Янь-ди — бог огня, солнца и лета. Существует миф о борьбе Хуан-ди и Янь-ди. Высказывалось предположение, что этот миф связан с подсечно-огневым способом земледелия, бытовавшим в древнем Китае. Землю, предназначенную под пашню, освобождали от леса, сжигая его. Полученная зола смешивалась с землей и служила удобрением. Возможно, в древности этот процесс представлялся людям борьбой огня и земли, в которой побеждала земля. Поэтому в мифе бог земля Хуан-ди в конце концов побеждает огненного Янь-ди.
Божеством Запада считался Шао-хао, хотя да западе он только родился, а правил на востоке, где основал удивительное птичье царство. Чиновниками у него были ласточки, перепела и фазаны, министром просвещения — голубь, начальником войск — орел. Вероятно, образ Шао-хао возник в глубочайшей древности, когда объектами поклонений были звери и птицы, и изначально он сам был богом-птицей.
Со временем Шао-хао покинул свое птичье царство и вернулся на запад, а владыкой Востока стал Фу-си, прародитель людей.
На Севере правил Чжуань-сюй. Он приходился племянником Шао-хао и в юности жил у своего дяди в птичьем царстве. Шао-хао подарил племяннику два музыкальных инструмента — цинь и сэ (цитру и гусли).
Когда Чжуань-сюй возмужал и стал владыкой Севера, он бросил эти инструменты, как ненужные игрушки, в море. В Китае существует поверье, что с тех пор в лунные ночи из морских глубин доносится печальная музыка.
Чжуань-сюй связан со стихией воды, ему подвластны моря, реки и другие водные источники.
Впоследствии, когда владыка Центра Хуан-ди состарился и ушел на покой, своим преемником он назначил Чжуань-сюя.
Большое место в китайской мифологии занимали духи стихий.
Дух воды Гун-гун обладал телом змеи и человеческой головой с красными волосами.
Отцом Гун-гуна был дух огня Чжу-жун, что значит «большой свет». Первоначально Чжу-жун был правителем Юга, а впоследствии стал помощником бога огня и солнца Янь-ди.
Гун-гун и Чжу-жун, несмотря на свое родство, были непримиримыми врагами, и борьба между ними едва не погубила мир.
По древним поверьям, все горы, моря и реки имели своих духов.
Горные духи представлялись в виде чудовищ — трехногих, двухголовых, одноглазых или соединяющих в себе человеческие и звериные черты. Водяные духи обычно напоминали рыб, драконов или черепах. Как правило, все эти духи были враждебны людям.
В китайских мифах часто упоминаются различные фантастические животные: змея с шестью ногами и четырьмя крыльями, способная вызывать засуху, одноглазый бык со змеиным хвостом, насылающий мор, белая лисица с длинными ушами, предвещающая войну.
Удивительными существами населяла народная фантазия и далекие страны. В «Книге гор и морей» рассказывается о стране летающих великанов и о стране карликов, которые растут на деревьях, о стране длинноруких, жители которой руками выдавливают рыбу со дна моря, и о стране, где все ходят на цыпочках, о стране женщин, где девушки зачинают детей, искупавшись в реке, и о стране мужчин, каждый из которых может родить двоих сыновей из подмышек.
В древности мифы воспринимались как безусловная истина. Но в VI веке до н. э. в Китае большое значение приобрело конфуцианство — философско-политическое учение, для которого характерен рационализм мышления, основанное китайским мыслителем Конфуцием. С этого времени под все мифологические сюжеты стали подводить историческую основу, чаще всего просто придумывая ее. Все древние боги были объявлены реально существовавшими государями, а их фантастическим свойствам подобрано рациональное объяснение. Например, четырехликий Хуан-ди стал правителем, имевшим четырех чиновников для управления провинциями.
Во II веке нашей эры в Китае оформилась новая религия — даосизм. Эта религия возникла из философского учения «дао», что значит «путь». Дао уподоблялось воде — одновременно податливой и неодолимой. Одним из основных принципов даосизма было недеяние — уступчивость и покорность, в которых заключены истинная мудрость и сила. Даосы проповедывали возвращение к природе, к первоначальной чистоте и неведению.
Философия даосизма включала в себя элементы мистики, и это мистическое направление со временем превратилось в религию. В даосизме почитались не боги, а святые, достигшие бессмертия. Образы древних богов даосы переосмысливали в соответствии со своим учением. Так, Хуан-ди они считали первым бессмертным и покровителем даосизма.
Одновременно с даосизмом в начале нашей эры в Китай стал проникать из Индии буддизм. В своих проповедях буддисты использовали традиционные китайские сюжеты, происхождение буддийских персонажей стало связываться с китайскими героями.
К концу I тысячелетия нашей эры даосизм, буддизм и конфуцианство в народном сознании стали сближаться между собой. В храмах того времени, особенно в деревнях, могли находиться рядом изображения Будды, Конфуция и основателя даосизма Лао-цзы.
В середине века сложился сводный пантеон, в который входили древние боги, даосские и буддийские святые и персонажи народных верований.
В этом пантеоне большое место принадлежало божествам, в ведении которых находился обширный круг повседневных человеческих забот и обыденных вещей. Так появились боги-покровители различных профессий, боги, помогающие при конкретных болезнях, боги общественных зданий и жилища (причем среди последних были самостоятельные боги дверей, очага, постели и даже — богиня отхожего места Цзы-гу).
Все эти божества стали героями народных рассказов и лубочных картинок, популярных вплоть до XX века.
26. СОТВОРЕНИЕ МИРА И ЛЮДЕЙ
Вначале Вселенная была подобна яйцу. В этом яйце зародился сам собой Пань-гу. Долгое время спал Пань-гу непробудным сном. А проснувшись, увидел вокруг себя тьму, и это его опечалило.
Тогда разломал Пань-гу скорлупу яйца и вышел наружу. Все, что было в яйце светлого и чистого, поднялось наверх и стало небом, а все тяжелое и грубое опустилось вниз и стало землей.
Крепко уперся Пань-гу ногами в землю, а руками — в небо, чтобы не смешались они вновь в первобытный хаос.
Прошло восемнадцать тысяч лет. С каждым днем поднималось небо выше и выше, земля становилась прочнее и больше, а Пань-гу рос, продолжая удерживать небо на вытянутых руках.
Наконец, небо стало таким высоким, а земля такой прочной, что они уже не могли слиться воедино. Тогда Пань-гу опустил руки, лег на землю — и умер.
Его дыхание стало ветром и облаками, голос — громом, глаза — солнцем и луной, кровь — реками, волосы — деревьями, кости — камнями.
В некоторых вариантах мифа говорится, что из паразитов, ползающих по телу Пань- гу, получились люди. Но, как замечает один из исследователей китайской мифологии, «эта версия ущемляла человеческую гордость и поэтому не получила широкого распространения».
Гораздо чаще прародителями людей называют Фу-си и Нюй-ву — брата и сестру, которые жили на священной горе Кунолунь и стали мужем и женой. Нюй-ва родила некий бесформенный комок, разрезала его на мелкие кусочки и разбросала по всей земле. Там, где они упали, появились люди. Так Фу-си и Нюй-ва произвели на свет человечество.
На традиционных изображениях Фу-си и Нюй-ва представляются полулюдьми-полузмеями с переплетенными хвостами, что символизирует супружескую близость.
Однако о родственной и супружеской связи Фу-си и Нюй-вы говорится лишь в относительно поздних сказаниях, возникших на рубеже нашей эры. В древности же Фу-си и Нюй-ва были героями двух самостоятельных мифов, возникших в разных областях древнего Китая.
Имя Фу-си, предположительно, означает «устроивший засаду на жертвенных животных».
Фу-си родился в далекой, блаженной стране, до которой нельзя было добраться ни по суше, ни морем, а можно было только мечтать о ней. Жители этой страны были бессмертны, умели летать по воздуху, могли свободно ходить по воде и не сгорали в огне.
Матерью Фу-си была бессмертная красавица Хусюй-ши. Однажды, гуляя по берегу озера, она наступила на след, оставленный ногой бога грома Лэй-шеня, забеременела и родила Фу-си.
Каким образом Фу-си произвел на свет людей, в мифах особо не оговаривается. Скорее всего, это были просто его дети и внуки.
Фу-си научил людей охотиться и ловить рыбу, добывать огонь и варить пишу, изобрел «сэ» — музыкальный инструмент типа гуслей, рыболовную сеть, силки и прочие полезные вещи.
Кроме того, он начертил восемь триграмм — символических знаков, отражающих различные явления и понятия. В древности им приписывались магические свойства, а в наше время они известны под названием «Книга перемен» и используются для гадания.
Нюй-ва первоначально почиталась как прародительница племен, живших в среднем течении великой китайской реки Хуанхэ, но впоследствии превратилась в создательницу всего человечества.
Имя Нюй-ва до конца не расшифровано: «нюй» означает «женщина», а «ва» истолковывалось по-разному. Высказывалось предположение, что это значит «лягушка», в таком случае Нюй-ва, возможно, является специфическим божеством дождевых луж.
О происхождении Нюй-вы в мифах не говорится ничего. Живший в IV веке до н. э. поэт Цюй Юань в своей книге «Вопросы к небу» спрашивает: «Кем был тот, кто создал самое Нюй-ву?» Так или иначе, Нюй-ва оказалась в еще безлюдном мире. Ее окружали горы, леса, реки, животные и птицы.
Однажды, сидя на берегу пруда, Нюй-ва взяла кусок глины и, глядясь в спокойную воду, как в зеркало, вылепила свое маленькое подобие.
Так появился первый человек. Он оказался разумным, веселым и дружелюбным существом и так понравился Нюй-ве, что она набрала еще глины и налепила множество людей.
Ей захотелось заселить людьми всю землю. Чтобы облегчить себе работу, она взяла длинную лиану, опустила ее в жидкую глину и встряхнула. Разлетевшиеся комья глины сразу же превратились в людей. Впоследствии стали говорить, что знатные люди были сделаны вручную, а простой народ — при помощи лианы.
Наконец, земля была заселена. Но люди, прожив свою жизнь, умирали, и Нюй-ве приходилось делать новых.
Она устала, а конца работе не предвиделось.
Тогда Нюй-ва разделила людей на мужчин и женщин, повелела им жить семьями и рожать детей.
Люди жили счастливой, безмятежной жизнью, не зная ни вражды, ни зависти. Земля в изобилии давала плоды, и людям не нужно было трудиться, чтобы прокормить себя. Родившихся детей укладывали, как в колыбель, в птичьи гнезда, и птицы забавляли их своим щебетом. Львы и тигры были ласковы, как кошки, а змеи — не ядовиты.
Но однажды дух воды Гун-гун и дух огня Чжу-жун поссорились между собой и начали войну. Дух огня победил, а побежденный дух воды в отчаянии так сильно ударился головой и гору Бучжоу, подпиравшую небо, что гора раскололась. Лишившись опоры, часть неба обрушилась на землю, проломив ее в нескольких местах. Из проломов хлынули подземные воды, сметая все на своем пути.
Нюй-ва бросилась спасать мир Она набрала камней пяти различных цветов, расплавила их на огне и заделала дыру в небе. В Китае существует поверье, что если приглядеться, то можно увидеть заплату на небе, отличающуюся по цвету. В другом варианте мифа Нюй-ва починила небо при помощи мелких блестящих камешков, которые превратились в звезды.
Затем Нюй-ва сожгла много тростинка, собрала в кучу образовавшийся пепел и запрудила водные потоки.
Порядок был восстановлен. Но после починки мир слегка перекосился. Небо склонилось к западу, и туда каждый день стали скатываться солнце и луна, а на юго-востоке образовалась впадина, в которую устремились все реки на земле. (В Китае действительно многие реки текут на юго-восток.) Теперь Нюй-ва могла отдохнуть. По одним вариантам мифа, она умерла, по другим — вознеслась на небо, где до сих пор живет в полном уединении.
Прошли годы и тысячелетия. Людей стало так много, что им уже не хватало для пропитания того, что само вырастало на земле.
Тогда с неба опустился бог солнца и лета Янь-ди.
В те времена земля и небо сообщались друг с другом при помощи лестницы. Люди могли свободно подниматься на небо и беседовать с богами, а боги опускались на землю, чтобы помочь людям.
Янь-ди научил людей обрабатывать поля и сеять злаки. Его изображали в виде человека с головой быка, поскольку бык на протяжении многих веков был главным помощником китайского крестьянина.
Янь-ди считался также богом врачевания, указавшим людям целебные травы. По преданию, чтобы отличить полезные травы от ядовитых, он сам перепробовал их все. В Китае хорошо известно очень ядовитое вьющееся растение дуань-чан, о котором до сих пор говорят, что им отравился сам Янь-ди.
Еще Янь-ди научил людей определять время по солнцу и обмениваться друг с другом плодами своего труда. Так появились первые рынки.
В давние времена, когда боги поделили между собой стороны света, Янь-ди был назначен владыкой Юга.
А владыкой Центра, главным над всеми богами, стал Хуан-ди.
Он тоже много помогал людям: изобрел топор, лук со стрелами, одежду и туфли, а также установил различия между мужским и женским костюмами, научил людей отливать колокола, копать колодцы, делать телеги и лодки.
Все боги почитали Хуан-ди как своего господина, и лишь Янь-ди считал себя ему равным.
Хуан-ди разгневался и лишил Янь-ди сана владыки Юга. У Янь-ди было много потомков, в том числе целое племя могучих великанов, живших на земле. Вождем этого племени был великан по имени Чи-ю. У него было человеческое тело, коровьи копыта, шесть рук и четыре глаза. На голове рос острый рог, а волосы за ушами стояли дыбом и были похожи на мечи и трезубцы.
Чи-ю был покровителем стихии железа и изобрел многие виды боевого оружия.
Чи-ю решил отомстить Хуан-ди за своего предка. Он собрал огромное войско, в которое вошли подвластные Чи-ю великаны с медными головами и железными лбами, злые духи, обитавшие в горах, лесах и реках, а также — одно человеческое племя, которое Чи-ю угрозами склонил к мятежу против великого бога.
Хуан-ди тоже собрал войско. Среди его воинов были боги, небесные духи и хищные звери — тигры, медведи, барсы и ягуары.
Битва была долгой и жестокой. Наконец Хуан-ди разбил войско Чи-ю, а его самого захватил в плен и обезглавил. Чтобы Чи-ю не мог возродиться снова, его тело и голову похоронили в разных местах. До сих пор в Китае показывают два высоких холма, считающихся могильными курганами Чи-ю.
Казнив Чи-ю, Хуан-ди покарал и его сторонников. Поскольку люди помогали Чи-ю, Хуан-ди дослал на землю небесное войско и истребил множество народа.
А затем боги, чтобы оградить себя от вмешательства людей в свои дела, разрушили лестницу, соединявшую небо и землю.
Теперь люди уже не могли прямо обращаться к богам, а лишь молились им и приносили жертвы. Поскольку боги были далеко, люди захотели править людьми. Началась борьба за власть, и сильные подчинили себе слабых, богатые — бедных, мужчины — женщин. Появились злоба и ненависть, нужда и тяжкий труд, горести и болезни.
Мифы о сотворении мира входят в репертуар народных сказителей до сих пор.
В начале 1960-х годов китайские фольклористы записали еще один вариант мифа о создании людей, несколько отличающийся от известных.
В этом варианте Фу-си и Нюй-ва пытались сделать людей из глины, но этому воспротивилась Мать-Земля — Диму-няннян: «Кто мог знать, что только примутся они задело, как явится к ним Матушка-Земля — Диму-няннян и скажет сердито: «Хотите человечков из глины делать? Нет ничего проще! Да только сразу вы мне урон нанесли. Ведь вам сколько глины надо, а где мне самой глины взять, чтобы яму, которую вы выроете, засыпать? Нет, раз уж решили продолжать род людской, должны вы стать мужем и женой!» Диму-няннян — очень архаичный образ, крайне редко встречающийся в письменных источниках, но сохранившийся в живой народной традиции.
27. СКАЗАНИЕ О НЕБЕСНОМ СТРЕЛКЕ И
Одним из самых популярных героев китайской мифологии является Хоу-И — Стрелок И.
В давние времена на небе было не одно солнце, а целых десять. Их отец — небесный владыка Ди-цзюнь — строго следил за тем, чтобы они восходили на небо по очереди, каждое в свой день. А так как братья-солнца были схожи между собой, то люди думали, что в небе всегда сияет одно солнце.
Но братьям надоело следовать заведенному издревле порядку, и однажды утром они поднялись из-за горизонта все вместе.
Засияли на небе десять солнц. Ослепительным светом заполнили все кругом, жгучим зноем иссушили землю. Загорелись посевы на полях, луговые травы и деревья в лесах, закипела вода в реках и озерах, стали плавиться камни и железные руды в недрах земли. Дикие звери, гонимые огнем из своих лесов, стали выходить к жилищам и нападать на людей. Великая беда пришла на землю.
Стали люди возносить молитвы небесному владыке Ди-цзюню, просить, чтобы избавил он их от неминуемой гибели.
Ди-цзюнь услышал молитвы и призвал к себе небесного лучника Хоу-И. Он подарил Хоу-И красный лук с белыми стрелами и послал стрелка на землю, приказав ему согнать непослушные солнца с неба и заставить их вернуться к установленному порядку. «Но горе тебе, — сказал Ди-цзюнь, — если причинишь ты им какой-нибудь вред!» Хоу-И отправился на землю. Увидел небесный стрелок выжженные зноем поля, иссохших от голода людей. Наполнилось его сердце жалостью к несчастным, распалилось гневом на виновных. Забыл Хоу-И, что небесный владыка велел ему лишь напугать непослушные солнца. Натянул он тетиву до самого уха, без промаха пустил стрелу в старшее солнце. Разбилось солнце на множество кусков, рассыпалось золотыми перьями, упало на землю мертвым золотым вороном.
Девять раз стрелял Хоу-И, пока не осталось на небе только одно, последнее солнце. В гневе хотел Хоу-И убить и его, но люди испугались, что тогда наступит вечная тьма, и потихоньку вытащили из колчана небесного стрелка последнюю стрелу.
Утих зной, повеяло живительной прохладой. Земля была спасена.
Но Хоу- И не спешил возвращаться на небо. Он решил сразиться с чудовищами, жившими тогда на земле. Чудовищ было семь.
Прежде всего отважный Хоу- И уничтожил страшного быка. У него были голова дракона и лошадиные ноги, а голос — как у плачущего ребенка. Он обитал в самом центре страны и пожирал всякого, кто осмеливался приблизиться к нему. Затем Хоу-И убил чудовище, у которого был смертоносный клык, подобный бураву.
На реке Сюншуй Хоу-И сразил девятиголового зверя, изрыгавшего огонь и воду, а близ озера Цинцю подстрелил чудовищную птицу Дафэн, поднимавшую своими крыльями разрушительный ветер.
В бурных водах озера Дунтинху Хоу-И настиг огромного змея. Его спина была покрыта щетиной, а голос походил на стук колотушки. Хоу-И сразился со змеем среди бушующих волн и победил его. Кости змея, выброшенные на берег, превратились в холм, который до сих пор называют Бацю — Змеиный.
На горе Чунь-юй-феншань Хоу-И уничтожил еще одного змея — с красной головой и белым туловищем. Змей ревел, как бык, и его рев вызывал засуху.
И, наконец, Хоу-И изловил в дремучем лесу свирепого кабана-людоеда.
Так небесный стрелок избавил землю еще от семи напастей.
Люди благодарили и прославляли его, и сам Хоу-И был доволен собой. Но когда он вернулся на небо и предстал перед небесным владыкой Ди-цзюнем, тот обрушил на него свой гнев.
Ди-цзюнь не простил небесному стрелку убийства девяти солнц — своих сыновей — и сурово покарал его. Он лишил Хоу-И и его жену Чан-Э божественного сана, превратив их в смертных, и навсегда сослал на землю.
Хоу-И и Чан-Э поселились среди людей. Чан-Э не могла простить мужу, что по его вине она из небожительницы стала обычной женщиной. Ее сердце было слишком мало, чтобы вместить большое горе, и она постоянно упрекала и бранила Хоу-И.
Вскоре ему стало невмоготу, и он, покинув жену, стал вести бродячую жизнь. Известный исследователь китайской мифологии профессор Юань Ке замечает: «Тогда, наверное, еще не изобрели вино, а то бы он каждый день заливал вином свою тоску».
