Сюда входят Финикийская, Ханаанская и Сирийская мифологии. Но Еврейская и Арабская (доисламская) мифологии - не входят.
- Γεώργιος Σιεττός, Παγκόσμιες αντιλήψεις για τη θεογονία και κοσμογονία, изд. Κυβέλη, 1997:
Угаритская космогония. Баал и водв 12
- Σάμουελ Χένρι Χουκ, "Μυθολογία της Μέσης Ανατολής", изд. Αρίων, Афины, дата издания на книге не указана:
Угаритская мифология 79 - 80
Мифы о Баале 80 - 81
Миф о Баале и водах 81 - 82
Анат убивает врагов Баала 82 - 83
Сооружение жилища Баала 83 - 84
Баал и Мот 84 - 86
Миф о Хададе 86 - 87
Анат и буйвол 87 - 88
Легенда о Керете 88 - 90
Легенда об Акхате 90 - 93
Рождение Восхода и Заката (Сахар и Салим) 93 - 94
Миф о Никкал и Касират 94 - 95
- "The Hutchinson Словарь Мифологии", ред. Питер Бентли, изд. Торговый Дом Гранд, Москва, 2001 год, статьи:
Акхит
Анат 2
Ашира
Ваал
Йамму
Йарих
Керет
Мот
Никкаль
Угарит
Шапаш
Шахар
Эл
- Philip Wilkinson and Neil Philip, "Παγκόσμια Μυθολογία", Σκάι βιβλίο 2009:
Поражение Яма. Братья-соперники. Дворец Баала. Царь Баал. Непослушание Баала наказывается. Засуха и голод. Возвращение Баала 150 - 151
Творцы и высшие боги. Элагабал 275
Боги Нижнего мира. Мот 341
- "DK Illustrated Dictionary of Mythology. Heroes, heroines, gods, and goddesses from around the world", Philip Wilkinson, Dorling Kindersley Limited, 1998:
Мифы ханаанцев 27
Баал 27
Ашерат 27
Эль 27
Мот 27
Шашаш 27
Ям 27
Акуат (Акхат?) 27
_________________ Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
Felix Guirand, "Παγκόσμια μυθολογία", изд. Παπαμάρκου, том 1, Αθήνα, 1998, стр. 124/125 - 145 (Финикийская мифология-введение, Библ в начале III тысячелетия до н. э., мифы Раш-Шамры (приношения и жертвы, борьба между Алегином и Мотор, гибель Баала и Алегина, храм Баала, эпос о Керете, эпос о рождении богов грациозных и прекрасных), финикийские боги в I тысячелетии до н. э. (миф об Адонисе, праздненства в честь Адониса, работа Филона), боги Карфагена). Автор главы - L. Delaporte _________________ Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
Рудольф Константинович Баландин
«100 великих богов»
Редактор: Никифорова И. И.
Издательство: Вече, 2014 г.
Серия «100 великих»
Цитата:
УГАРИТ, ФИНИКИЯ
Тричетыре тысячелетия назад на восточном побережье Средиземного моря существовал ряд процветающих городов, разбогатевших главным образом благодаря торговле (они находились на перекрестке сухопутных и морских путей), а также высокому культурному уровню населения. Земли эти называли Ханаанскими. Города Библ, Тир, Сидон вошли в историю, а из государств этого региона наиболее прославилась Финикия. Именно отсюда, как гласит легенда, Зевс похитил и доставил на Крит царевну Европу.
В 30е годы XX века археологи обнаружили остатки города Угарита, столицы небольшого царства, географически расположенного на северной окраине финикийских земель, а хронологически предшествовавшего эпохе расцвета Финикии. Лингвисты расшифровали глиняные таблички с текстами угаритов – на аморейском языке, родственном арабскому и древнееврейскому. Выяснилось, что угаритская письменность была буквеннозвуковой (принцип алфавита, а не иероглифов), повидимому, первой в мире такого типа (около XIV в. до н. э.). Правда, отмечались только согласные буквы.