Однажды на берегу реки Ло Хоу-И встретил фею этой реки прекрасную Фу-фэй. Китайский поэт III века Цао Чжи так описывает ее красоту: «Она грациозна, как летящий лебедь или парящий в облаках дракон. Если смотришь на нее издали, — видишь сияние, подобное солнцу, поднимающемуся на небо в утреннем тумане. Если смотришь на нее вблизи, — она подобна белому лотосу, который распускается на зеленой волне».
Фу-фэй была женой речного духа Хэ-бо. Хэ-бо не ценил своей прекрасной жены и постоянно ей изменял. Каждый год он требовал себе в жертву красивую девушку. Несчастную облачали в дорогие одежды, укладывали на узорную кровать и, под звуки музыки, вместе с кроватью бросали в воду.
Существует историческое предание о том, как правитель Симэнь Бао решительно искоренил этот жестокий обычай во вверенной ему местности.
Для церемонии жертвоприношения крестьяне облагались специальным денежным налогом, часть которого шла по назначению, а остальное присваивали себе местные чиновники, усердно ратовавшие за сохранение древнего обычая.
Однажды, когда все было готово к очередному жертвоприношению, Симэнь Бао вдруг заявил, что девушка, предназначенная для Хэ-бо, недостаточно красива и следует избрать другую, а перед Хэ-бо извиниться за задержку. С извинениями к сластолюбивому духу он счел нужным послать местных чиновников, приказав побросать их в воду.
Перепуганные чиновники упали перед правителем на колени, стали кланяться, в кровь разбивая себе лбы, и просить пощады. Симэнь Бао отпустил их по домам, с тех пор обычай жертвоприношения девушек речному духу перестал существовать.
Прекрасная Фу-фэй и Хоу-И полюбили друг друга. Они стали встречаться на берегу реки. Но Хэ-бо, много лет не обращавший на жену никакого внимания, теперь жестоко возревновал и стал чинить влюбленным козни, посылая шпионить за ними подвластных ему креветок, черепах и каракатиц.
Хэ-бо знал, что Хоу-И — непобедимый герой и опасался непосредственного столкновения с ним, но нередко, превратившись в белого дракона, издали наблюдал за женой и ее возлюбленным.
Однажды Хоу-И заметил подглядывающего Хэ-бо и метким выстрелом выбил ему левый глаз.
Хэ-бо отправился жаловаться богам. Боги прогнали его, сказав, что он сам навлек на себя наказание, дурно обращаясь с женой.
Горько заплакал Хэ-бо. Тогда мягкосердечная Фу-фэй пожалела своего беспутного окривевшего мужа, почувствовала свою вину перед ним и решила вернуться к нему, чтобы утешать его и поддерживать.
Печально простились Хоу-И и Фу-фэй — и расстались навеки.
Хоу-И отправился домой, где его ждала Чан-Э. Выслушав упреки жены за долгое отсутствие, Хоу-И вынужден был признать, что у нее есть основания сердиться. Он принял решение быть отныне для Чан-Э примерным мужем и сделать все возможное, чтобы вместе с ней снова обрести бессмертие и вернуться на небо.
Хоу-И знал, что на земле есть напиток бессмертия. Он хранится на неприступной горной вершине, у богини Си-ванму.
В древних мифах Си-ванму была чудовищем с хвостом барса и зубами тигра. Она насылала мор и ведала наказаниями, а от ее оглушительного свиста в ужасе разбегались дикие звери.
В более поздние времена Си-ванму превратилась в прекрасную и добрую деву, которой прислуживали три синие птицы.
Рядом с жилищем Си-ванму росло чудесное дерево. Раз в три тысячи лет оно цвело и приносило единственный плод, из которого делали напиток бессмертия.
Хоу-И отправился в далекий и трудный путь, преодолеть который еще никому не удавалось. Перед небесным стрелком встали огнедышащие горы, день и ночь изрыгающие пламя. Потом дорогу ему преградила река, в водах которой тонуло даже птичье перо. Но отважный Хоу-И прошел через огонь и через воду, поднялся на гору, вершиной достигающую неба, и оказался в жилище Си-ванму.
Богиня благосклонно выслушала историю небесного стрелка и его жены — и согласилась помочь. Она послала за напитком бессмертия одну из своих синих птиц, и та принесла тыкву-горлянку с чудесным снадобьем.
Си-ванму сказала, что напитка достаточно для того, чтобы сделать бессмертными вознести на небо одного человека. Если же разделить напиток на двоих, то оба хотя и обретут бессмертие, но останутся жить на земле.
Хоу-И, не колеблясь, решил разделить напиток с женой.
Вернувшись домой, он отдал тыкву с чудесным снадобьем Чан-Э и велел хранить до назначенного дня, когда они смогут выпить его пополам и стать бессмертными Но Чан-Э бессмертия казалось мало, она хотела вернуться на небо. Искушение было слишком велико, и однажды, когда Хоу-И не было дома, она достала тщательно спрятанную тыкву и выпила чудесный напиток.
Тело Чан-Э стало легким, и она полетела на небо. По пути ей стало стыдно и страшно. Она уже раскаивалась, что предала мужа, и боялась, что боги осудят ее за это.
Чан-Э решила укрыться на луне и там поразмыслить, как ей быть дальше. Но, едва коснувшись луны, Чан-Э превратилась в огромную жабу. Она навсегда осталась на луне, где кроме нее обитало только одно существо — белый заяц, который жил там с незапамятных времен и толок в ступе снадобье бессмертия для богов. Жаба и заяц со ступой — традиционные в Китае символы луны.
В более поздних вариантах мифа Чан-Э не превращается в жабу, а по-прежнему остается красавицей. Обреченная на вечное одиночество, она тоскует в лунном дворце. Поэт IX века Ли Шан-инь так выразил ее печаль: «Лазурное море, синее небо, и думы каждую ночь…» Лишившись жены и надежды на бессмертие, Хоу-И впал в мрачное отчаяние. Скорбь и гнев терзали его душу, жизнь казалась ему унылой и бесцельной. Однажды к Хоу-И пришел человек по имени Фэн-мэн и попросил научить его стрелять из лука. Хоу-И обрадовался, надеясь обрести не только ученика, ной друга.
Сначала он посоветовал Фэн-мэну добиться твердости взгляда. Фэн-мэн пошел домой, лег на пол под ткацким станом, за которым работала его жена, и стал неотрывно следить за челноком, сновавшим среди сотен нитей. Через год он уже мог, не мигая, смотреть на острие шила, поднесенного к самым глазам.
Тогда Хоу-И велел Фэн-мэну научиться видеть малое, как большое. Фэн-мэн привязал блоху к волоску из бычьего хвоста, подвесил в оконном проеме и стал пристально смотреть на нее против света. Прошло некоторое время, и Фэн-мэн уже видел блоху так подробно, как если бы она была величиной с тележное колесо.
После этого Хоу-И стал учить Фэн-мэна стрелять. Он передал ученику все, что знал сам, и Фэн-мэн стал искуснейшим стрелком.
Однажды учитель и ученик гуляли в поле и увидели в небе стаю гусей. Фэн-мэн прицелился и выстрелил. Пораженный в голову гусь упал на землю. Тогда вскинул свой лук Хоу-И. Он выстрелил, не целясь, и гусь упал, пораженный в глаз.
Фэн-мэн понял, что стреляет хуже учителя, и, подстрекаемый завистью, задумал его убить. Он подстерег Хоу-И, возвращавшегося с охоты, и, укрывшись за деревьями, пустил в него стрелу. Однако Хоу-И успел выстрелить навстречу, попав в острие летящей стрелы. Девять раз стреляли Фэн-мэн и Хоу-И, девять раз их стрелы, столкнувшись в воздухе, падали на землю. Но вот колчан небесного стрелка опустел, ау Фэн-мэна еще оставалась последняя, десятая, стрела Беззащитный стоял Хоу-И перед своим учеником, а Фэн-мэн целился ему прямо в горло.
Точно в цель полетела стрела, но Хоу-И поймал ее на лету зубами — и засмеялся. Великий стыд охватил Фэн-мэна. Со слезами попросил он у своего учителя прощения — и покинул его навсегда Хоу-И снова остался один. Свою тоску он стал вымещать на слугах, жестоко их тираня. Сначала слуги жалели Хоу-И, потом стали бояться его и, наконец, — возненавидели.
Когда их терпению пришел конец, они напали на небесного стрелка и убили его ударом дубины из персикового дерева.
Так погиб великий герой. После смерти Хоу-И стали почитать как божество Цзунбу, отгоняющее нечистую силу.
Сказания о Хоу-И и его жене Чан-Э не раз пересказывались в различных древнекитайских книгах, в том числе в знаменитой «Книге гор и морей».
Но само сказание возникло, несомненно, в более древние, чем книги, времена. Хоу-И и его жена связаны с небесными светилами, в некоторых вариантах мифа небесный стрелок является сыном Ди-цзюна, наравне с братьями-солнцами. Хоу-И спасает человечество от глобальной космической катастрофы, в которой повинны божества, уничтожает населяющих землю чудовищ. Все это древнейшие мифологические мотивы Изображения Хоу-И, стреляющего в солнце, и Чан-Э на луне в образе жабы встречаются на китайских каменных рельефах первых веков нашей эры.
28. ПАСТУХ И ТКАЧИХА
Мифы, объясняющие возникновение звезд и созвездий, называют астральными («астра» по-гречески — «звезда»). В астральных мифах обычно рассказывается о людях и предметах, так или иначе попавших на небо и превратившихся в звезды.
Хорошо известен поэтичный китайский миф о возникновении звезд, которые в Китае называют «Пастух» и «Ткачиха».
У небесного правителя Тянь-ди была дочь Чжи-нюй — искусная ткачиха. Она жила на берегу Серебряной реки, отделяющей небо от земли, и ткала воздушные облака из тончайшего шелка Шелк — одно из китайских изобретений, о возникновении шелковичного производства существует легенда. У одной женщины муж надолго уехал из дома. Она очень скучала по нему и как-то раз сказала, что отдаст свою дочь замуж за того, кто заставит ее мужа поскорее вернуться домой.
Эти слова услышал конь, стоявший в конюшне. Он оборвал привязь и поскакал в чужие края к своему хозяину. Тот, увидев взмыленного, проделавшего долгий путь коня, подумал, что дома стряслось какое-то несчастье, и поспешно вернулся домой, к великой радости жены. Она совсем забыла о своих неосторожных словах, но конь потребовал обещанную девушку.
Тогда хозяин взял лук и застрелил коня. Потом снял с него шкуру и положил ее сушиться во дворе. Когда дочь хозяина проходила через двор, конская шкура вдруг подпрыгнула, обернулась вокруг тела девушки и взлетела с ней на дерево. Девушка уменьшилась в размерах, превратилась в гусеницу-шелкопряда и начала тянуть бесконечную шелковую нить.
Эта легенда объясняет, почему голова гусеницы шелкопряда несколько напоминает лошадиную.
Впоследствии девушка стала божеством шелководства Цань-шень. Она подарила моток шелковой пряжи богине грома Лэй-цау, и той так понравилась чудесная пряжа, из которой можно было ткать прозрачную и невесомую ткань, что она начала разводить шелкопрядов.
Небесная ткачиха Чжи-нюй работала не покладая рук. Но изредка она поглядывала на дальний, земной, берег Серебряной реки. Однажды Чжи-нюй увидела там пастуха Ню- лана и полюбила его.
Отец разрешил ей выйти за пастуха замуж, и небесная ткачиха поселилась на земле.
Пастух Ню-лан был сиротой и долгое время жил в семье старшего брата, терпя голод и дурное обращение. Потом он построил собственный дом и стал жить самостоятельно. Жадный брат из всего имущества выделил ему только старого вола.
В более позднем варианте мифа, напоминающем скорее народную сказку, знакомство Ню-лана с невестой происходит в чисто сказочном ключе.
Однажды старый вол заговорил человеческим голосом и велел своему хозяину идти к Серебряной реке, Божество шелководства Цань-шэнь. где по определенным дням купалась Старинная китайская гравюра Чжи-нюй со своими сестрами.
Ню-лан послушался вола и отправился к Серебряной реке. Когда небесная ткачиха и ее сестры, раздевшись, вошли в воду, пастух спрятал одежду Чжи-нюй и вернул лишь в обмен на обещание стать его женой.
Выйдя замуж, Чжи-нюй родила двоих детей и целиком погрузилась в домашние хлопоты. Ей уже некогда было ткать облака из небесного шелка, она ткала одежду для мужа и детей из обычной пряжи.
Небесный правитель рассердился на дочь, забрал ее обратно на небо и, как прежде, заставил ткать облака.
Ню-лан отправился следом за женой. Он надеялся переправиться через Серебряную реку, попасть на небо и увести Чжи-нюй домой.
Но пастух не нашел Серебряной реки на прежнем месте — Тянь-ди поднял ее на небо. Опечаленный вернулся Ню-лан домой. Там его встретил старый вол и сказал: «Когда я умру, сними с меня шкуру и сделай из нее себе одежду. В ней ты сможешь подняться на небо».
Вскоре вол умер. Ню-лан сшил себе одежду из воловьей шкуры, надел ее, посадил своих детей в две корзины и повесил корзины через плечо. Поскольку дочка была младше и легче сына, Ню-лан в ее корзину положил для равновесия ковш. Затем он оттолкнулся от земли и полетел на небо.
Ню-лан достиг берега Серебряной реки. Чжи-нюй стояла на другом берегу и протягивала к нему руки. Но тут по воле небесного правителя воды Серебряной реки забурлили, и переправиться через нее стало невозможно.
Тогда дочка, сидевшая в корзине, протянула отцу ковш, и Ню-лан стал вычерпывать реку.
Реки он не вычерпал, но решимость пастуха тронула небесного правителя, и он разрешил Чжи-нюй встречаться с мужем один раз в год в седьмой день седьмого месяца.
С тех пор каждый год к небесной Серебряной реке в этот день слетаются со всего света птицы-сороки. Их хвосты образуют прочный мост, и на середине моста встречаются Чжи-нюй и Ню-лан.
Пастух и Ткачиха стали звездами. Пастух — это звезды «бэта» и «гамма» из созвездия Орла, Ткачиха — звезда «альфа» из созвездия Лиры. Они совсем близко, но их разделяет Серебряная река — Млечный Путь.
Рядом с Пастухом — две маленькие звездочки — его дети, а чуть подальше — четыре звезды, образующие ткацкий челнок.
Однажды Ткачиха написала мужу письмо и перебросила через Серебряную реку, привязав к челноку. А Пастух привязал ответное письмо к пастушьему кнуту и перебросил жене. Рядом с Ткачихой в небе находятся три звезды, расположением напоминающие кнут.
История Пастуха и Ткачихи в Китае очень популярна, там существуют связанные с нею народные поверья и обычаи.
Считается, что в седьмой день седьмого месяца сороки пытаются плавать по воде. Анонимный автор старинной китайской книги «Записки о правах и обычаях» пишет: «Оказывается, они составляют мост, чтобы помочь ткачихе». Этот день в Китае, по традиции, считается днем влюбленных.
Сказание о Пастухе и Ткачихе, возникшее, вероятно, в конце I тысячелетия до н. э., не раз привлекало к себе поэтов. Существует много его поэтических переложений. Наиболее раннее было сделано в книге «Девятнадцать древних стихотворений» во II веке до н. э.:
Далеко, далеко в выси неба звезда Пастух,
И светла, и светла ночью Дева, где Млечный Путь.
И легки, и легки взмахи белых прекрасных рук.
И снует, и снует там на ткацком станке челнок…
(ПереводЛ. Эйдлина)
_________________ Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
Ирина Анатольевна Мудрова
«Великие мифы и легенды. 100 историй о подвигах, мире богов, тайнах рождения и смерти»: Центрполиграф; Москва; 2011
Цитата:
КИТАЙСКИЕ МИФЫ
О происхождении всего на земле
Пань-гу вывел Вселенную из Хаоса и придал ей определенность. Как считают, он был порождением первоначальной двойственности при роды, инь и ян, созданным для того, чтобы придать форму всему сущему и «создать Небеса и Землю».
В некоторых мифах он показан как создатель Все ленной, предок Неба и Земли и всего того, что живет, двигается и производит себе подобных. Слово «пань» означает «блюдо» и «гу» – «тыква». Это имя связано с легендой о том, что его вырастили в тыкве.
Пань-гу вначале существовал в образе собаки, и лишь позже он обрел человеческие черты, сохранив собачью голову. Его изображают как карлика, одетого в медвежью шкуру или с передником из листьев с двумя рогами на голове. Как демиург, в правой руке он держит молоток, в левой – стамеску – инструменты, символизирующие его созидательную миссию.
На ряде изображений его можно увидеть в обществе четырех мифологических существ: единорога, феникса, черепахи и дракона, на некоторых он показан с солнцем в одной руке и луной в другой, символизирующими его деятельность как творца мира.
Пань-гу трудился восемнадцать тысяч лет, за это время он создал солнце, луну и звезды, Небеса и Землю.
Наконец завершив свои земные труды, он умер, продолжая жить в своих творениях. Его голова стала гора ми, дыхание преобразилось в ветер, реки и облака, голос в гром; плоть стала землей, конечности – четырьмя частями; кожа и волосы превратились в травы и деревья, зубы, кости и мозг стали металлами, скалами и драгоценными камнями, пот – дождем, ползавшие по его телу насекомые обернулись людьми; таким образом, он отдал всего себя тому, чтобы созданный им мир был богатым и прекрасным.
Когда пребывание Пань-гу в примитивном Хаосе окончилось, собственный дух переместил его смертную оболочку в пустое пространство без всякой видимой опоры. «Он должен, – заявил дух, – возродиться в видимом образе, иначе я потеряю свою сущность и не обрету покой».
Перенесясь на крыльях ветра, его душа достигла Фую Тяй. Там ее заметила святая по имени Тяй Юань; хотя ей было сорок лет, она оставалась девственницей и жила одна на горе Цуо, питаясь воздухом и разно цветными облаками. Она ежедневно поднималась на высочайшую гору, чтобы вдыхать росу, выпадавшую с солнца и луны.
Очарованный ее девственной чистотой, Пань-гу воспользовался моментом, когда она, по обыкновению, вдыхала росу, и вошел в нее в виде луча света. Богиня забеременела, и через двенадцать лет плод покинул ее чрево через позвоночный столб. Едва появившись на свет, ребенок начал ходить и говорить, вокруг его тела образовалось пятицветное облако. Новорожденного назвали Юаньши Дяньван, а его мать стала именоваться Тяйюань Шэнму – «Священной матерью Первопричины».
Алмазные владыки Неба
Алмазные владыки Неба были братьями, их звали Мо Лицзин (чистый), Цзэн Чжан, Мо Лихун (суша), Гуанму Мо Лигай (море) и Мо Лишу (время). Самый старший – Мо Лицзин, его рост достигает семи метров, у него борода ярко-рыжего цвета, он носит внушительное кольцо из жадеита, всегда сражается пешим; у него есть волшебная сабля, «Голубое облако», на ее лезвии выгравированы иероглифы Ди, Шуи, Го, Фэн (земля, вода, огонь, ветер).
Взмахнув мечом, он поднимает черный вихрь из сотен тысяч копий, пронизывающих тела людей и обращающих их в прах. За ветром следует десять тысяч огненных змей, сжигающих все на своем пути. Одновременно из земли поднимается густой дым, ослепляющий людей, и никто не может от него спастись.
В руках у Мо Лихуна зонт, который называют Завесой Хаоса, унизанный множеством волшебных жемчужин. Если его открыть, то Небеса и Землю накроет густая тьма. Повернув его вниз, можно вызывать сильный ветер и сотрясение земли во всем мире.
Мо Лигай держит четырехструнную гитару, ее резкие звуки способны воздействовать на землю, воду, огонь или ветер. Своей игрой Мо Лигай завораживает всех и заставляет людей заслушаться, а лагерь противника вспыхивает от огня.
У Мо Лихуна два кнута и сумка из шкуры пантеры, где сидит белая крыса Хуа Худяо, выполняющая все его приказы. Оказавшись на свободе, это существо превращается в белого крылатого слона, пожирающего людей. Иногда она превращается в змею или другое плотоядное существо.
Сторонники дома Шан обратились к четырем духам Мо, умоляя их прийти на помощь. Те согласились, собрали армию из 100 тысяч небесных воинов и, миновав огромное расстояние, через города, поля и горы меньше чем через день подошли к северным воротам Сичжи, где Мо Лицзин разбил свой лагерь и обосновался вместе со своими солдатами.
Услышав о прибытии войска, Хуан Фэйху поспешил предупредить Цзян Цзы-я об угрожавшей ему опасности. «Четыре великих генерала только что прибыли к северным воротам, – заявил он. – Они необычайно сильны в магии. Скорее всего, мы не сможем устоять против них».
Действительно, вскоре они вступили в сражение. Вначале перевес был на стороне Мо Лихуна и его крысы Хуа Худяо, пожиравшей самых храбрых воинов.
Цзин Гану не повезло: крыса напала на Ян Цзяня, зятя Ю-Хуана, и проглотила его. Оказавшись в теле чудовища, богатырь разорвал его сердце и рассек его на две части. Как только он выбрался, тотчас принял об лик Хуа Худяо и отправился к Мо Лишу. Не подозревая о подмене, тот поместил его, как обычно, в свою сумку.
Чтобы отпраздновать победу, четыре Алмазных владыки устроили пирушку; хватив лишку, Мо Лишу от правился спать. Ночью Ян Цзянь вышел из сумки, что бы захватить три волшебных предмета Цзин Гана, но смог унести только зонтик Мо Лихуна. Во время по следующего сражения Ночжа, сын бога Грома, разбил жадеитовое кольцо Мо Лицзина. Одно несчастье следовало за другим.
Лишившись своего могущественного оружия, Цзин Ган начал задыхаться. В это время Хуан Тяньхуа обрушился на него со своим волшебным оружием. Это был шип длиной 20 сантиметров в шелковом чехле. Он назывался «пробивающий сердце» и испускал такой сильный луч света, что можно было ослепнуть.
Когда Хуан Тяньхуа стиснул Мо Лицзина, тот вытащил таинственный шип из чехла и бросил его в против ника. Шип вонзился в шею гиганта, он громко застонал и упал замертво.
Мо Лихун и Мо Лигай поспешили, чтобы отомстить за своего брата, но, прежде чем они смогли подоспеть на нужное для удара расстояние, грозный шип, брошенный Хуаном Тяньхуа, поразил их прямо в сердце, и братья распростерлись у его ног.
Надежда теперь осталась на Хуа Худяо, единственного уцелевшего. Не зная, что существо было заколото, Мо Лишу опустил руку в сумку, чтобы вытащить его, и в это время Ян Цзянь, сидевший в сумке, откусил ему кисть руки.
Не взвидевший света от страшной боли, Мо Лишу стал легкой добычей для Хуана Тяньхуа – волшебный шип пронзил его сердце, и он упал, захлебнувшись собственной кровью. Так погибли последние Цзин Ганы.
Храбрые братья
Цзяньли Янь, прозванный «глаз в тысячу ли», и Шуньфэн Эр – «ветер, благоприятствующий уху» были когда-то двумя братьями по имени Гао Мин и Гао Цзо. Прослышав об их храбрости, император Чжоу Ван назначил их генералами и отправил служить в Мэнцзы под началом командующего Юань Хуна, который был на самом деле обезьяной, принявшей человеческий облик.
Гао Мин был очень высокого роста, с голубым лицом, пылающими глазами и огромным ртом с остры ми, как у тигра, зубами. Он был удивительно зорок: мог разглядеть комара на расстоянии в тысячу ли.
У Гао Цзо было два рога, красная борода и торчащие, как сабли, зубы. Он отличался удивительным слухом и мог услышать шепот на расстоянии трех дней пути.
Первым на них напал царевич Ночжа. Он бросил свое волшебное огненное колесо в голову Гао Цзо, но не причинил ему вреда. Однако когда царевич схватился за свое колесо, братья решили отступить.
Почувствовав столь серьезную опасность, Ян Цзянь, Цзы-я и Ли Цин собрались на совет. Обдумав все, они решили взять триграммы Фу-си, омыть их кровью птицы и собаки и уничтожить духовную силу братьев. Но братья сумели разгадать коварные замыслы, ибо Зоркий Глаз все разглядел, а Чуткое Ухо все услышал. В результате происки врагов не увенчались успехом.
Тогда Ян Цзянь отправился к Цзян Цзы-я и заявил: «Эти два брата – сущие дьяволы. Чтобы справиться с ними, нужно придумать что-нибудь пострашнее». – «К кому ты отправишься за помощью?» – спросил Цзян Цзы-я. «Я не скажу тебе, потому что они могут услышать», – ответил тот и отправился в путь.
Однако Чуткое Ухо подслушал разговор, а Зоркий Глаз увидел, как Ян Цзянь отправился в путь.
Между тем Ян Цзянь отправился на гору Ючжань-шань, где жил Ютин Чжэнь-чжэнь, обладавший волшебным яшмовым треножником. Он рассказал ему о двух могущественных противниках и попросил совета, как их победить.
«Это два духа, – ответил Ютин Чжэнь-чжэнь. – Один из них – божественное персиковое дерево, другой – божественное гранатовое дерево. Их корни покрывают площадь в тридцать квадратных ли. На этой горе находится храм, посвященный Хуан-ди, в нем есть глиняные статуи двух дьяволов по имени Цзяньли Янь и Шуньфэн Эр.
Поскольку и персиковое, и гранатовое деревья имеют божественное происхождение, они обладают особы ми свойствами: у одного есть глаза, с помощью которых он может легко разглядеть комара, который находится на расстоянии в тысячу ли, другой способен расслышать любой звук на расстоянии трех дней пути. Пока они находятся на территории, прилегающей к горе, вы их не одолеете. Но за ее пределами они теряют свои магические свойства. Вернись к Цзян Цзы-я и распорядись, чтобы статуи разрушили, а корни деревьев вырвали и сожгли. После этого с братьями расправиться будет легко. Главное – когда ты будешь говорить с Цзян Цзы-я, вели поднять повыше как можно больше знамен и изо всех сил бить в гонги и барабаны».
Узнав секрет могущества братьев, Ян Цзянь вернулся к Цзян Цзы-я. «Что ты делал?» – спросил у него тот. Прежде чем дать ответ, Ян Цзянь распорядился, чтобы солдаты размахивали огромными красными флагами, а тысяча воинов била в гонги и барабаны.
И только тогда рассказал о совете отшельника.
Вскоре Ли Цинь в сопровождении трех тысяч солдат отправился к горе Цзыбаньшань, выкопал и сжег корни двух деревьев, а затем в храме, посвященном Хуан-ди, разбил статуи на куски. Одновременно была дана команда начать атаку против братьев.
Зоркий Глаз и Чуткое Ухо ни о чем не подозревали, ибо ничего не видели и не слышали: флаги закрывали весь горизонт, а гром барабанов и гонгов заглушал все другие звуки – поэтому остановить нападавших не смогли.
На следующую ночь Юань Гун решил напасть на лагерь Цзян Цзы-я и послал братьев на разведку. Но стоило им приблизиться, как внезапно их окружили вражеские солдаты под командованием Ву Вана. Цзян Цзы-я взмахнул своим волшебным хлыстом и рассек головы братьев надвое.
Волшебное животное
Банда разбой ников похитила отца девушки. Прошел год, а лошадь отца стояла в конюшне. Мысль о том, что девушка больше не увидит своего отца, настолько опечалила ее, что она перестала есть. Мать делала все, что могла, чтобы успокоить дочь, и даже пообещала выдать ее за того, кто вернет отца. Словно услышав эти слова, лошадь взбунтовалась, вырвалась из стойла, пустилась галопом и скрылась из вида.
Через несколько дней отец вернулся домой верхом на лошади. Но с этого времени лошадь потеряла покой, тревожно ржала и отказывалась от всякой еды. Тогда женщина вспомнила о данном ею обещании и рассказала об этом мужу. «Но ты поклялась выдать дочь за мужчину», – ответил ее муж.
Однако лошадь по-прежнему тревожилась, а когда видела девушку, то поднималась на дыбы и яростно лягалась. Однажды, выйдя из себя, отец выпустил стрелу и убил животное; сняв кожу, он разложил ее на земле за домом для просушки. Когда девушка проходила мимо, шкура неожиданно поднялась, обернулась вокруг девушки и исчезла в небе.
Спустя десять дней шкуру обнаружили у подножия тутового дерева, а превратившаяся в шелковичного червя девушка поедала листья дерева и ткала для себя серебряное одеяние.
Родители впали в отчаяние. Но однажды, когда они предавались своему горю, увидели, что на облаке по явилась дочь верхом на лошади. Ее сопровождали несколько десятков слуг. Она спустилась на землю и сказала родителям: «Небесный Владыка вознаградил меня за муки и проявленное благочестие и возложил на меня обязанности Госпожи Девяти дворцов. Радуйтесь за меня, потому что на Небесах я буду жить вечно». И она исчезла в небе.
Богиня Луны
Во время отсутствия мужа прекрасная богиня Чан Э увидела, что между бревнами и крышей просвечивается небо, а все комнаты наполнились необычайным ароматом. Она взяла лестницу и поднялась к тому месту, откуда исходил свет, нашла снадобье бессмертия и проглотила ее.
Неожиданно она почувствовала, что взмывает в небо, будто на крыльях. Она еще не отправилась в свой первый полет, когда вернулся муж. Он начал искать спрятанное под балкой снадобье, а не обнаружив, на чал расспрашивать жену.
Обезумев от страха, юная женщина открыла окно и выпорхнула из него. Муж схватил свой лук и начал преследование. Небо было беззвездным, но луна была огромной. Он увидел, как его жена быстро перемещается по воздуху, став не больше жабы. Однако едва он начал приближаться к ней, чтобы схватить, порыв ветра сбросил его на землю, как высохший лист.
Между тем богиня продолжала свой полет, пока не достигла огромного, очень холодного светила, блещущего как стекло и совершенно пустынного: здесь не было никаких растений, кроме коричных деревьев, ни одного живого существа.
Неожиданно женщина закашлялась и выплюнула оболочку от пилюли бессмертия, которая превратилась в белого зайца, воплощающего темное начало инь. Почувствовав горький привкус во рту, женщина выпила немного росы, а голод утолила корицей, а затем нашла убежище, став богиней Луны.
Бог Мужчин Чжан Сянь
В семейных спальнях китайских домов висят изображения белолицего, длиннобородого мужчины, около него стоит маленький мальчик, держащий в руках лук и стрелы, которыми стреляет в небесную собаку. Собака – это собака-звезда, и, если судьба семьи находится под этой звездой, она будет лишена мужского потомства или родившийся мальчик проживет недолго.
В то же время Чжан Сянь считается покровителем беременных женщин; со времен династии Сун женщины возносили ему молитвы, прося послать им мальчика. Введение этого божества в китайский пантеон про изошло благодаря истории, которая случилась с Хуажи Фужень, – так звали наложницу Мэн Чжана, последнего правителя позднего царства Шу (935–964 гг. н. э.).
Рассказывают, что, когда в 960 году ее привезли из Шу, чтобы она украсила гарем основателя династии Сун, она тайно сохранила портрет своего бывшего хозяина, князя Шу, и лелеяла память о нем. Увидев это, новый хозяин спросил ее о портрете, женщина ответила, что это изображение Чжан Сяня, божественного существа, которому поклоняются все женщины, стремящиеся зачать сына.
Встречаются разные точки зрения по поводу зарождения культа. Согласно одной версии, император Чжэнь Цзун из династии Сун увидел во сне прекрасного молодого человека с белой кожей и черными волосами, державшего в руках лук. Он заявил императору: «Звезда Тянь Гоу, божественная собака, в небе прячет солнце и луну, а оказавшись на земле, пожирает маленьких детей. Только в моем присутствии она не причиняет вреда».
Когда император проснулся, то немедленно распорядился, чтобы нарисовали портрет молодого человека и вывесили повсюду; с этого времени бездетные семьи пишут имя Чжан Сяня на табличках и поклоняются ему.
По другой версии, Чжан Сянь является духом звезды Чжан. Широко распространено мнение, согласно которому он выглядит как воин с луком в руках. Рас сказывают, что дух звезды Цзя восседает в небесной кухне и устраивает пиры для богов.
Поклонение звездам
Родители поклоняются звездным божествам, чтобы обеспечить счастливую судьбу своим детям, считается, что поклонение звездам определяет удачу при ухаживании и женитьбе, процветание или неудачу в делах, что эти божества насылают чуму и войны, дожди и засуху. Звезды управляют добрыми и злыми духами, поэтому каждое событие определяется «звездным правителем», который в определенное время с небес устраивает судьбы людей и народов.
Поклонение божествам осуществляется или обычными людьми, или астрологами, которых нанимают специально для этого, или даосскими священниками. Когда кто-то заболевает, то выкладывают десять бумажных изображений небесных богов: с одной стороны пять добрых, а с другой – пять злых. Перед ними выставляют угощение; предполагают, что когда плохие божества наедятся, то улетают на юго-запад. Воздавая почести добрым звездным богам, люди надеются, что изгонят злых, и тогда все будут счастливы.
Приведем некоторые примеры, свидетельствующие о том, как помогали жертвоприношения. Они взяты из китайского перечня ста двадцати девяти счастливых и несчастливых звезд, которым вместе с шестьюдесятью циклическими звездами и двадцатью восьмью созвездиями, кроме бесчисленного множества других звезд, поклонялись миллионы китайцев.
Звезда сирот позволяет женщине превратиться в мужчину. Звезда удовольствия способствует обручению, связывает ноги тех, которым суждено стать возлюбленными, серебряными веревками. Звезда пронзительной боли вызывает ревматизм. Если не поклоняться утренней звезде, то она убивает в течение года мать или отца. Звезда ограждения защищает от судебных преследований, звезда трех тел «отвечает» за самоубийства, звезда цветущего персика – за лунатизм и т. д.
Мифы о времени
Тяй Суй является небесным духом, который возглавляет год. Он возглавляет и департамент времени. Ему поклонялись из страха, ибо все знали, что он никогда не оставляет обидчика безнаказанным и наносит удар неожиданно.
Ему подчиняются сто двадцать подданных, которые обеспечивают правильное чередование лет, месяцев и дней. Некоторые исследователи полагают, что подобные верования восходят к халдейско-ассирийскому источнику, но на самом деле подобные представления есть в мифологиях практически всех древних народов. Они отражают стремление людей объяснить непонятные им явления.
Обрядов, посвященных богу времени, не было во времена династий Тан и Сун. Только в период династии Юань (1206–1368 гг. н. э.) ему стали постоянно поклоняться благодаря резко возросшему интересу к истории. После утверждения династии Цин (1644–1912) маньчжуры вводили поклонение богам, управлявшим чередованием месяцев и дней.
Дух Грома
Некогда в Синчжоу жил юноша по имени Е Цяньчжао. Каждый день он взбирался на гору Гянь-Шань рубить дрова и собирать лекарственные травы. Однажды, когда во время ливня он укрылся под деревом, раздался оглушительный раскат грома, и он увидел, что в ветках запуталось крылатое существо с голубым лицом, огромным ртом и когтями птицы. Увидев юношу, оно сказало: «Я – Лэй Гун. Помоги мне освободиться от этого дерева, и я щедро награжу тебя».
Использовав камни в качестве клиньев, дровосек расширил щель и освободил пленника. «Вернись на это место завтра, – сказал Лэй Гун, – и я вознагражу тебя». На следующий день дровосек вернулся и получил обещанную книгу. «Если ты будешь следовать тому, что написано в книге, – заявил Лэй Гун, – ты сможешь вызывать гром или дождь, лечить болезни или прогонять печаль. Нас пятеро братьев, из которых я младший. Когда ты захочешь вызывать дождь, то вызови одного из моих братьев. Но ко мне обращайся только в случае острой необходимости, потому что я капризен и приду, только если это действительно нужно». Произнеся это, Лэй Гун исчез.
С помощью заклинаний, которые он нашел в волшебной книге, Е Цяньчжао смог лечить болезни так же легко, как солнце рассеивало утренний туман. Однажды, когда он напился и уснул в храме Цзы Чжоу Сы, староста решил его арестовать и наказать. Но когда он довел юношу до дверей суда, тот призвал на помощь Лэй Гуна.
Тотчас раздался ужасный раскат грома. Чуть не уме рев со страха, чиновник прекратил дело, не вынеся наказание обвиняемому.
Использовав дарованную ему власть, Е Цяньчжао удалось спасти многие провинции от засухи, периодически вызывая дождь.
Таинственная бутылка
Однажды молния попала в пожилую женщину, жившую в Гуанси, и сломала ей руку. Тут же раздался голос свыше, заявивший: «Я совершил ошибку». С неба упала бутылка, и снова раздался чей-то голос: «Смажь руку тем, что в бутылке, и ты тотчас исцелишься».
Женщина так и поступила и тотчас исцелилась. Деревенские жители решили, что в бутылке находится божественное лекарство, они захотели припрятать ее для дальнейших нужд. Но даже всем вместе не удалось сдвинуть бутылку с места. Неожиданно она поднялась в небо и исчезла. Несколько человек в Гуанси были парализованы, и вновь послышался голос с небес: «Приложите к горлу несколько капель грязи из-под бутылки, и больные исцелятся». Так и случилось.
Лэй Гуну поклонялись постоянно примерно с начала христианского летосчисления.
Бог Ветра
Бога Ветра Фэн Бо представляют в виде пожилого человека с белой бородой, в желтом плаще и красной шляпе. Он держит огромный мешок и управляет ветром, который выпускает изо рта, куда нужно.
Объясняют происхождение этого божества по-разному. Его считают звездным божеством, зависящим от звезды Чжи в созвездии Стрельца, потому что ветер дует в то время, когда Луна покидает свой звездный дом.
В ряде случаев он предстает в виде дракона по имени Фэй Линь, вначале он разбойничал вместе с Чи, они были разгромлены Хуанди. Превратившись в небесное чудовище, он начал вызывать страшные ураганы в южных районах.
Чтобы утихомирить стихии и умилостивить родственников Чи Ю, которые причиняли вред людям, император Яо отправил к ним Шэнь И с тремя сотнями солдат. Шэнь И распорядился, чтобы люди растянули перед своими домами длинные полотнища и укрепили их камнями, – тогда дувший в их сторону ветер дол жен был переменить направление.
После этого Шэнь И взлетел с ветром на вершину высокой горы, у подножия которой увидел огромный желто-белый мешок, испускавший порывы ветра. Выяснив, что чудовище и являлось причиной всех бурь, Шэнь И выпустил стрелу и поразил чудовище. Затем он начал его преследовать и загнал в глубокую пещеру. Там чудовище ринулось в бой, размахивая мечом, который ему дала мать Ветров. Однако Шэнь И не испугался и выпустил в него еще одну стрелу, попав в его колено. Чудовище тотчас опустило саблю и принялось умолить, чтобы Шэнь И пощадил его.
Во всех источниках Фэй Линь изображается как дракон, который когда-то был одним из безнравственных министров тирана Чжоу. Рассказывают, что он перемещался с необычайной скоростью. Как он, так и его сын О Лай слыли такими силачами, что могли разорвать на куски тигра или носорога. Их убили, когда они находились на службе у Чжоу Вана.
Верили, что у Фэй Линя было туловище оленя или леопарда, голова птицы, рога и хвост змеи. Он мог за ставить дуть ветер в любом направлении.
Повелитель Дождя
Одетый в желтую кольчугу и голубую шляпу, повелитель Дождя по имени Ю Ши стоит на облаке и вы пускает на землю дождь из желтого сосуда. Как и другие боги, он предстает в разных обличьях. Иногда он держит в левой руке чашу, в которой находится дракон, а правой разбрызгивает дождь.
Узнав о волшебной силе Чжи Сунцзы, император повелел ему вызвать с неба дождь. «Нет ничего проще, – ответил тот, – наполните водой глиняный кувшин и передайте его мне».
Получив кувшин с водой, он сорвал на ближайшей горе ветку дерева, обмакнул ее в воду и сбрызнул ею землю. Тотчас собрались облака, и хлынул ливень, вы звав наводнение. После этого Чжи Сунцзы стали славить как повелителя Дождя. На картинах его изображают с волшебным сосудом в руках. Говорят, что он живет в горах Куньлунь.
Он обладает множеством различных способностей: может сухим выйти из воды, пройти через огонь и не обгореть, летать по воздуху.
По другим источникам, повелитель Дождя похож на шелковичного червя. У него есть наложница с черным лицом, которая всегда держит в руках по змее. Со всех сторон ее окружают красные и синие змеи. Рассказывают также, что дождь вызывает волшебная одноногая птица шэньянь. Она может увеличиваться и уменьшаться, способна выпить море, а затем выпускает воду на землю в виде дождя.
Драконы-правители
Драконы считаются духами Воды. Дракон относится к тем существам, чьи чудесные превращения необъяснимы. В известном смысле дракон – особая личность, управляющая своими эмоциями и обладающая сверхъестественными способностями. Дракон совершает добрые, а не злые поступки, вызывая дождь и способствуя плодородию земли.
Морские драконы-правители живут в роскошных дворцах, построенных в глубине моря, где питаются жемчугом и опалами. Встречается всего пять подобных божеств, и главный из них находится в центре, четыре других располагаются соответственно на севере, на западе, юге и востоке. Каждый равен нескольким ли в длину и настолько огромен, что, когда движется, кажется, что передвигаются горы. У дракона пять лап, одна находится посредине живота, каждая с пятью огромными клешнями.
Дракон может достичь небес и вытянуться во всю дли ну моря. У него сверкающая кольчуга из желтых чешуек, борода под длинным рылом, волосатый хвост и мохнатые ноги. Над сверкающими очами – лоб, уши маленькие и толстые, рот широко открыт, и в нем длинный язык и острые зубы.
Своим дыханием он может сварить рыбу или поджарить ее с помощью мощных испарений тела. Когда он поднимается на поверхность, весь океан вздымается, возникают водяные смерчи и тайфуны. Когда он пролетает без крыльев по воздуху, то ревут ветры, выпадают потоки дождя, с домов срываются крыши, небесный свод сотрясается. Того, кто оказывается на его пути, сметает ураганом, возникшим от быстрого движения дракона.
Все пять чудищ бессмертны. Даже не общаясь друг с другом, они знают о планах, мыслях и желаниях друг друга. Как и остальные боги, раз в год драконы отправляются в высшие сферы, чтобы отчитаться перед правителем. Они пускаются в дорогу в третий месяц года, и в это время никто не осмеливается появляться на их пути, но это длится недолго. Обычно они пребывают в глубинах океана, их двор состоит из потомков драконов, их подчиненных и помощников. Иногда их посещают боги и духи. Дворцы драконов сделаны из различных цветных прозрачных камней, двери – хрустальные. Рассказывают, что дракона можно разглядеть ранним утром, если пристально всматриваться в глубину вод.
Дракон и обезьяна
В легенде о великом Будде рассказывается следующая история о драконе.
Годы шли, и однажды живший в великом море дракон понял, что его жена теряет силы, что с каждым днем выглядит все хуже, и тогда спросил у нее: «Моя дорогая, чего бы тебе хотелось поесть? Только скажи – и я достану тебе все, что ты просишь». – «Ты все равно не сможешь этого сделать, так зачем мне напрасно тебя беспокоить?» – «Доверься мне, и ты получишь желаемое», – настаивал дракон. «Ну что ж, раз ты настаиваешь, я скажу тебе: мне хотелось бы съесть сердце обезьяны». – «Но почему именно это, – забеспокоился дракон, – ведь обезьяны живут в лесах и на горах. Как же я смогу выполнить твою просьбу?» – «Ну что ж, тогда, видно, мне суждено умереть», – ответила жена. Дракон тотчас отправился в путь, и, выследив обезьяну на верхушке дерева, он обратился к ней: «Приветствую тебя, великолепнейшая, разве ты не боишься упасть?» – «Вовсе нет», – ответила та. «По чему ты ешь плоды только с одного дерева? Если пересечешь море, то найдешь леса, где плодов и цветов великое множество». – «Как же я смогу перебраться через море?» – огорчилось доверчивое животное. «Я охотно помогу тебе, садись мне на спину», – коварно заверил ее дракон и со своей легкой ношей пустился через море, но в пути неожиданно нырнул. «Куда ты направляешься?» – спросила обезьяна, выплевывая соленую воду, которой она наглоталась. «О, моя дорогая жена печалится – она больна, и ей хочется попробовать твое сердце». «Что же делать?» – подумала обезьяна, но тут же нашлась и заявила дракону следующее: «Мой друг, почему ты не сказал мне об этом раньше? Я оставила свое сердце на верхушке дерева, вернемся обратно, и я с радостью отдам его твоей жене». Легко верный дракон повернул обратно. Обезьяна ловко вскарабкалась на дерево. «Поторапливайся, мой маленький друг, я жду!» – крикнул ей дракон. Обезьяна промолчала, но про себя подумала: «Как же глуп этот дракон».
Дракон в пруду
Однажды Чжан Даолин, основоположник современного даосизма, прогуливался вместе со своим учеником Ван Шаном близ горы Гоминьшань. «Взгляни на белое сияние над горой, – сказал он. – Очевидно, здесь по явился злой дух. Надо укротить его». Добравшись до подножия горы, они встретили двенадцать злых духов, принявших облик женщин.
Тогда Чжан Даолин спросил их, откуда исходит этот поток белого света. Они ответили, что это инь – женское начало. «Где находится источник соленой воды?» – продолжал расспрашивать даос. «В пруду, который перед вами, – ответили женщины. – В нем живет очень свирепый дракон».
Чжан Даолин попытался вызвать дракона на поверхность, но ему не удалось этого сделать. Тогда с помощью заклинания он призвал феникса с золотыми крыльями и заставил его летать над прудом. Тогда дракон испугался и пустился наутек, пруд же немедленно высох. После это го Чжан Даолин взял саблю и ударил ею по земле – тот час появился колодец и наполнился соленой водой.
Духи колодца
Каждая из двенадцати женщин предложила Чжан Даолину кольцо из жадеита и предложила стать его женой. Он собрал все кольца и, сжав их в руках, сделал из них одно большое. «Я брошу это кольцо в колодец, – заявил он, – и та из вас, кто вернет его мне, станет моей женой». Все женщины бросились в колодец. Чжан Даолин мгновенно закрыл его крышкой и произнес заклинание, добавив, что если женщины – духи колодца, то пусть там и останутся.
Вскоре после этого он повстречался с охотником. Чжан Даолин начал уговаривать его не убивать живых существ, а стать добытчиком соли. После этого он научил бывшего охотника, как добывать соль из соляных колодцев.
Теперь население района смогло спокойно добывать соль, и им больше не досаждали двенадцать женских призраков. В память о Чжан Даолине жители построили храм, названный Храмом князя Цзинхо, а область Линчжоу отдали Чжан Даолину за деяния, которые он совершил.
Дочь дракона-правителя
Однажды в правление императора Гао Цзуна из династии Тан (676–679 гг. до н. э.) сюцай по имени И Фэн провалился на императорских экзаменах. По пути домой, близ Шэньси, он увидел молодую женщину, которая пасла около дороги коз. Она сказала ему: «Я младшая дочь дракона правителя озера Дунтин. Мои родители выдали меня замуж за бога реки Цин, но мой муж поверил клевете слуг и отрекся от меня. Я слышала, вы возвращаетесь в царство Ву, которое находится неподалеку от моих родных мест, поэтому я решила попросить, чтобы вы отнесли это письмо моему отцу. К северу от Дунтина растет огромное апельсиновое дерево, которое местные жители называют Защитником души. Ударь по нему три раза своим поясом – и перед тобой появится один из его слуг».
Спустя несколько месяцев сюцай Фэн прибыл на указанное ему место, нашел там апельсиновое дерево и ударил по нему три раза. Тут же из озера поднялся воин и, приветствуя юношу, спросил, чего тот хочет. «Я хотел бы увидеть вашего правителя», – ответил сюцай.
Воин ударил рукой по воде, открыл ход, по которому Фэн мог спуститься, и провел его во дворец. «Это, – произнес он, – дворец Лин Сю». Через несколько минут перед ним появился человек, одетый в фиолетовые одежды, в руке он держал сверкающий кусок нефрита. «Это наш правитель», – сказал воин.
«Я живу неподалеку, ваше величество, – пояснил сюцай. – Я провел свою молодость в Чжоу и обучался в Цинь. Недавно я не сумел выдержать экзамен. По пути домой увидел вашу дочь, которая пасла коз, она была в таком плачевном виде, что на нее нельзя было смотреть без слез. Она передала вам это письмо».
Прочитав письмо, правитель заплакал, и вслед за ним закручинились его придворные. «Перестаньте при читать, – сказал правитель, – иначе вас услышит Цзянтян». – «Кто это?» – спросил сюцай. «Он мой возлюбленный брат, – ответил правитель, – когда-то был одним из главных правителей реки Цзянтян. Теперь он Повелитель всех рек». – «Почему вы так бои тесь, что он услышит нас?» – «Он известен своим ужасным характером. Именно он вызвал наводнение в Яо, которое продолжалось девять лет».
Владыка озера не успел договорить, как по воздуху промчался и тотчас исчез красный дракон длиной 300 метров, его глаза сверкали, как молнии. Прошло несколько минут, и он вернулся с молодой женщиной, в которой Фэн тотчас узнал ту, которая передала через него письмо.
Дракон-правитель заявил: «Вот моя дочь, у нее больше нет мужа, и я хочу вы дать ее за вас». Фэн не осмелился принять предложение, понимая, что драконы только что убили мужа этой женщины. Вскоре он женился на девушке Цзян, но она вскоре умерла. Тогда он женился на Хан, но она также вскоре умерла. Затем он отправился в Нанкин и поселился там, но, не вынеся одиночества, решил вновь жениться. Два года назад мать девушки Шэн выдала ее за человека, который вскоре умер. Она сильно горевала, что ее дочь осталась вдовой в таком юном возрасте, и хотела най ти ей нового мужа. Фэну понравилась девушка, и он согласился женить ся на ней. Они зажили счастливо, и спустя год у них родился сын.
Невеста бога Реки
Некогда в Есине существовал обычай ежегодно выбирать невесту бога Реки. Для этого жрецы заранее выбирали красивую девушку незнатного происхождения, которая должна была стать его супругой. Девушку ку пали и одевали в прекрасные одежды из яркого и дорогого шелка. Потом ее доставляли к берегу реки, где был выстроен помост, пышно разукрашенный свитка ми и знаменами. После пиршества девушку укладывали на кровать, которая плавала до тех пор, пока не погружалась в воды реки. Верили, что, если не подарить богу Реки жену, начнется наводнение и затопит местность.
Опасаясь подобной участи, многие семейства, в которых были красивые дочери, уходили из родных мест, и вскоре город опустел. Узнав о столь жестоком обычае, начальник уезда Симэнь Бао, известный своей справедливостью и отвращением к лжи, сказал своим помощникам: «Когда придет время женитьбы бога Реки, я хотел бы попрощаться с девушкой, которая выбрана его невестой».
В назначенное время Бао в сопровождении пышной свиты пришел на берег реки, где должна была состояться церемония. С ним явились примерно три тысячи человек. Жрецы привели пышно разодетую девушку. Увидев ее, Бао сказал: «Почему вы проявляете такое не почтение к богу? Разве можно отправлять ему невесту, не предупредив его об этом? Отправляйтесь к богу Реки и скажите, чтобы он ожидал невесту». Тотчас помощники Бао схватили главного жреца и бросили его в реку.
Через некоторое время Бао заявил: «Почему он так долго не возвращается? Отправьте кого-нибудь ему в помощь». Бросили в реку и помощника жреца. За ним постепенно последовали все другие помощники жреца.
Будто ожидая ответа, Бао долго стоял на берегу реки. Наблюдавшие за происходящим люди начали волноваться.
Тогда он предложил своим помощникам отправить туда же оставшихся жрецов и их помощников. Несчастные бросились на колени, бились лбами о землю, пока она не обагрилась их кровью. Слезы раскаяния выступи ли на их лицах.
«Бог Реки слишком надолго задерживает у себя гостей, – наконец произнес Бао. – Давайте отложим его свадьбу».
С тех пор больше никто не осмеливался отправлять невест к богу Реки.
Боги эпидемий
Их называют Ву-юэ – Богами пяти гор, и им поклоняются в храме Сянь-и Ко в Жугао во время вспышек инфекционных болезней и лихорадок. Больной отправляется в храм и обещает и случае выздоровления принести богам соответствующие подношения. Обычно дарят пять небольших пшеничных буханок, называемых шаобин, и пол килограмма мяса.
Рассказывают, что Боги пяти гор на самом деле являются духами звезд, по повелению Юань-юя переродившимися на земле. Их звали Тянь Босюэ, Дун Хун-вэнь, Цай Вэньчжу, Чжао Вучжэнь и Гуань Инь-ду. После перерождения они поселились в Наньчжанфу, Чжэньчжаньфу, Яньмэнь Гуане, Ян Чжу и Нанкине. Все они отличались выдающимися способностями, стали известными учеными, успешно сдали экзамены и получили высокие должности.
Когда Ли Шиминь взошел на трон, а это случилось в 627 году, он призвал всех образованных людей империи держать экзамен на степень доктора в столице. Наши выпускники отправились в метрополию, но сбились с дороги, их ограбили разбойники, и им пришлось обратиться за помощью, чтобы завершить свое путешествие.
К счастью, им удалось собраться всем вместе в храме Сяньиго, где они и поведали друг другу о своих злоключениях и поклялись на крови помогать друг другу. Когда наконец они добрались до столицы, то оказалось, что экзамены уже закончились, а они оказались на улице без гроша в кармане. Заложив часть своей одежды, они купили несколько музыкальных инструментов и стали странствующими музыкантами. Один купил барабан, второй – семиструнную гитару, третий – мандолину, четвертый – свирель, самый молодой, пятый, стал сочинять песни. В этом составе они и отправились по улицам столицы играть и петь. Судьба распорядилась так, что император услышал этих музыкантов. Очарованный нежными звуками, он расспрашивал у своих придворных, откуда появилась эта группа искусных музыкантов.
Министр Сю Маогун рассказал об их умениях императору. Тот распорядился, чтобы их привели во дворец, и взял их в свою свиту. С тех пор музыканты повсюду сопровождали императора.
Богиня милосердия
Если Дева Мария – защитница всех христиан, то к Гуаньинь, богине-защитнице от всех напастей, обращаются буддисты.
В одной из красивых китайских легенд рассказывается о том, что однажды, когда Гуаньинь собиралась вознестись на небо, с земли до нее донесся призыв о помощи. Движимая состраданием, богиня замешкалась, когда ногами коснулась божественного порога. С тех пор ее зовут Гуаньинь («та, кто слышит крик смертных»).
Одно время Гуаньинь представляли в образе мужчины, но во времена династии Тан и во времена Пяти династий появились ее изображения в женском облике. С тех пор ее обычно так и изображают.
В старом буддизме главным богом считался Шакья-муни, во многих храмах он занимает почетное место, но по популярности его превосходит бог или богиня Милосердия.
«Мужчины любят ее, дети обожают, а женщины поют ей гимны. Если строили храм, то рядом устраивали часовню, посвященную Гуаньинь. Ее изображения можно увидеть почти в каждом китайском доме, во многих сердцах она занимает значимое место. Она покровительствует матерям. Когда мы вспоминаем о том, что многие китайцы мечтают о рождении сына, то легко поймем значение поклонения ей. Она охраняет в горе, и ей приносят многократно заклинание: «Снизошли нам свою великую милость, скорби вместе с нами, спаси от печали, обереги от страданий». В книжном варианте оно звучит несколько иначе: «Снизошли на нас свою великую милость, скорби вместе с нами, защити от зла, о великодушная, всемогущая, справедливая Гуаньинь».
Когда-то она спасла матроса, потерпевшего кораблекрушение. Как и бог Моря, она покровительствует морякам.
Во время засухи мандарины поклонялись дракону и Жемчужному императору, но если оказывались бессильны, то припадали к стопам богини Милосердия и проси ли принести с гор дождь.
Если других богов боялись и представляли их с мрачными или злобно-высокомерными лицами, то Гуаньинь любили и всегда изображали лучезарной и сверкающей. Она не отдалялась от людей, и те стремились быть по ближе к ней.
Трон Гуаньинь находится над островом Путо, туда она отправляется, чтобы поплавать на водяной линии. Гуаньинь считается эталоном китайской красоты, и сказать о женщине или маленькой девочке, что она похожа на Гуаньинь, – значит сделать ей комплимент, превознося ее грациозность и красоту. Обычно празднуют три дня рождения Гуаньинь, в девятнадцатый день второго, шестого и девятого лунных месяцев».
Известны множество воплощений этой богини.
Спасительница буддистов
«Ее зовут Гуаньинь, потому что, услышав о страдании, она сразу же пытается помочь и избавить от мук. Обычно ее называют «та, которая вселяет веру в Будду». Если во время пожара вознести мольбу Гуаньинь, то огонь не сожжет, если преодолевающий обрушившуюся горную лавину выкрикнет ее имя, то вскоре выберется в безопасное место.
Если купцы отправляются через море в поисках золота, серебра, жемчуга и драгоценных камней и на них обрушится шторм, угрожающий забрать всю команду в царство злого дьявола, но кто-то на борту выкрикнет имя Гуаньинь, то корабль удастся спасти.
Если кто-то во время сражения призовет Гуаньинь, то враг не сможет причинить ему вред ни саблей, ни копьем. Если на три тысячи великих царства нападут демоны, достаточно только позвать ее – и демоны не смогут сглазить ни одного человека.
Если тобой овладеют дурные мысли, то призови Гуаньинь – и твое сердце очистится от скверны. При одном только упоминании имени богини опасность от ступает и гнев стихает. Молящийся Гуаньинь лунатик исцелится. Она дарует сыновей матерям, и если будущая мать попросит, чтобы у нее родилась дочь, то та будет красавицей.
Те, кто поет имена 6 миллионов 200 тысяч Будд, число которых равно числу песчинок в священной реке Ганг, и те, кто просто воспевает Гуаньинь, обладают равными достоинствами. Она может принять облик Будды, принца, священника, монахини, ученого – любой образ – и отправиться в любое царство проповедовать учение Будды по всей земле».
Восхождение принцессы Мяо Шань
Три дочери
Правитель Мяо Чжуан сделал обильные подношения и попросил, чтобы бог вознаградил его наследником. Напряженно ожидая рождения наследника, однажды утром правитель Мяо Чжуан узнал, что у него родилась дочь. Ее на звали Мяо Цин. Прошел год, и родилась еще одна дочь; ее назвали Мяо Инь. Когда на исходе третьего года по явилась третья дочь, то правитель, глубоко опечаленный, призвал главного министра. «Мне уже минуло пятьдесят, – сказал он горестно, – и у меня нет наследника. Моя династия обрывается. Зачем же я трудился всю свою жизнь и одержал столько доблестных побед?»
Министр пытался его успокоить, сказав: «Небеса даровали вам трех дочерей, и никто из людей не может изменить предначертания свыше. Когда принцессы подрастут, вы сами выберете для дочерей мужей и сможете назначить преемником кого-то из них. Кто осмелится оспорить его права на трон?»
Третья дочь правителя по имени Мяо Шань прославилась своей скромностью и многими другими замечательными качествами, кроме того, она добросовестно соблюдала все правила буддизма. Казалось, что трудно найти девушку добродетельнее.
Надежды Мяо Шань
Однажды, когда три сестры играли в дворцовом Саду вечной весны, Мяо Шань обратилась к сестрам: «Богатство и слава мимолетны, они проходят, как дождь, или высыхают, как утренняя роса. Пройдет немного времени – и все мы тоже уйдем. Правители думают, что до конца своих дней будут наслаждаться могуществом, но болезни побеждают и их, умирают и они. Разве кто-ни будь помнит сегодня о тех могущественных династиях, которые некогда управляли миром?
Что же касается меня, то я больше всего на свете хочу найти мирное уединенное убежище где-нибудь на горе. Если мне удастся достичь высшей степени совершенства, то тогда, возродившись на облаке Неба, я смогу путешествовать по всей Вселенной со скоростью света от Востока до Запада.
Тогда я спасу своих родителей и перенесу их на Небо, стану избавлять от болезней несчастных и калек на земле, я заставлю злых духов делать добро, – вот о чем я мечтаю».
Свадьбы сестер Мяо
Не успела Мяо Шань закончить свою речь, как по явилась фрейлина и объявила, что правитель нашел женихов для двух старших дочерей. На следующий день должен был состояться праздничный пир. «Поторапливайтесь, – волновалась фрейлина, – приготовьте свои подарки, наденьте красивые одежды. И пожалуйста, быстрее, потому что правитель не любит проволочек».
В качестве мужа для Мяо Цин правитель выбрал юношу по имени Чжао Гуй, занявшего первое место на императорских испытаниях. Его личное имя было Дэ Да, он был сыном известного министра правящей династии. Для Мяо Инь отец выбрал военного по имени Хо Фэн, его личное имя было Чжао Ян. Он также занял первое место в испытаниях на высшую степень в военном министерстве.
Свадебные торжества отличались необычайной пышностью. Одни блюда сменялись другими, затем ново брачных с поздравлениями и почестями проводили в их покои; казалось, все совершенно счастливы.
Отказ Мяо Шань
Незамужней оставалась только Мяо Шань. Родители мечтали, что ее мужем будет человек, отличающийся особыми знаниями и добродетелями, способный управлять царством и достойный занять трон.
Правитель призвал к себе свою третью дочь и объяснил, что все его надежды связаны с ее будущим замужеством.
«Я не смогу перечить вам, – печально произнесла Мяо Шань, – но не скрою, что хочу совсем иного». – «Скажи мне, чего же ты хочешь», – спросил отец. «Я не хочу выходить замуж, – ответила Мяо Шань, – я хочу достичь совершенства и стать Буддой. Я обещаю, что всегда буду испытывать по отношению к вам чувство благодарности и всегда уважать вас». – «Негодная! – закричал разгневанный император. – Ты думаешь, что можешь противоречить мне – правителю такого многочисленного народа! Разве дочь правителя может стать монахиней? Отбрось свои неисполнимые мечтания и немедленно выходи замуж за достойного человека, которого я выбрал для тебя!» – «Разве много таких, кто отрекается от царских почестей, кто не стремится насладиться радостями брака? – ответила девушка. – Но меня влечет монашеская жизнь. Уважая богатых и доблестных людей, я не хочу ни богатства, ни славы. Мой путь – путь самосовершенствования, дорога к Будде».
Разгневанный правитель поднялся, чтобы уйти, он не желал продолжать разговор со строптивицей. Понимая, что она не может открыто перечить отцу, Мяо Шань предприняла еще одну попытку. «Если вы так настаиваете на моем браке, – заметила она, – я вынуждена согласиться, но я хотела бы выйти замуж за врача». – «За врача? – возмутился правитель. – Разве в моем царстве нет мужчин из добропорядочных семейств? Что за нелепая идея – выйти замуж за лекаря!» – «Такова моя воля, – ответила Мяо Шань, – я хотела бы лечить все болезни, исцелять от обморожений, ожогов, похоти, старости и других напастей. Я хотела бы, чтобы все были равны, что бы не было богатых и бедных. Возможно, так я смогу стать Буддой, спасителем человечества. Не нужно звать предсказателя, чтобы определить благоприятный для бра ка день. Я готова выйти замуж прямо сейчас».
Мяо Шань ссылают в сад
Выслушав свою дочь, Мяо Чжуан окончательно вышел из себя. «Ты совсем сошла с ума, – закричал он, – ты осмеливаешься предлагать мне чудовищные вещи!»
Не мешкая он призвал Хо Тяо, который в тот день возглавлял придворную стражу. Когда тот прибыл и склонился, чтобы выслушать приказания правителя, тот заявил: «Лишите эту непокорную ее красивых одеяний и уберите с глаз моих. Отведите ее в сад Бао Дэ, и пусть она скорее погибнет там от голода, чем я соглашусь ее послушаться». Мяо Шань упала ниц и попрощалась с отцом, а за тем отправилась вместе с чиновником в сад матери, где стала вести жизнь затворницы, ибо ее единственным собеседником был только ветер. Но она была счастлива, потому что считала, что все трудности только сокращают путь к достижению нирваны – высшей стадии духовного просветления. Она была рада сменить все удовольствия на покой и уединение.
Женский монастырь Белой птицы
После безуспешных попыток изменить намерения Мяо Шань, которые предпринимали все близкие, к ней направили Мяо Гуня и Цзуй Гуня как последнюю по пытку образумить заблудшую дочь.
Раздосадованная беспрестанными требованиями, Мяо Шань резко заявила им, чтобы ее оставили в покое. «Мне стало известно, – добавила она, – что в Жучжоу находится прославленный монастырь Белой птицы – Боцзяо-шаньсы. В нем пятьсот монахинь посвятили себя изучению буддизма и самосовершенствованию. Отправляйтесь и от моего имени попросите настоятельницу, чтобы она добилась от моего отца разрешения отправиться туда. Если вы добьетесь этого, я сумею в будущем отблагодарить вас».
Мяо Чжуан призвал к себе посланцев и спросил, чего им удалось добиться. Те ответили: «Она стала еще настойчивее и потребовала попросить настоятельницу монастыря Белой птицы добиться разрешения вашего величества уйти в этот монастырь».
Правителю ничего другого не оставалось, и он позволил дочери стать монахиней, повелев затворницам сделать все возможное, чтобы заставить принцессу возвратиться в мир.
Принятие монашества
Монастырь Белой птицы был построен еще во времена Хуан-ди, и в это время там жили пятьсот монахинь, которыми управляла настоятельница И Ю, известная своей добродетельностью. После получения предписания от Мяо Чжуана она призвала Чжэнь Чжэньчан, регентшу хора, и рассказала ей, что принцесса Мяо Шань прогневила своего отца и что вскоре она прибудет в храм. И Ю распорядилась, чтобы монахини вежливо обошлись с прибывающей, но в то же время сделали все от них зависящее, чтобы отговорить принцессу от житья в монастырских стенах.
Сделав все наставления, И Ю, сопровождаемая двумя послушницами, вышла встретить Мяо Шань у ворот храма. Когда принцесса прибыла, они приветствовали ее. Мяо Шань поздоровалась и сказала: «Я только что оставила мир, чтобы стать послушницей, почему же вы вышли, чтобы приветствовать меня? Прошу вас, отведите меня в храм, чтобы я могла выразить свое почтение Будде».
И Ю проводила принцессу в главный зал и приказала монахиням зажечь благовонные свечи, звонить в колокола и бить в барабаны. Затем принцесса отправилась в молельню. Настоятельница, помня о приказаниях правителя, начала убеждать принцессу вернуться домой. Когда ее увещевания оказались тщетными, она решила испытать принцессу и отправила ее на кухню, где та должна была готовить еду для всех монахинь. Если бы Мяо Шань не справилась с этим послушанием, то ей пришлось бы покинуть монастырь.
Помощь свыше
Принцесса с радостью начала служить Будде. Она преклонила колени перед статуей Жу Лая и сделала ему подношения со словами: «Великий Будда, прояви свою доброту и милосердие, твоя покорная слуга хочет оста вить мир. Сделай так, чтобы я смогла выдержать все испытания». Затем Мяо Шань дала обет выполнять все правила монашеской жизни.
Чистота и искренность девушки тронули Ю Гуана, Небесного Владыку, который призвал к себе духа Север ной звезды и сказал: «Мяо Шань – третья дочь правите ля Мяо Чжуана, она отреклась от мирской жизни, чтобы посвятить себя самосовершенствованию. Отец скрепя сердце позволил ей отправиться в монастырь Белой птицы. Она безропотно выполняет послушание. Если ей сей час не помочь, кто же захочет вступить на путь праведной жизни? Немедленно отправляйся и распорядись, чтобы Три посредника, боги Пяти священных вершин, восемь министров Небесного дракона немедленно отправились к ней на помощь. Распорядись, чтобы морской дракон вырыл для нее колодец около кухни, тигр принес дрова, птицы собрали овощи для обитателей монастыря и все небесные духи помогли принцессе выполнять ее обязанности. Тогда ничто не позволит Мяо Шань свернуть с пути самосовершенствования. Убедись же сам, что все мои распоряжения выполнены».
Дух Северной звезды тотчас отправился выполнять приказание Небесного Владыки.
Мяо Шань становится Буддой
Мяо Чжуан, правитель царства Синлинь, пренебрегший волей Небес и забывший шесть заповедей добродетели, вел жизнь, заслуживающую порицания. Но девять лет молитв за него и набожность его дочери Мяо Шань заставили пожертвовать её своим телом, чтобы вылечить отца. Её добродетели перевесили и искупили его прегрешения. Её глаза могут видеть, а её уши могут слышать обо всех добрых и злых поступках людей. Бог пристально наблюдал за ней, поэтому объявил о ее канонизации.
Мяо Шань получает титул Самой милосердной и самой сострадательной Пу-са – спасительницы угнетенных, а также защитницы морали. На своем высоком троне из лотоса она будет правителем Северного моря и острова Путо.
Две её сестры, до сих пор предававшиеся земным удовольствиям, со временем изменятся и достигнут истинного совершенства.
Мяо Цинь получит титул Самой добродетельной и прекраснейшей Пу-са, оседлавшей Зеленого Льва.
Мяо Инь будет дарован титул Самой добродетельной и блистательной Пу-са, оседлавшей Белого Слона.
Правителю Мяо Чжуану даровано звание Завоевав шего добродетель бессмертного воина.
Правительница получила титул Пу-са, обладающей десятью тысячами добродетелей.
Во веки веков перед всеми канонизированными следует воскурить благовония.
Царь обезьян
Далекая страна
За морями, на Восточном континенте, в стране Аолай, находится гора Цветов (Хуагошань). Ее крутые склоны завершаются остроконечной скалой. Однажды скала произвела на свет каменное яйцо. Его оплодотворило дыхание ветра, и через некоторое время из него вылупилась каменная обезьяна. Появившись, новорожденный приветствовал все четыре стороны света. Облик его оказался совершенно необычным: из глаз исходили золотые лучи, заливающие светом дворец Северной полярной звезды. Сияние уменьшалось, если обезьяна собиралась подкрепиться.
«Сегодня, – сказал себе Ю Гуан, – я собираюсь пополнить удивительное разнообразие существ, порожденных небом и землей. Эта обезьяна сможет скакать и допрыгнет до самых высоких горных вершин. Она также сможет прыгать по воде и поедать плоды деревьев. Обезьяна подружится с гиббоном и журавлем. Как и олень, она может проводить ночи на горных склонах, а днем будет спускаться с вершин и отдыхать в пещерах. Обезьяна считается прекрасным украшением гор!»
За проявленные свойства обезьяну вскоре провозгласили правителем всех обезьян. Тогда она начала изыскивать средства, чтобы стать Бессмертной. Путешествовав в течение восемнадцати лет по земле и по морю, она встретилась с Бессмертным Пути Цзуши на горе Линтяйфанцзун. Во время странствий обезьяна постепенно приобретала человеческие свойства, и, хотя ее лицо оставалось тем же, в человеческом одеянии она все же выглядела более пристойно.
Бессмертный назвал ее Сунь Укун, что означало «открыватель секретов». Наставник научил обезьяну летать по воздуху и принимать обличья семидесяти двух существ. Одним прыжком обезьяна могла покрыть 108 тысяч ли.
Похвальбы Суня
Совершенные обезьяной многочисленные неправедные поступки вызвали негодование со стороны всех богов и богинь. Об обвинениях узнал Ю Гуан и распорядился, чтобы четыре небесных бога и его главные полководцы привели к нему Суня. Войска осадили скалу Хуагошань и растянули вокруг нее сеть, произошла фантастическая битва, но сопротивление врага оказалось более сильным и упорным, чем раньше.
Тогда на поле битвы появился Лао Изюнь и Эрлан, племянник Ю Гуана. Воины Суня храбро сопротивлялись, но небесные силы явно превосходили их. Наконец сопротивление было сломлено. Учитывая сложившиеся обстоятельства Сунь изменил свой облик и, хотя попал в сеть, сумел выбраться наружу.
Поиски были безрезультатными, пока Ли Тяньван с помощью зеркала, которым он ловил демонов, не определил местонахождение Суня и не доложил об этом Эрлану. Он тотчас ринулся в погоню. Лао Цзюнь надел свое волшебное кольцо на голову беглеца, который тот час споткнулся и упал.
Перемещавшийся со скоростью молнии небесный пес Тянь Гоу, находившийся на службе у Эрлана, тотчас укусил Суня за ногу и тем усилил его хромоту. Так наступил конец битвы. Окруженного со всех сторон Суня пойма ли и заковали в цепи. Битву выиграли боги.
Теперь небесная армия смогла снять осаду и вернуться домой. Но возникло новое и неожиданное затруднение. Ю Гуан приговорил преступника к смерти, но когда стали исполнять приговор, то палачи выясни ли, что Сунь неуязвим. Ни сабли, ни железо, ни огонь, ни молния никак не могли повредить ему.
Обеспокоившись, Ю Гуан спросил у Лао Цзюня, в чем причина неуязвимости пленника. Тот ответил, что ничего необычного нет, поскольку мошенник съел все персики бессмертия, которые росли в саду Неба, и проглотил порошки бессмертия, которые он сам приготовил.
«Доставьте его ко мне, – распорядился Лао Цзюнь. – Я сожгу его в моей печке с Восемью триграммами, а из остатков извлеку элементы, которые сделали его Бессмертным».
Ю Гуан распорядился, чтобы привели пленника, по том его поместили в алхимическую печку, где за сорок девять дней раскалили докрасна. Но в какой-то момент, когда за ним перестали следить, Сунь мгновенно воспользовался ситуацией, поднял крышку, схватил свой магический жезл и начал угрожать Небу, объявив, что собирается уничтожить его жителей. Исчерпав все свои возможности, Ю Гуан призвал Будду, который обратился к Суню со следующими словами: «Почему ты хочешь обладать Небесным царством?» – «Разве я не наделен достаточным могуществом, чтобы провозгласить себя Небесным владыкой?» – заносчиво спросил в свою очередь Сунь Укун. «А что ты умеешь?» – осведомился Будда. «Мои умения бесчисленны, – похвастался Сунь. – Я неуязвим, я бессмертен, могу принимать семьдесят два различных образа, перемещаться на облаках и проходить, когда хочу, сквозь воздух. Одним прыжком я покрываю сто восемьдесят тысяч ли». – «Ну что ж, давай посоревнуемся, – предложил Будда. – Думаю, одним прыжком ты не преодолеешь расстояния больше моей ладони. Впрочем, если тебе удастся это сделать, я передам тебе бразды правления Небом».
Прыжок в космос
Сунь поднялся в космос, пролетел как молния, преодолев огромное расстояние, и добрался до границ неба – пяти огромных красных столбов. На одной из колонн он написал свое имя, поскольку был полностью уверен в том, что достиг предела. Торжествуя, Сунь вернулся, что бы потребовать у Будды вожделенное наследство.
«Негодник! – заявил Будда. – Ты так и не двинулся дальше моей ладони!» – «Как же это? Я дошел до небесных столбов и в доказательство даже написал свое имя на одном из них», – самодовольно сообщил Сунь. «Тогда посмотри на это», – ответил Будда и поднял палец, на котором изумленный Сунь прочитал собственное имя, и узнал сделанную им надпись.
Не мешкая Будда схватил обезьяну, перенес его с неба, превратил его пять пальцев в пять элементов: металл, дерево, воду, огонь и землю, – которые тотчас образовали пять высоких гор, прилегающих друг к другу, их назвали Вусиншань, туда, в их глубину, Будда и поместил Сунь Укуна.
_________________ Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
Найден онлайн текст книги Felix Guirand, "Всемирная мифология" на английском языке:
Цитата:
CHINESE MYTHOLOGY
INTRODUCTION
Constitutive elements of Chinese mythology
It is well known that in China three different religions co-exist - Buddhism, Taoism and
Confucianism, the two first of which have their own temples and priests: the Bonzes and Tao-shih,
while the last has temples without priests. Chinese mythology has been formed from a mixture of
elements belonging to these three religions, but these elements were not taken over intact. They
suffered changes, sometimes rather profound changes, especially through the influence of plays
and novels.
From early times and in the first years even of the Chinese Republic the official religion remained
Confucianism. Every year the Emperor, followed by his courtiers, in spring and autumn made
sacrifices to Heaven, the Sun, the Moon, the Soil, the god of War, Confucius, and the Ancestors, in
each of their respective temples. Apart from that there was no special religious cult, except
perhaps of Confucius himself. Some of these divinities were retained by the people in their
mythology, but entirely changed their personality.
The same thing happened with the two other religions. Thus, certain Buddhist divinities may
often be found under other names in mythology, while Taoism, to which Chinese mythology owes
the greatest debt, was completely overturned and changed even to the personality of Lao-tzu, who
is called its founder. In reality Lao-tzu was nearly a contemporary of Confucius (he is said to have
lived in the sixth century B.C.) and like him was a philosopher. But popular legends endowed him
with immortality and the power of conquering demons, claiming that he was the incarnation of
the Celestial Master of the First Origin, one of the members of the Taoist supreme triad. After
having spread his teaching and bestowed on his disciple, Yin Hsi, the Tao-te Ching or 'Book of the
First Principle and its Virtue' he mounted a green ox and disappeared towards the West. He was
never seen again.
The true founder of existing Taoism, which we shall call popular Taoism, was Chang Tao-ling
who lived in the second century of our era and was deified in the eighth century. He received
various revelations and, it seems, succeeded in preparing the drug of immortality. He fought with
eight King-demons and conquered them thanks to his magic powers and his talismans; and finally
after numerous exploits he ascended into heaven with his wife and two disciples, but not until he
had passed on his various secret powers to his son.
Chang Tao-ling had bestowed on himself the title of Celestial-Master (T'ien-shih). His title passed
from generation to generation of his descendants, and the writer recollects that at the beginning of
the Republic the Celestial-Master of the epoch, a boy of about twelve, came to Peking to seek an
audience of the president of the Republic, Yuan Shih-k'ai, who received him with great ceremony
and confirmed him in his title.
Most of the divinities of Chinese mythology are of Taoist origin, and it should be added that many
of them were made popular by two novels - Travels in the West, and Romance of the Investiture
.of the Gods, both dating from the Ming epoch, about the fifteenth century.
Characteristics of the Chinese Pantheon
Perhaps the most curious fact about the Chinese Pantheon is that it is arranged in imitation of
earthly organisation. It appears as a vast government administration, or, still more precisely, as a
series of government departments, each one with its Minister and its personnel. The different gods
are positive bureaucrats with a strict hierarchy of rank and with clearly defined powers. They
keep registers, make reports, issue directives, with a regard for formalities and a superabundance
of papers which the most pedantic administration on earth might well envy.
Every month they furnish a detailed report to their immediate superiors, and they every year give
an account of their administration to the sovereign god, the August Personage of Jade, who then
distributes his praise and his censure. The gods, according to circumstances, are then promoted or
lowered in rank, and they may even be dismissed.
This is one of the most original characteristics of all Chinese
mythology, for the gods are not immutable. Only function persists -the functionary changes. New
gods take the place of the old. And these changes do not only occur in time, but in space. By that
we must understand that in different regions the same powers are in many instances allotted to
quite a varying number of different personages.
The explanation is that most Chinese gods are not in origin divine, but human; they are men who
have been deified after their death.
These different facts explain the large number of divinities which inhabit Chinese mythology. It
would be too long and too tedious to look over all of them in these pages and we shall deal only
with the most important or most popular gods, referring those interested to Father Dore's
Recherches sur les Superstitions en Chine, and to the chapter devoted to Chinese mythology by H.
Maspero in the Mythologie asiatique illustree. I make a point of stressing how much the present
study owes to that work.
HEAVEN AND ITS GODS
Heaven is the dwelling of sidereal divinities, but they do not live together. Each god has his own
palace, and moreover Heaven is divided into different levels, some say nine and others thirtythree.
The gods with the highest seniority in office are the most important and live on the top
level.
The August Personage of Jade
On the topmost level surrounded with his Court lives the August Personage of Jade (Yu-ti) also
known as the August Supreme Emperor of Jade (Yu-huang-shang- ti) or again and most usually
Father-Heaven (Lao-tien-yeh). They say he was one of the first gods who existed and that he
created human beings - such at least is the tradition in Northern China. They add that Father-
Heaven made human beings by modelling them in clay, and when his task was ended he put his
statuettes to dry in the sun. At this moment a heavy shower of rain fell and
Father-Heaven hastened to put his statuettes in shelter. But some of them were damaged by the
rain, and they constitute the sick living on earth, while the healthy whose limbs are whole and
complete are the statuettes which were not damaged.
Although recognised as the greatest of the gods, the August Personage of Jade is only the second
person of the supreme triad, which includes the Heavenly Master of the First Origin, who
preceded the August Personage of Jade, and the Heavenly Master of the Dawn of Jade of the
Golden Door, who one day will succeed him.
The August Personage of Jade lives in a palace exactly similar to that of the Emperor who reigns
over human beings. The doorway of this palace is guarded by Wang, a transcendental bureaucrat,
who is armed with a stick and clad in armour and does duty as door-keeper. There the August
Personage of Jade grants many audiences, for his Court is exactly like that of the human Emperor -
he has his Ministers and his officers, represented by secondary
gods, and he has an army of heavenly soldiers to fight the rebel Spirits when necessary. He has a
family - a wife, sisters, daughters, nephews. Among the last-named we must note the Second Lord
(Erh-lang) who drives away evil spirits, helped by the Celestial Dog (T'ien-kou). He is a god said
to know seventy-two ways of transforming himself. He is much respected, and has numerous
temples dedicated to him.
The wife of the August Personage of Jade, the Queen Mother Wang (Wang-mu niang-niang), is no
doubt a popular corruption of the elderly character, the Lady-Queen of the West, who is spoken of
in the Romance of the Emperor Mu (found in a tomb and dating from the fourth century). The
ancient legends represent her as wife of the Lord-King of the East, dwelling on the K'un-lun
mountains, which is the abode of the Immortals; the popular legends present her as the wife of the
August Personage of Jade, living on the highest level of Heaven with her attendants. However, in
spite of this transformation, she keeps her ancient attributes. She presides over the banquets of
immortality which she gives to the gods, banquets mainly furnished with the peaches of
immortality, P'an-t'ao, which ripen once every three thousand years on the peach-trees of the
imperial orchard - which is why in China the peach is the symbol of longevity.
The August Personage of Jade is always represented wearing the high ceremonial costume,
Chinese style, of the Emperor (note that the gods are always represented in Chinese and never in
Manchu costume), with embroidered dragons on his robe. He wears on his head the headdress of
the Emperors, formed by a flat board from which hang, in front and behind, thirteen pendants of
coloured pearls on red strings, and his crossed hands hold the Imperial book of etiquette. He is
seated on a throne, sometimes with secondary
gods, his attendants, beside him, but more often alone. And like all gods who are supposed to
have reached middle age, he wears long whiskers and a tuft of beard.
As to the Queen Mother Wang, she is usually represented as a beautiful young woman also in
ceremonial dress, sometimes alone but sometimes with a peacock or surrounded by her ladies in
waiting.
During the monarchy the Emperor every year made two solemn sacrifices to the August
Personage of Jade, one in the winter solstice and one in spring. They were both celebrated in the
huge Temple of Heaven situated in the south suburb of Peking. The Emperor was carried to the
Temple in a monumental chair, accompanied by an imposing procession of princes, dignitaries,
soldiers, and imposing procession of princes, dignitaries, soldiers, and dancers. He went up the
three stages of the altar of Heaven, an enormous mound encircled with marble balustrades, bowed
to the ground before the fire lighted in the god's honour, and made his offerings, which consisted
of rolls of silk, disks of jade, various meats and many other libations.
NATURE DIVINITIES AND SIDEREAL GODS
Sun and Moon. We have already noted that the Sun and Moon were the objects of an official cult,
but the people's worship was quite different. For them the Sun is a god who originally lived in the
form of a cock but by following the Path obtained a human face. In the ordinary way he was only
offered one sacrifice at the beginning of the year and another on his birthday, and that was all.
There were very few Temples dedicated to him. The same is true of the Moon, except that it
received more sacrifices. The festival
of the Moon is one of the three great annual Chinese feasts, and takes place on the fifteenth day of
the eighth month, at the full moon of the autumn equinox. It is especially a festival for women and
children, who buy little figures representing either a white rabbit or a helmeted soldier dressed in
his armour with a face like a hare, and make them a sacrifice consisting chiefly of fruit. They offer
a sacrifice directly to the Moon when it has risen a little above the house-tops. In some families the
sacrifice is made before a large paper panel with a representation of the Moon's palace with its
inhabitant the Hare who makes the drug of immortality. The sacrifice consists of fruit, sweet cakes
which are specially made and sold for the occasion, and a sprig of red amaranth. Men never take
part in this ceremony, for in the popular mind the hare is the symbol of inverts - nobody knows
why - and is considered their patron.
The Moon is also inhabited by a personage who is considered the Moon goddess, Ch'ang-o or
Heng-o. She is the wife of I, the Excellent Archer, a mythological personage who brought down
nine suns with his arrows, one day when the ten suns of primitive times took it into their heads to
rise together and threatened to shrivel up the world. The gods had given him the drug of
immortality and one day he returned home to find that she had drunk it. He was so angry she fled
to the Moon, her husband in hot pursuit. She asked protection of the Hare, who fought with I and
made him give up his intention of punishing his wife, who henceforth has lived in the Moon. She
is represented as a very beautiful young woman, and her name is often mentioned in novels and
poems for it is said currently of a pretty woman that she is as 'beautiful, as if Ch'ang-o had come
down from the Moon'.
Rain, Thunder, Wind. Although Taoist religion includes a whole Ministry of Thunder made up of
several divinities, the people recognise only one Thunder god called My Lord Thunder, Lei-kung.
He is represented as a man of repulsive ugliness, with a body blue all over, furnished with wings
and claws. He wears nothing but a loin-cloth, with one or more drums hanging at his side, and his
hands hold a mallet and a chisel. There is general agreement that the chisel is used to strike the
guilty whom the Thunder is ordered to punish, but there is less agreement about the uses of the
mallet. Some say it is used to strike the drums to produce the rolls of thunder, but others think it is
used to drive in the chisel.
By orders of Heaven, the Thunder punishes human beings guilty of some great crime which has
remained undetected or which human laws do not touch (usually some act which has directly or
indirectly caused somebody's death); it also punishes evil spirits who by practising Tao doctrine
have succeeded in gaining personality and make use of it to harm mankind, etc. However, he is
not always able to achieve this by himself, and he sometimes needs human help.
One day a hunter in pursuit of game had ventured far into a thick forest and was surprised by a
violent storm. Flashes of lightning and thunder were continuous, and seemed to hover over a tree
which lifted its tall branches not far from where the hunter stood. Looking up he saw a child
holding in its hands a flag roughly made from a piece of cloth tied to a bit of wood. When the
Thunder approached the child waved its flag, and the Thunder immediately retreated. It is well
known that Thunder, like all the gods, dislikes unclean things and especially the blood of black
dogs, and the hunter at once realised that the child was an evil spirit pursued by the Thunder and
that his flag was made of some unclean material. By way of helping on the divine work, he loaded
his gun and shot down the flag. The Thunder at once struck the tree, but the hunter who was too
close to it was also touched and fainted away. When he recovered he found a little roll of paper on
his body containing the words: 'Life prolonged for twelve years, for helping on the work of
Heaven', while at the foot of the shattered tree he found the corpse of a huge lizard, the real form
of the child with the flag.
Thunder has no Temple of his own - at least, it is very rare to meet with one. Moreover the most
worshipped gods are those who can give something, such as happiness, wealth, children, etc., so it
is not surprising that nobody comes to ask anything from a god who can give nothing but a death
entailing infamy; and yet there are some people who apply to him. Usually they are persons who
have to complain of somebody else, and not being able to revenge themselves entrust their
vengeance to the god. begging him to strike their enemies dead.
During storms, Thunder, who can only make a noise, is helped by several other divinities. The
flashes of lightning are produced by Mother-Lightning (Tien Mu) with the help of the mirrors she
holds in her hands; the rain is produced by the Master of Rain (Yu-tzu) who with his sword
sprinkles water from the pot he holds; the clouds are piled up by the Little Boy of the Clouds
(Yun-t'ung); and the wind comes out of a kind of goatskin bottle carried by the Earl of Wind
(Feng-po). Later on this last god was replaced by a goddess, an old woman named Mrs Wind
(Feng-p'o-p'o). She may sometimes be seen moving among the clouds, riding on a tiger.
The Dragon-Kings: Lung-Wang. However, for the people these divinities are subordinate to the
Dragon-Kings who depend directly on the August Personage of Jade, from whom they receive the
order to distribute a certain amount of rain to a given region. There are four Dragon-Kings of
importance, each of whom rules one of the four seas of which the earth is the centre, and they are
mostly
known to the people as four brothers under the names they have in Travels in the West, which
differ from those given them by the Taoists. They are Ao Kuang, Ao Jun, Ao Shun and Ao Ch'in.
Each lives in a palace called the Crystal Palace, and has his Ministers, his army consisting offish,
crabs and crayfish, and watchmen who see to the policing of the sea-bottom. These four Dragon-
Kings are not much worshipped, although they have quite a lot of temples, because the local
Dragon-Kings are much more respected. Indeed, every watercourse and every well has its
Dragon-King. In northern China beside every well there is a tiny temple with the statue of its god,
represented as a mandarin in ceremonial costume, and on the first and fifteenth of each month the
owner of the well makes it a rudimentary sacrifice of three joss-sticks.
The Dragon-Kings bring rain, and so are resorted to in droughts. The ceremonies vary with the
locality. In the big towns a procession is often organised, with the effigy of a dragon in cloth which
serves specially for this event. The effigy is taken through the main streets
of the town, preceded by a band and persons dancing. In the villages they don't do this. During
bad droughts the village people go and ask for rain from the Dragon-Kings in the most important
temple and offer an ample sacrifice. If at the end of a few days their prayers are not answered, the
god's statue is taken out of the temple and left beside the road, for they rightly suppose that this
treatment will cause suffering to a god who lives in the depths of waters, and that he will hasten to
ask the August Personage of Jade for permission to send rain. On the other hand if after the
sacrifice or the exposure of the stature it happens that enough rain falls to save the crops, the
rejoicing is universal. A new sacrifice is made by the whole village, and important places may
honour the god by giving a theatrical performance which lasts three days. Sometimes a number of
neighbouring villages will club together to do the thing more handsomely. Naturally, if it rains too
much or there is a threat ui rtoods, the Dragon-Kings are again approached, but this time with a
view to stopping the rain.
The God of Literature, Wen Ch'ang, and the God of Examinations, K'uei-hsing. The god of
Examinations is the god of the four stars which form the waggon of Charles's Wain. He is a
follower of the god of Literature, Wen Ch'ang. Only after he had lived through seventeen
successive lives, filled with prodigious events, was Wen Ch'ang invested by the August Personage
of Jade with the functions of Grand Emperor of Literature. He is usually represented sitting down,
dressed as a mandarin, and holding a sceptre. Although his cult goes back to a very ancient epoch,
Wen Ch'ang is less popular than his assistant, K'uei-hsing. Before the 1912 revolution, when the
Imperial examinations took place regularly, there was a tablet or image of K'uei-hsing in every
literary family. In some wealthy families it was not uncommon to see a little kiosk especially
devoted to his cult, for he presides over examinations and chooses the person who is to come out
top.
Like the god of Thunder, the god of Examinations is one of the ugliest in existence. He is usually
represented making a grimace, standing on the head of a turtle Ao (which many people think is a
fish) in an attitude resembling that of the genius of the Bastille, bending forward, with his left leg
raised behind as if he is running. In his left hand he holds a bushel-basket and in his right a
paintbrush. When the list of candidates is placed before the August Personage of Jade he indicates
the name of the first successful candidate. He uses his brush to put a mark under the name of the
lucky candidate, and uses his bushel to measure the talents of them all. They say also that the
bushel is the distinctive sign of the god, since in China Charles's Wain or the Great Bear is called
The Northern Bushel. There are two explanations of the turtle's head which he tramples under his
foot. Some say that during his life on earth he came out first in the examination for his doctorate,
but that when the reigning Emperor saw how ugly he was he refused to ratify the choice of the
examiners. In his despair he tried to drown himself, but when he threw himself into the water, the
turtle Ao received him on its head and took him back to land. The other explanation is less
miraculous. The stairways of the imperial palace are all divided down the centre by a paved space
on which is carved the head of the turtle Ao emerging from the water. When the Emperor gave an
audience to the scholars who had passed their doctorate examinations the first was naturally
placed jiM above this piece of carving. Hence it happened that each candidate received the wish
'may you alone stand on the head of Ao', and that is why the god of examinations was represented
in this posture, as an omen of good luck.
Another of Wen Ch'ang's assistants is 'Red Jacket' who protects candidates who are not very well
prepared. Thanks to him some of them sometimes succeed; but in spite of his goodwill, it is better
to work hard and thus obtain the favour of K'uei-hsing or Wen Ch'ang, who never fail a deserving
candidate.
A young student who had worked conscientiously returned home after the examination,
dissatisfied with his essay. Fearing failure, he invoked Wen Ch'ang and begged him to intervene.
While he was asleep the god appeared to him. The student saw him throwing a number of essays
into a stove, and among them the candidate recognised his own. The god crumbled them to pieces
and then took them out entirely altered. Wen Ch'ang handed the young man the corrected essay,
and he learnt it by heart. When he awoke the candidate heard that during the night a fire had
destroyed the building where the essays had been stored, so that the examinations had to be
repeated. He did the work again, taking care to make use of the god's advice, and of course
passed.
Gods of Happiness. The first of these gods is the god of Long Life, Shou-hsing. He is the star
Canopus in the ship Argo. He is one of the easiest gods to recognise, for he has the face of an old
man with pure white beard and eyebrows, and is especially noteworthy for an enormous bald
head. He is usual'y represented standing, leaning on a large rough stick, with the peach of
Immortality in one hand. He is often accompanied by a stork or a turtle, animals which were
supposed to live to a great age, and thus became symbols of longevity. In China, as is well known,
old age is considered a great blessing. So, although there is no regular worship of this god, who
indeed has no temples, he is very much honoured. When there is a birthday celebration for an
aged person (someone at least fifty) the image of the god, usually embroidered in silk, is hung up
in a place of honour. Food and fruit are placed in front of it
with two large red lighted candles. The person whose birthday it is salutes the image by bowing
low thrice before it, and throughout the day visitors first address their congratulations to the god's
image.
Shou-hsing decides the date of everyone's death. He writes it beforehand on his tablets, and from
that moment fate is unchangeable. And yet the god can change his mind, by juggling with the
writing. Thus the death of a certain young man had been fixed for the age of nineteen. But then
Shou-hsing, wanting to thank him for the gift of a jar of wine he had offered, just reversed the
numbers one and nine, so that instead of 19 years he had 91 - which is what the change makes in
Chinese.
The god of Long Life is one of a triad, which also includes the god of Happiness, Fu-hsing, and the
god of Salaries, Lu-hsing. Both are historical persons divinised after their death. It seems that the
god of Happiness in his life-time was a mandarin who lived at Tao-chou in the sixth century,
though others see in him a general who saved the T'ang dynasty in the eighth century. The god of
Salaries, or god of Functionaries, was a person who served the founder of the Han dynasty, in the
third century before our era. Space is lacking to describe these divinities in more detail. We must
limit ourselves to saying that these three gods often represented together either in human form -
the gods of Happiness and of Salaries dressed in the robes of a mandarin - or in the form of
symbols - bats for Happiness (in Chinese the word for bat is pronounced 'Fu', like happiness), a
deer, called Lu, for the god of Salaries, and a stork or a peach or sometimes a pine for the god of
Long Life.
The Heavenly Spinster, Chih-nii
Although she is a divinity and a daughter of the August Personage of Jade, so they say, there is no
worship of the Heavenly Spinster, the goddess of the star Alpha in the Lyre. But she is the heroine
of a pretty popular legend, and her name is often mentioned in Chinese folklore.
The goddess was continually spinning robes for the August Personage of Jade, robes of brocade
and clouds which have no seams. To reward her for this work her father, taking pity on her
loneliness, married her to the Heavenly Cow-herd (the Beta and Gamma stars in Aquila) but after
her marriage the Spinster was so much absorbed in her love that she neglected her work. The
August Personage of Jade lost his temper, and separated the couple by putting one of them to the
right and the other to the left of the Heavenly River (the Milky Way) with permission to see each
other once a year.
That, so to speak, is the goddess's official history. The people took it up and enlivened it, and this
is what they relate.
The Cow-herd was a mere mortal, a little simple minded, whose father had bequeathed him a little
bit of land and an ox to plough it. When he had reached a marriageable age his ox (who was a
genius in disguise) said to him: 'Master, if you want a pretty wife without having to spend
anything, go on a certain day to the river, and you will see all the girls bathing. Their clothes will
be on the bank. Pick up a bundle and come back quickly. Hide them somewhere, and I promise
you shall have a pretty wife.' The Cow-herd did as the ox suggested, and when he got home threw
the clothes down an old well behind the house, and waited. Very soon their owner came along to
ask for them. It was the Heavenly Spinster who for amusement had come down to earth with a
few friends and had wanted to bathe, but now could not return to Heaven without her clothes.
The Cow-herd therefore detained and married her. After several years he had a son by her and
then a daughter, and one day his wife said to him: 'Now that we have been married so long and
have children, tell me where you hid my heavenly clothes.' The unsuspicious Cow-herd showed
her the hiding place. The Spinster hastened to take them out, dressed in them, and and returned to
Heaven. The Cow-herd was in despair, especially as the children cried aloud for their mother; so
he went and asked the advice of his ox. And the ox said: 'Master, put each of your children in a
basket, and tie them to the ends of a pole which you can balance on your shoulders. Then lake
hold of my tail, shut your eyes, and I will take you to Heaven to rejoin your wife.' And this was
done. When they got to Heaven, the Cow-herd requested an audience of the August Personage of
Jade and demanded his wife. The August Personage of Jade sent for the Spinster, and having
discovered that the facts alleged by the Cow-herd were true, he made him immortal, and
appointed him to be god of a star to the west of the River, while the Spinster was to the East, with
permission to meet once every seven days. But the couple misunderstood him, and thought they
could meet only once a year on the seventh day of the seventh month, and that is what they have
done ever since. As they cannot cross the River without a bridge, on that day all the magpies fly
up to Heaven with the twig of a tree and make a foot-bridge for them to be able to meet.
This legend is spread all over China, and many poetic works refer to it. Moreover in northern
China they say that on the seventh day of the seventh month it is bound to rain, at least in the
morning (it falls by the way in the middle of the rainy season) because the Cowherd and the
Spinster weep for joy at seeing each other again, and their tears fall down on the earth.
_________________ Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
GODS WHO TAKE CARE OF MANKIND
The Great Emperor of the Eastern Peak, T'ai-yueh-ta-ti or Tung-yueh-ta-ti
Although the August Personage of Jade is interested in everything that goes on in heaven and
earth, he can't look after it all himself. So he detailed a god to look after mankind - he is the Great
Emperor of the Eastern Peak, the god of the mountain T'ai-shan, in Shantung. This divinity is
directly responsible to the August Personage of Jade, and has a large staff under his orders, for he
presides over the life of men from their birth to their death, arranging their fate and determining
their fortunes, honours, posterity, etc. Even the animals come under his jurisdiction. So he is
widely worshipped. There is always a crowd in all his sanctuaries, and his temple in Peking,
Tung-yueh-miao, was one of the richest. It is also one of the largest, for there are represented
in it over eighty offices dependent on the god - offices of birth, of death, offices for the
determination of social position, of wealth, of the number of children. There are also offices which
keep registers of good and bad actions, and those for the retribution of these actions, etc. The
personnel of the offices is recruited from the souls of the dead. In his temple the Emperor of the
Eastern Peak is represented sitting down, wearing the costume of an Emperor, in a shape similar
to that of the August Personage of Jade. Indeed, it would be very difficult to distinguish one from
the other, if they were taken out of their surroundings. He is too important a god for his statue or
picture to appear in family households. His devotees go to the temple to pay him their respects,
and they go there when they have any request to make to the god.
The Emperor of the Eastern Peak has a daughter, the Princess of streaked Clouds, Pi-hsia-yuanchun,
also known as the Holy-Mother, Sheng-mu. She protects women and children, and usually
presides over births. According to tradition, her husband is either the son of the western sea, or
Mao Ying, who anciently attained immortality. The goddess, greatly venerated throughout China,
is usually represented sitting, and with a headdress of three birds with outstretched wings. Her
assistants are the Eady of Good Sight, who preserves children from eye maladies, and the Eady
whose function it is to bring children.
The Princess of streaked Clouds has a Buddhist double in the person of the goddess Kuan-yin,
who has in addition the surname of Sung-tzu niang-niang, the Eady who brings children. Draped
in a large white veil, she sits on a lotus flower, and holds a child in her arms. Kuan-yin, goddess of
fecundity, is equally expert in treating all sicknesses. So she is very popular, and her image is to be
found in nearly every home. Every year long lines of pilgrims visit her Temple of Miao Feng Shan
(the Mountain of the Wondrous Peak), situated about forty miles from Peking. Sick persons of all
kinds come to implore the goddess to heal them, among the smoke of joss-sticks, the popping of
crackers, and the creaking of rattles, which are supposed to win the favour of Kuan-yin.
Gods of Walls and Ditches, Ch'eng-huang and Gods of the Locality, T'u-ti. Every administrative
area, town, or large village, has a god who protects it and takes care of the inhabitants, called the
God of Walls and Ditches; and these gods are appointed by the August Personage of Jade. They
are invariably divinised human beings, either heroes or mandarins of integrity, generally speaking
persons who in their lifetime served and protected the people. After their death they are not
reincarnated but are nominated as Ch'eng-huang of such and such a place, so that they can
continue to protect the people. Chinese folklore contains a great many legends about these gods.
The main outline changes very little. The inhabitants of a place are warned in a dream that on a
certain date a person named Ch'eng-huang of the town will come to occupy his post; and on the
date specified the noise of a procession and band is heard in the streets - the new god has arrived.
Next day the inhabitants hasten to offer him a big arrival sacrifice. Very often, if the god is
someone well known, they recast the statue in the temple consecrated to him and give it this
person's head. Some legends say that when there is a vacancy for the post of god of Walls and
Ditches, the gods arrange a competition for the candidates who are chosen from among living
scholars. Such is the story of 'The Examination for God of Walls and Ditches' contained in the
famous collection, Tales of the Studio of Joy.
In the popular mind the Ch'eng-huang plays the part of protector and governor to the place of
which he is the god. His rank varies in accordance with the importance of the place he governs.
Sometimes he corresponds only to a sub-prefect among human beings, sometimes to a prefect,
while the Ch'eng-huang of Peking was the equal of the governor of the town. Human magistrates
were far from disdaining them, and during the Empire sub-prefects were known to have asked
their advice and help when a crime had been committed on their territory. With this in view they
fasted for at least a day, offered a sacrifice to the god, and then slept that night in the temple. In
their dreams the god pointed out the guilty party, usually by means of Sybilline poems. Needless
to say, this custom has long since disappeared.
In the times before the Republic the festival of Ch'eng-huang took place in the spring of every
year. The god's statue was carried round the town with great pomp, and this was called 'My Eord
Ch'eng-huang's tour of inspection'. At the head of the procession went the God of the Place,
represented either by his statue or by a notable in disguise. Following in his tracks they purified
the streets with vinegar, and then came Ch'eng-huang's assistants, among them Mr White and Mr
Black, who watch over the town, one by day and one by night; and Ox-Head and Horse-Face, who
carry out the god's orders. Around these divinities marched groups of demons with hideous
masks and penitents in the red robes of those to be tortured, amid a great waving of banners and a
deafening noise of gongs. Finally came the statue of Ch'eng-huang carried in a rich palanquin and
religiously escorted by the city dignitaries. As may be guessed, this ceremony occasioned great
popular rejoicings.
The gods of Walls and Ditches only exist in administrative areas, in towns surrounded by walls
(whence the name). This is not the case with the gods of Place (T'u-ti), who are less important gods
but more popular. Each town, whether fortified or not, and every village, has one. There is a Place
god for every street, every temple; every public building has one, and so it is with every dwelling.
According to the legends they are sometimes famous persons who have been appointed to this
work after their death, but as a rule they are anonymous. They are represented in the form of an
old man with white beard, in ordinary clothes, carrying a long knotty stick, while his wife - who is
always shown with him - is represented as a kindly old woman. Naturally the personality of the
gods varies with the kind of place they look after. In the towns the Place god is a citizen, but in the
country a peasant.
The Place god has very modest functions. He acts as a sort of
policeman to his territory, and in the country he has to scare off robbers and animals which raid
the poultry yard, etc; but in recompense his cult is very wide-spread, and every family has a statue
of him before which three joss-sticks are burned every morning and evening.
The Hearth god, Tsao-wang. The Hearth god is obviously domestic. He witnesses the acts and
even words of every member of the family with which he lives, and keeps a record of them. Every
year, on the twenty-third day of the twelfth month, he ascends into heaven to make his report to
the August Personage of Jade, who on the basis of this report allots the family happiness or
misfortune during the coming year.
The Hearth god is not represented by a statue but by a picture on paper - it will be seen why, later
on. This image, coarsely printed and coloured, is placed in a sort of little wooden temple just over
the hearth, or in some other part of the kitchen. It is essential that the image should face south. In
the picture the god's wife, Tsao-wang nai-nai, is beside him, for she aids him in his duties by also
keeping a record of the women's sayings and doings.
Apart from the three joss-sticks every morning, the family makes only two sacrifices a year to this
god. The first takes place on the twenty-fourth day of the twelfth month when he has gone up to
heaven to make his report to the August Personage of Jade. Among other offerings this sacrifice
includes sweets which are specially made for the purpose and only sold at this time, as well as
straw for the god's horse. After the sacrifice his picture is taken down from its niche and burned
over a little fire of pine twigs to the noise of fire-crackers, but before starting the fire they are
careful to put a bit of a sweet on his mouth so that he will 'speak sweet words' to the August
Personage of Jade about the family he has just left. The Hearth god returns from Heaven on the
first day of the new year. Another sacrifice is then offered up, always with firecrackers,
and they hang up his picture in the kitchen, in the place it will occupy throughout the year.
There is an explanation of the fire-crackers set off during these sacrifices. They are special firecrackers
which bang off high in the air, and they say that this is to help the god up during his
ascension, while on his return the fire-crackers show the god which house he must re-enter. Then,
there is another custom, which is not to light a fire in the kitchen while the Hearth god is absent in
Heaven, but this is observed less and less. During the god's absence, you can do anything you like,
for the god is not there to record bad actions. But then it is also a time when the house, lacking its
protector, is liable to all kinds of woes and calamities.
Door gods, Men-shen. On the outer doors of Chinese houses, which have two leaves, you often see
represented two armed soldiers, stuck or painted on each of the leaves. One of them has a red or
black face, and the other a white face - they are the Door gods. Originally these duties were
entrusted to two mythical beings, Shen-t'u and Yu-lu, who in ancient mythology were supposed to
prevent the spirits of the dead from escaping out of hell to disturb the peace of the living. The
Ghosts' Door was placed between the branches of an enormous peach-tree planted on the top of a
mountain. As soon as a malevolent soul appeared the two guards seized on him and threw him as
food to the tigers. The figures of Shen-t'u and Yu-lu were later reproduced on the doors of houses
to keep away evil spirits.
Later on, these two divinities were replaced by historical personages who had been promoted to
the rank of gods - Yu-ch'ih Ching-te, and Ch'in Shu-pao. They had both been generals of the
Emperor T'ai-tsung of the T'ang dynasty, and lived at the beginning of the seventh century. The
explanation of why they were chosen as Door gods is to be fund in the Travels in the Wesi. In the
sixth chapter of that novel we are told that the Emperor T'ai-tsung, in spite of
A figure from Te-hua, Fukien, depicting a Lo-han with a tiger seated beside him in a peaceful
attitude. The original disciples of Buddha were called Lo-hans by the Chinese, who received the
doctrines in the first century A. D. However, the Chinese modified the teachings to such a degree
that a different form was created. Late seventeenth century porcelain. Victoria and Albert
Museum.
his promise, was unable to save a Dragon-King who had made a mistake in distributing rain and
was condemned to have his head cut off by the August Personage of Jade. The spirit of this
Dragon-King held that the Emperor was responsible for his death, and every night came and
created a disturbance at the palace door. In consequence the Emperor fell sick, and his two
generals, Yu-ch'ih Ching-te and Ch'in Shupao, suggested that they should keep guard over the
palace door. The spirit of the Dragon-King was thus driven away, but he went off and created a
disturbance at the back door, a door with only one leaf, and was driven away by T'ai-tsung's
Minister, Wei Cheng. The Emperor therefore had these three personages painted on all doors, and
the tradition lasted until our own time, although it is rather uncommon to see a painting of Wei
Cheng, but then doors with one leaf are not very numerous in China.
The Door gods are painted directly on to the doors of great houses, whereas humbler houses and
those in the country simply have their printed and coloured images stuck on. They are
represented in military dress, holding in one hand a long-handled mace, with a bow and arrows
slung at their side. They keep away evil spirits and prevent them from entering the house they are
guarding, and there are quantities of legends about their good services. In spite of which
absolutely nothing is done in their worship.
And then it must be noted that in recent times they lost a great deal of their religious character.
Except among the people, usually extremely superstitious, they had come to be considered rather
as themes for decoration than as divinities, and they are on the way to disappearing completely.
None are to be seen, for instance, on the doors of houses in Peking.
In Buddhist Temples, the Door gods are not Ch'in Shu-pao and Yu-ch'ih Ching-te, but are
represented by different persons -the Sniffing General and the Puffing General (Heng-Ha-erh-
Chiang) or else by the Heavenly Kings (T'ien Wang), the four brothers Mo-li. They are all
represented by colossal grimacing figures placed in the first building of the temples. At first there
were only the two generals, Sniffer and Puffer, one of whom has his mouth shut while the other
has his mouth open. They are so called because during their lifetime it appears that one of them
had the power of emitting from his nostrils jets of white light which mortals breathed in, while the
other puffed fatal gases out of his mouth. Little by little in the course of ages these two personages
have been replaced by the Celestial Kings.
When you enter a Buddhist temple you come into the inner hall, a kind of vestibule divided by a
courtyard from the great hall, and there you see four enormous statues ranged along the walls.
They represent soldiers with grimacing countenances, respectively holding a sword, an umbrella,
a guitar and a striped marten - sometimes replaced by a snake. They are the Celestial Kings,
guardians of the four directions.
Originally these personages were Buddhist divinities, named Vaisravana, Dhrtarastra, Virudhaka
and Virupaksa. In course of time their personality changed under the influence of the novel, Royal
Investiture. They are now considered to be the four brothers Mo-li, who were once generals
famous for their deeds. The attributes they hold in their hands are simply the talismans by means
of which they conquered their enemies during their mortal life. When the first flourished his
sword he raised terrific whirlwinds which swept everything before them. The second merely had
to open his umbrella and the sun was obscured, plunging the earth into deepest darkness while it
poured with rain. The third controlled the direction of the winds by playing on his guitar. And the
last annihilated his enemies by loosing his striped marten, who ate them up.
Like the Celestial Kings, the Sniffing and Puffing Generals were also once Buddhist divinities.
In these same outer halls may also be seen the statue of a young soldier, clad in shining armour
and holding a knotty stick in his hands. This is Wei-t'o, chief of the thirty-two heavenly generals,
and also assigned to guard doors.
POPULAR GODS
The God of Wealth, Ts'ai-shen
This god has certainly had more success than any of them. Not only do the people never fail to
offer up a sacrifice to him on his birthday, but even persons who
claim to be unbelievers and pay no sort of cult to other gods, salute this god with great respect on
the appointed day.
The God of Wealth's anniversary is on the fifth day of the first month. On New Year's Day in
Peking, the day on which all the gods descend on earth to make a tour of general inspection, the
children run about the streets at night, shouting: 'We come to bring you the God of Wealth!' Each
person hastens to buy one, and when other sellers appear the answer is: 'We already have one,' for
it would not be in good taste to say: 'We don't want any more/ After it is purchased the image is
placed beside that of other gods (the Star gods, the Hearth gods, etc.) and then they wait for the
fifth day of the following month. On this day they sacrifice to the god a cock and a living carp
specially reserved for this occasion, and then the image is burned on a fire of pine twigs
accompanied by many fire-crackers, while the master of the house and all who live in it, without
distinction of age or sex, come in succession to bow before the little fire.
The Taoists made the god of Wealth the head of a Ministry of Wealth with offices and a string of
subordinates, such as the Celestial and Venerable Discoverer of Treasures, the Celestial and
Venerable Bringer of Treasures, the Immortal of commercial profits, etc. But the people like to
simplify, and usually they take one of these gods - in Peking the best known is the god of Wealth
who increases Happiness, Tseng-fu-ts'ai-shen. The novel, the Investiture of the Gods, identified
him with the wise man, Pi Kan, who lived towards the end of the Yin dynasty, and was put to
death by order of the Emperor who wanted to find out if it is true, as people say, that the heart of a
wise man is pierced with seven openings. Elsewhere general Chao of the dark Terrace is revered
as the god of Wealth.
The Agent of Heaven, T'ien-Kuan, is another god who bestows happiness, and is one of a triad
made up in addition to the Agent of the Earth, Ti-Kuan, who grants remission of sins and the
Agent of Water, Shui-kuan, who averts evil. As M. Maspero has rightly pointed out, these three
gods are the personification of the ancient Taoist ritual which insisted on a confession of sins
written in triplicate, of which one was burned for Heaven, one buried for Earth, and the third sunk
for Water. These three gods received twice a month an offering of cakes in the form of tortoises
and chain-links, but the only one at all well known in our time is the Agent of Heaven, and that
mainly thanks to the theatre, for it is the custom to begin every theatrical performance with a
pantomime called 'the Agent of Heaven brings happiness', T'ien-kuan-ssu-fu. He appears in the
form of a mandarin wearing ceremonial costume, with a smiling mask fringed with whiskers and
a beard-tuft, does a sort of dance on the stage, carries rolled-up wishes for happiness which he
unrolls as he presents them to the spectators. It is to be noted that this is one of the very rare
occasions when a mask is used on the Chinese stage. The pantomime is also called 'the dance of
the Agent who confers promotion', T'iao-chia-kuan; and formerly in public theatres, and still to
this day in private performances given for some family rejoicing (birthday, birth of a child, etc.),
the play is stopped and this pantomime is repeated as a sign of welcome to each distinguished
guest as he arrives.
The Emperor Kuan, Kuan-ti. The worship of this god does not date from very far back. He
receives two sorts of cult, one from official religion and the other from the people. For scholars
Kuan-ti is god of War, in opposition to Confucius, the god of Literature, and as such he receives
two sacrifices, in the spring and autumn of each year. This tradition was maintained even by the
Republic, at least until the time of the nationalist government of Nanking; and the successive
presidents as well as the last dictator, Chang-Tso-lin, officially offered sacrifices to him with great
pomp. For the crowd Kuan-ti is a Taoist god, governor and protector of the people, mainly playing
the part of judge. So the people appeal to him every time they have something to complain of,
whether it is spirits (demons, illness, etc.) or human beings (unfriendly bureaucrats, brigands,
cheats, etc.) and Kuan-ti sends his equerry Shou-ts'ang to punish them, or makes an appeal to the
Thunder god or some other god to do it.
Kuan-ti is also famous for predicting the future. In most of the temples consecrated to him the
necessary equipment may be found, consisting of eighty-one or sixty-four numbered slips, placed
in a holder made from a hollow bamboo with a plug at one end. The suppliant wishing to know
the future - the result of a relative's
illness, success of a journey, a marriage, a birth, or anything else, bows down before the god's
statue, and then taking the holder in his hand shakes it until one of the slips falls out. There is also
a register where against each number of the slips stands the prediction, usually written in rude
poetry of the Sybilline style, and this register is consulted under the number of the fallen slip to
find out the god's opinion. In some temples the predictions are printed on separate sheets of
paper, and the priest in charge hands the suppliant the sheet corresponding to his number.
Needless to say all this involves the payment of a small sum of money, euphemistically called
Hsiang-huo-ch'ien, 'money to keep the incense burning'.
Kuan-ti was a general of the Han country in the epoch of the Three Kingdoms, renowned for his
integrity and fidelity, and his real name was Kuan Yu. He died in 220, having been taken prisoner
and beheaded by the rival country of Wu. He became famous mainly through the Romance of the
Three Kingdoms, which relates his wonderful adventures, and through the plays derived from the
novel. He is always presented as he is described there - dressed in green with a face as red as a
jujube fruit. Almost invariably he is accompanied by his equerry, Shou-ts'ang, and his son Kuan
P'ing, who stand beside him, and very often in the Temples the statue of his horse is to be seen too.
Another exorcist of demons and evil spirits is the Supreme Lord of the Dark Heaven (Hsuan-t'ien
Shang-ti) who is also the Regent of Water. He appeared once to the Emperor Hui-tsung in the
aspect of a man of colossal height, with loose hair, dressed in a black robe and a golden breastplate.
His naked feet rested on a turtle encircled by a snake. He is still represented with these
features o-day.
The Eight Immortals, Pa-hsien. The eight Immortals are not, strictly speaking, gods. They are
legendary personages who became immortal through the practice of Taoist doctrine, and who
have the right to be present at the banquets given by the Lady Wang, wife of the August
Personage of Jade.
These eight characters have nothing in common, and it is hard to say how the Taoists came to
make them into an almost inseparable group. Their name does not appear in folklore until the
Yuan dynasty, also called the Mongol dynasty, about the 13th or 14th century, and it was spread,
we believe, thanks to the stage. The eight Immortals often accompany the effigy of the god of Long
Life. They are:
Han Chung-li, usually represented as a man of ripe age with a slight corporation and a careless
air. His name is supposed to have been Chung-li and he was believed to have lived in the time of
the Han dynasty. His present name is made up of these different elements.
Chang-kuo Lao, an old man, known only by his miraculous donkey which could travel several
dozens of thousands of leagues in a day, and when at rest could be folded up like a piece of paper.
Lan Ts'ai-ho, a street-singer, who, dressed in rags, with one foot bare and the other shod, goes
round the streets singing. One day he was carried up to heaven by a stork.
T'ieh-kuai Li (Li with the Iron Crutch) was an ascetic instructed by Lao-tzu and another immortal,
Master Wang-kiu. One day when he should have gone to Lao-tzu, only his soul went, after he had
warned his disciple to watch over his body for seven days, and then to burn it if he did not return.
*>/n the sixth day the disciple's mother fell ill, and in his haste to go to her the disciple burnt his
master's body. When Li's soul returned there was no longer a body for it to dwell in, so it entered
the body of a beggar who had died of hunger. The God is represented as a beggar carrying a large
calabash on his back and leaning on an iron crutch.
Han Hsiang-tzu was initiated into the doctrine by Lu Tung-pin who is mentioned below. Ts'ao
Kuo-chiu converted by Han Chung-li and Lu Tung-pin, Ho Hsien-ku the Immortal Damsel Ho,
who went to heaven in full daylight, are represented respectively as a young man in rich clothes
with the little headdress of young lords, a man in the costume of a mandarin, and a girl wearing a
lotus flower on her shoulder.
The last of the eight Immortals, Lu Tung-pin has the greatest number of legends attached to him.
They say he likes to walk about among men looking like some ordinary person, and takes the
opportunity to punish the wicked and reward the good. Among legends about him the bestknown
is that of his conversion.
Huang-liangmeng, meaning the Dream of the Yellow Sorghum, which also furnished the plot for a
play. When he was still only a student Lu Tung-pin stopped at an inn and met an Immortal in
disguise with whom he talked for a moment. Then he went to sleep and saw the whole of his
future life in a dream. At first he had numerous successes and was loaded with honours, but in the
end he endured the worst misfortunes and perished miserably, killed by a brigand. When he
awoke Lu Tung-pin decided to renounce the world.
Another equally well-known legend tells how he converted the girl-singer, White Peony, after
three successive attempts in each of which he came to her in a different form. This Immortal is
represented in the dress of a man of letters, carrying a fly-chaser and a sword, the Flying Sword,
used by him to kill the Yellow Dragon which he carries on his back.
GODS OF THE PROFESSIONS
In addition to the gods we have been studying which are the objects of general worship, the
Chinese pantheon also included a large number of divinities peculiar to each social class and to
each profession. They are innumerable, and it is impossible to mention them all. Following M.
Maspero, let us limit ourselves to mentioning a few.
Divinities of artisans. Artisans usually choose as their patrons those who are supposed to have
been inventors in the different industries. Thus, general Sun Pin, who lived in the fourth century
B.C., had his toes cut off, and to hide this deformity hid his feet in sheaths of leather, and thereby
became the god of cobblers. Ts'ai Lun, who is supposed to have invented paper in the first century
of our era is the god of stationers. A similar honour fell to I-ti who was the first maker of wine, to
general Meng T'ien who invented the paint-brush, and to Ts'ang Chieh, who invented writing and
is therefore adopted by the public tale-tellers.
Others are chosen because they distinguished themselves in their profession, or simply because
they practised it. Thus Fan K'uei, who practised the humble occupation of a dog-skinner before he
became the right arm of the founder of the Han dynasty, was adopted as their patron by the
butchers. The carpenters have a cult for Lu Pan who, so they say, made a marvellous falcon which
was able to fly. The thieves chose Sung Chiang, a famous brigand of the twelfth century. Even the
prostitutes took it into their heads to look for a patron. And in some parts of China they found one
in the person of P'an Chin-lien, a dissipated widow whose father-in-law murdered her in order to
end her disorderly behaviour.
And then very often artisans content themselves with an anonymous deity, such as the god of the
Shuttle for weavers, and the god of Garden Trees for gardeners.
Sea gods. Like the rest of the universe, the sea is subject to the supreme authority of the August
Personage of Jade, but the Chinese did not make it a divinity, any more than the other elements of
Nature. However, they do recognise tutelary gods who protect navigators. The most popular as
well as the highest in dignity is the Empress of Heaven, T'ien Hou, who must not be confused
with the Queen-Mother Wang, wife of the August Personage of Jade.
Before she was promoted to her immortal destiny T'ien Hou was a girl in the island of Mei-chou
which was famous for its piety. She had four brothers, all sailors, who sailed on different ships.
One day when they were absent at sea the girl fainted and remained a long time unconscious. It
was thought she was dead. With the aid of powerful stimulants she was brought back to life, but
as soon as she emerged from her lethargy she complained that she had been awakened too soon.
A little later three of her brothers returned, and related that they had been attacked by a violent
storm during their voyage, and had been saved by their sister who appeared to them during the
tempest and saved them from the danger. Only the fourth brother never came home - the girl had
been revived before she had time to go to his aid.
After her death, which occurred very soon after this miracle, the girl of Mei-chou frequently
showed the value of her intervention, either by helping sailors in peril or by helping to capture
pirates
or even by ending dangerous droughts. For which reason her cult continued to spread. She was
first promoted to the title of Princess of Supernatural Favour, then in the sixteenth century was
raised to the dignity of Queen, and in the eighteenth century received her definite title of Empress
of Heaven.
She is represented as a woman sometimes seated on a lotus and sometimes on a throne. She wears
the Imperial head dress, and holds either a sceptre or a tablet.
Country gods. According to the rites of Confucius, the Chinese recognise a god of the Soil, with
whom they associate a god of Ploughing and a god of Harvests. They are impersonal deities, and
have no mythic character. Formerly they were solemnly invoked at different periods of the year.
The sacrifice which the Emperor offered up to the god of the Soil in spring and autumn was
marked by the same pomp as that devoted to the god of Heaven. During the festival of the god of
Ploughing the Emperor himself set his hand to the plough, and drew the first furrow.
Side by side with these official gods, the peasants venerate other deities of a more popular kind.
Prince Millet, Hou Chi, the old god of cereals, has been supplanted by the Celestial Prince Liu,
appointed to the functions of superintendent of the Five Cereals. The god Hu-shen is invoked as a
protection against hail, since as he wishes he can send or withhold the disaster. Against locusts
they call on the Great General Pa-cha, who is represented as a man with a bird's beak and feet,
while his hands are tipped with claws and he wears a petticoat. Cattle are under the protection of
the god of Cattle-breeding, aided by the King-of-Oxen and the Transcendent Pig. During their
lifetime they were both dangerous giants. The King-of-Oxen, who terrified his enemies by his
enormous horns and buffalo ears, was yet tamed by the lady Nu-kua, who threaded a miraculous
rope through his nose. Equally ferocious and hideous, with his black face, the Transcendent Pig
had the impudence to swallow Erh-lang, the nephew of the August Personage of Jade himself, but
he regretted it, for Erh-lang slew him. The breeding of silk-worms is under the protection of Lady
Horse-head about whom there is a curious legend. Her father was kidnapped by pirates, which
grieved her so much she refused to eat. Seeing the girl was in a decline, her mother vowed to
marry her to the man who would bring back her husband. She spoke the vow aloud, and it was
heard by the horse who was in love with his young mistress. The horse thereupon went off to look
for the missing man, found him at last, and brought him home on his back. When he demanded
his reward, the father flew into a violent rage, slew the poor animal, skinned him and put the skin
to dry in the sun. A few days later as the girl passed it the skin leaped at her and carried her off.
But the August Personage of Jade was on the watch. He changed the girl into a silk-worm and
soon after took her up to Heaven. Since then the Lady Horse-head ranks among the Sovereign
god's concubines.
HELL
Like all Chinese mythology, Hell is due to a mixture of Taoism and Buddhism, with a special
preponderance given to the peculiarities of the Buddhist Hell.
The notion of Hell as it exists to-day among the people was, we believe, mainly disseminated by
certain passages in novels, among them the Travels in the West, and the Life of Yueh Fei, a general
of the Sung epoch, who was assassinated by order of the prime minister, Ch'in Kuei. In the first of
these books, the Emperor T'ai-tsung of the T'ang dynasty was wrongly accused of killing the
Dragon-King, descended into Hell, and before returning to life on earth passed through certain
parts of the dark empire. In the
other book a young scholar addresses a complaint to the gods, accusing them of lacking justice
because of the death of Yueh Fei. He was summoned before the King of Hell, who showed him
round his dominions to prove that there the wicked are punished and the good rewarded.
The Yama-Kings, Yen-wang. According to the most wide-spread version there are eighteen Hells,
distributed among ten law-courts to which they are attached. These courts are presided over by
the Shih-tien Yen-wang, the Kings of the Ten Law-Courts (the word Yen comes from Yama, the
Indo-Iranian god of Death), while each Hell is reserved for the tortures which punish well-defined
crimes.
The first of the Yama-Kings is the supreme master of the world of Hell as well as head of the first
Law-Court. He is directly under the August Personage of Jade and the Great Emperor of the
Southern Peak. He is popularly known as Yen-wang-yeh (the Lord Yama-King) although in reality
the real Yama-King was dismissed by the August Personage of Jade for being too charitable and
merciful, and was sent down to head the Fifth Law-Court. The first Yama-King receives the souls
of the dead, investigates their actions during their past life, and if necessary sends them to other
Kings to be punished. As to the nine others, eight of them are commissioned to punish criminal
souls - thus the second King punishes dishonest male and female intermediaries and ignorant
doctors, the third punishes bad mandarins, forgers, and back-biters, the fourth punishes misers,
coiners, dishonest tradesmen and blasphemers, the fifth punishes murderers, unbelievers and the
lustful, the sixth punishes sacrilege, the seventh is reserved for those who violated graves and sold
or ate human flesh, the eighth punishes those who were lacking in filial piety, the ninth punishes
arson and has for an annexe the Town of those Dying in Accidents, and finally the tenth King is
entrusted with the Wheel of Transmigration, and takes care that the soul about to be reincarnated
fits properly into the body assigned.
Another version says that each of the kings in turn judges the souls which go before each Law-
Court, while the King of the Wheel of Transmigration decides on the form in which the soul just
judged shall be re-born.
Naturally the tortures used in Hell are many and varied, so that each crime has its appropriate
punishment, sometimes in a very logical way. Thus, blasphemers have their tongues torn out;
misers and lying mandarins are compelled to swallow melted gold and silver, while still more
guilty souls are flung on to mountains bristling with swords or plunged into boiling oil, or bound
to a large red-hot hollow iron beam, or ground in mills or sawed in halves or cut into little pieces,
etc.
The Kings of Hell have crowds of satellites to carry out their orders. These satellites are
represented as stripped to the waist, with two lumps on their foreheads (which lumps are really
meant for horns) and armed with a mace bearing iron spikes or with a trident. The Yama-Kings
are represented in the dress of the Emperors, just like the August Personage of Jade and the
Emperor of the Eastern Peak. On the images in books of piety they can only be distinguished by
the inscription under each of them.
The Bodhisattva Ksitigarbha: Ti-tsang Wang-p'u-sa. In this Hell which is peopled by implacable
ministers of justice, is there room for mercy? Yes, for the various regions of hell are continually
visited by a compassionate and merciful deity, the Bodhisattva Ksitigarbha (in Chinese, Ti-tsang
Wang-p'u-sa) whose occupation is to save the souls which come to him. In his human life Ti-tsang
was a young Brahman who made a vow to save all souls engulfed in sin. To this end he devoted
his successive existences, which were innumerable, and acquired such merit by his spirit of selfsacrifice
that in the end Buddha entrusted to him the masses of gods and men 'so that he would
not allow them for one day or one night to fall into evil birth'. In China this god is always invoked
when somebody dies, so that he can come to the help of the dead person. His name Ti-tsang is a
translation of the Sanskrit Ksitigarbha. The images of him show him as a bonze, sometimes with a
shaved head like the Hindu bonzes, and sometimes wearing a ceremonial wreath such as is worn
by Chinese bonzes. He holds in his right hand the metal wand hung with musical rings such as
Chinese monks carry, and his left hand holds the precious pearl which lights the paths of Hell
with its glow.
Life of the dead in Hell. When the registers of Death and Life kept by the Yama-King show that a
man has reached the end of his earthly existence, the Yama-King sends two of his satellites to seize
the man's soul and bring it before the infernal Law Courts. These satellites are named Ox-Head
and Horse-Face, Niu-t'ou and Ma-mien, and they are represented with the head of the animal
whose name they bear. They make their way to the man's house and take him off. And here comes
out the value of the Door gods, for it is their duty to see that the warrant of arrest is authentic, and
not until that is done will they allow Ox-Head and Horse-Face to enter.
They also say that these two satellites are not sent by the Yama-King but by the god of Walls and
Ditches, who keeps a register of all the inhabitants in his area. And then again they say, for all the
mythology of Hell is rather confused, that the persons charged to bring in the dead are the two
Without-Duration, Wu-ch'ang, one of whom is white and the other black, who are called 'the
Messengers who seize souls', Kou-hun-shih-che. Their statues are
MYTHOLOGY — 399
sometimes to be seen in the temples, and these two personages are represented wearing a long
black or white robe which reaches to their feet, a tall pointed hat, a rope round their necks, and
their tongues hanging out.
But whoever comes for them the souls (which retain their appearance for some time after leaving
their robe of flesh) are taken first before the god of Walls and Ditches who puts them through a
first series of questions and holds them for forty-nine days, either at liberty, or punishing them
with the pillory or beating, according to what the dead person did in his lifetime. Sometimes it
happens that owing to a similarity of name or some other error, the wrong soul is brought along;
in which case the god allows it to return to earth and to re-enter the body in which it lived. This is
perhaps the reason why the Chinese keep the bodies of the dead for several days before they are
buried - at least seven, with a maximum of forty-nine.
After forty-nine days the god of Walls and Ditches hands over the soul to the Yama-King. He acts
as judge, by consulting the
register which records all the good or evil actions of this soul, and if necessary sends it before
whichever of the Yama-Kings is appointed to punish the crime of which the soul is guilty. As to
those souls which have done good deeds, such as those of good sons, of good subjects, believers,
and charitable persons etc., they either go to Buddha in the Land of Extreme Felicity in the West,
or to the Mountain K'un-lun, the dwelling-place of the Immortals, or else they go straight to the
tenth Yama-King to be re-born to another existence.
But let us return to the souls of sinners. They go before each of the Yama-Kings in turn, who
punishes them for the crime under his jurisdiction. The people believe that persons who have
committed very great crimes find that their souls must endure all the tortures of hell without
distinction. Such, they say, was the case with the Minister Ch'in Kuei, already mentioned, and
doubtless in this way the people work off the hatred they feel for some especially detested
personage. After each torture the soul returns to its original form to undergo another. Thus, if it
has been cut into little pieces, the pieces all join up again; and if it has been thrown in a cauldron
of boiling oil, it becomes living as soon as it is taken out. When the soul has suffered all the
punishments due for its sins, it finally goes before the tenth Yama-King who decides in what form,
human or animal, it shall be re-born. The Buddhists believe there are six ways of re-birth - three of
them are good, birth as a god, as a human being, or as an asura (a kind of demon); and three are
bad, birth in hell, birth as a starving demon, birth as an animal. But people believe that birth as a
human being is not necessarily a reward, for a man's soul may be condemned to re-birth in the
body of a woman (in ancient times women were considered less honourable than men) or in the
body of an invalid or a beggar, etc., while at other times a soul may be re-born an animal without
having sinned. There are numerous tales on this theme. One of them relates that a man who had
borrowed money from someone, died before he could pay his debt. After his death he asked
permission of the Yama-King to be re-born as a colt in his creditor's family. Soon after his birth his
master sold him for exactly the sum which was owing. The colt died soon after he was sold, and
the soul which occupied it returned again to the Law-Courts of Hell to be judged. Another tale,
which resembles the 'Dream of the Yellow Sorghum' mentioned in connection with the Immortal
Lu Tung-pin, relates that a scholar who had just passed the Imperial examinations was walking in
a Temple, and went into the room of a bonze to rest. There he fell asleep, and dreamed that he
became a high dignitary and grew rich through telling lies. He then dreamed that he died, and
was condemned to drink a quantity of molten gold equivalent to that which he had got unjustly.
After this he dreamed that he was re-born in a family of beggars as a girl, and as she grew up was
sold to be a scholar's concubine. He did not awake until he had dreamed that he had died a second
time. Realising the vanity of this world's honours he retired to the mountain to seek the Path.
Souls re-incarnated in an animal do not thereby lose their human feelings. Whether born in the
form of a cock or a pig, the soul will feel with human sensibilities all the suffering the animal feels
when its throat is cut, and will even suffer from every slice of the knife which cuts it up. But it
cannot express its anguish in human language, of which it has lost the use thanks to the Broth of
Oblivion, Mi-hun-t'ang. This broth is compounded by the Lady Meng, who lives in a house built
just inside the exit from Hell. All souls which pass her door on their way to the Wheel of
Transmigration have to drink it willy-nilly. Under its influence the souls forget their former life,
their existence in Hell and even their speech. There are legends relating to miraculous births - a
child is able to speak as soon as born because the soul inhabiting its body had been successful in
escaping the vigilance of the guardians of Hell, and had avoided drinking the Broth of Oblivion.
If after drinking this broth a soul is to be re-born in the form of an animal, the satellites of the Law
Courts throw on his shoulders
402 — CHINESE MYTHOLOGY
the skin of the species of animal to which he will belong, and he is then taken to the Bridge of Pain,
K'u-ch'u-ch'iao, which crosses a river of red water. He is thrown off the bridge into the water, and
it carries him to his new destiny. They say also that the soul climbs on to the Wheel of Life and
Death, which as it turns sends him down to earth. The tale just mentioned says: 'After walking a
few paces he saw on a stand a beam of iron several feet in circumference, supporting a great wheel
whose dimensions were an unknown number of leagues. Flames of five colours sprang from it,
and their glow lit up heaven. He was struck by demons who compelled him to get on the wheel.
He had scarcely jumped on it with his eyes shut when the wheel turned under his feet and he felt
as if he were falling; he felt coolness all over his body, and opening his eyes he saw that he already
had the body of a baby.
Another tale, translated by Father Wieger, mentions another case: 'Everything was a confusion to
him. His body was buffeted by the wind. Suddenly as he crossed a red bridge he dropped into a
lake ten thousand fathoms deep. He felt no pain, but his body became narrow and small and was
no longer the same. When he stopped falling his eyes were closed and would not open, and in his
ears he heard what seemed to be the sound of the voices of his father and mother. He seemed to be
the plaything of a dream.' In this case, as in the tale before, the soul is being born in the body of a
child; but of course the impression is quite different and much more unpleasant if it is the body of
an animal.
Some details of Hell. Hell is a world on its own, with its own towns and country-side. The chief
town is Feng-tu, which is entered by the souls of the dead through a big gate called the Gate of
Demons, Kuei-men-kuan. The town contains the palaces of the Yama-Kings, the Law Courts, the
places set aside for torture as well as the dwellings of the functionaries, the infernal satellites, and
the souls waiting to be re-born. On the side opposite the Gate of Demons the town abuts on a river
called the River How Nai-ho, crossed by three bridges. One bridge is in gold for the gods, one in
silver for the souls of virtuous men, and the last for undeserving or criminal souls. This bridge is
several leagues long, but has only three spans, and no rails. Criminal souls of certain categories,
such as those who during their life-time profaned clothes of a purple colour, or women who lived
dissipated lives, on trying to cross the bridge inevitably fall into the water rushing beneath. They
then are preyed upon by bronze snakes and iron dogs who bite them and tear them to pieces.
The souls of the dead are not only responsible for their actions in the life they have just left, but
also for those of their life before that, if for some reason they have not received punishment for
them. Since these souls cannot remember their actions, owing to the Broth of Oblivion which they
all drink on passing through Hell, they are when necessary placed in front of a huge mirror, the
Mirror of the Wicked, Nieh-ching-t'ai, set up in the Court of the first Yama-King. In this mirror the
souls see themselves with the appearance they had in their former life, and so perceive the crime
they committed. The Yama-King bases the judgment he gives on this appearance.
Not far from the town of Feng-tu is the town of Those who Died in Accidents, Wang-ssu-ch'eng. It
is under the ninth Yama-King. Everyone is sent there who dies before the date set down in the
Registers of Life and Death, no matter whether they committed
suicide or died by accident. The souls of these dead are condemned to live here like starving
demons, with no hope of being re-born unless they can find someone to replace them. Thus the
soul of a hanged man must bring the soul of another hanged man, and so with a drowned man. To
allow them to find a replacement, these souls after three years in Hell are allowed to return freely
to earth, to the place where they left their mortal bodies, and there they do all they can to arrange
that men passing near the place shall die in the same way. For this reason the Chinese carefully
avoid places where there has been a murder, a suicide, or an accident causing a human death, for
fear of being made use of by the soul of the dead person.
The Chinese Paradise. As we have seen, when the souls of the just are not sent back immediately
to a new life by the tenth Yama-King, they go either to the K'un-lun Mountain, the dwelling place
of the Immortals, or to the Amitabha Buddha in the Land of Extreme Felicity in the West.
The K'un-lun Mountain has a close resemblance to the Olympus of the Greeks, but while the latter
situated the dwelling place of their gods in a mountain of their own country, the Chinese placed
theirs on a fabulous mountain far away from their land and at the earth's centre.
The ruler of this region is no other than the Lady Queen of the West, the Queen-Mother Wang,
wife of the August Personage of Jade. The palace is built on the top of the mountain, it has nine
storeys and is built entirely of jade. Around the palace are magnificent gardens in which grows the
Peach-tree of Immortality. The Immortals live there, in an endless series of amusements and
banquets. The only human beings allowed there are those permitted by the gods, as a reward for
their virtues, to eat the marvellous fruit of the Peach-tree of Immortality during their earthly life.
The other just men admitted to the felicities of eternal life go to the Land of Extreme Felicity in the
West. This land, which lies in the fathest west portion of the universe is separated from us by an
infinity of worlds like our own. It is a place of all delights, closed in on all sides and embellished
by seven rows of terraces with seven rows of trees whose branches are formed of precious stones
sounding musically when the wind stirs them. There may be found lakes flowering with lotuses,
with a floor of gold sand and banks paved with seven precious stones. Birds with many-coloured
plumage and divine voices praise in their songs the five Virtues and the excellent Doctrines.
Showers of blossom fall on the ground. In this Eden the righteous pass a life which is piously
ordered: 'Every morning at dawn they go to offer flowers to all the Buddhas of other worlds, and
they return to their world for meals.' Everything they hear - the song of the birds, the music of the
wind in the trees of precious stones - makes them think of Buddha, the Law, and the Community.
Their perilous transmigrations are over.
Happy are they, who in their life-time fervently called upon Amitabha. At the hour of their death
their hearts will not be troubled, for Buddha himself will appear to them. He will receive their
souls and place them in the lotuses of the lakes, in which they will remain enclosed until the day
comes when, being cleansed from all impurities, they will escape from the opening flower and will
go to mingle with the just who inhabit the Land of Extreme Felicity in the West.
_________________ Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах
FAQ
Поиск
Пользователи
Группы
Регистрация
Профиль
Войти и проверить личные сообщения
Вход