Не удивительно, что мифы и легенды Угарита во многом похожи на финикийские, а имена соответствующих богов созвучны. Однако на этот пантеон оказали существенное влияние религиозные представления египтян, ассирийцев, хеттов. Дело в том, что городагосударства Восточного Средиземноморья не только конкурировали, но и враждовали между собой, а потому становились легкой (а порой трудной) добычей более крупных держав. Помимо этого, синтезу культур способствовала активная торговля с разными странами. Некоторые угаритскофиникийские боги (например, Адонис) вошли в греческую мифологию. Вообще, в Восточном Средиземноморье цивилизация распространялась, описывая огромный полукруг против часовой стрелки: Египет – Ханаан – Хеттия – Иония – Греция – Рим; приблизительно в центре этого «циклона культуры» находится Крит, откуда родом был не только Зевс, но и великий путешественник Одиссей.
В историю финикийцы вошли прежде всего как искусные мореходы. Однако еще русский востоковед Б.А. Тураев обратил внимание на то, что в мифах этого народа (добавим: угаритов тоже) отсутствуют могущественные боги моря, покровители мореплавания или морской торговли. «Финикийские и вообще хананейские божества вышли из пустыни», – справедливо заключил Тураев.
Как известно, в мифах отражается не только духовный мир, но и обыденная жизнь народа. Исходя из этого, можно предположить, что наиболее искусными мореходами тех времен (тричетыре тысячелетия назад) были критяне, которым не был чужд и пиратский промысел.
С библейских времен стало нарицательным имя Молоха – свирепого и кровожадного бога, которому приносились обильные человеческие жертвы, преимущественно дети. Однако теперь исследователи полагают, что это было не божество, а название обряда принесения человеческих жертв, которые позже были запрещены.
Другой символический образ, упомянутый в Ветхом Завете, – Золотой телец, – тоже, повидимому, имеет финикийское происхождение. Там верховного бога нередко изображали в виде позолоченного быка, связывая с поклонением золоту, богатству.
ИЛУ (ИЛ, ЭЛИМ)
Так называли в Угарите, а затем Финикии Бога богов, Творца творений, верховное божество. К сожалению, более или менее завершенные мифы о том, каким образом он создал мироздание, отсутствуют. Не исключено, что это происходило так, как описано в Библии – божественным Словом.
«Илу связан скорее с космосом, со всей вселенной, чем с какойлибо конкретной страной, – пишет Ю.Б. Циркин в книге «Мифы Финикии и Угарита». – В качестве такового он охраняет мировой порядок и в случае необходимости восстанавливает гармонию мира – и природного, и человеческого. В своем жилище Илу возглавляет собрание богов, устраивает для них пиры… Илу – высшая инстанция, и его решения могут быть изменены только им самим. Он – воплощение мудрости и милостивости».
Местопребывание Илу указано в мифе неопределенно: на горе «у устья Реки, у истоков Океанов обоих». При всей абстрактности такой мифической географии, она предельно приземлена и отражает те ограниченные знания об окружающем мире, где всего лишь два океана, которые были известны жителям Угарита и финикийцам. Последние действительно бывали не только в районах Средиземного моря и Персидского залива, но и выходили в Атлантический и Индийский океаны, хотя, конечно же, не имели ясного представления о них и плавали лишь вдоль побережий.
Таким образом, можно сказать, что Илу находился в центре мироздания, известного жителям Угарита Кроме того, этот высший бог считался владыкой времени, «царем годов». Символом его является священный бык как олицетворение мощи и плодородия, плодовитости.
Принято считать, что этот бог представлен могучим старцем с седой бородой, давно отошедшим от мирских дел и мало вмешивающимся в установленный мировой порядок. Однако, как и все боги, он для верующих не оставался постоянным на все века. Как отметил А.И. Немировский, образ Илу, созданный мифами, сформировавшимися в начале II тысячелетия до н. э., не всегда соответствует представлениям о нем верующих, живших во время записи мифов. Так, в одном из гимнов в честь Илу он предстает в образе могучего воина: Восстань, Илу, Отмети, Илу, С копьем, Илу, С дротиком. Илу, С упряжкою, Илу, С погибелью, Илу, С пожаром, Илу, С горением, Илу, Ради Угарита – Живее на помощь».
Жена (по другой версии, дочь) Илу – Асират была владычицей моря и звалась Великая Асират Морская, олицетворяя морскую стихию и покровительствуя рыбакам. Она выступала и как прародительница богов и людей, хотя некоторые божества и не считались ее потомками, например высокочтимый Балу.
С позиций единства земной природы связь гор и вообще суши с морями и океанами представляется совершенно естественной и плодотворной, что вполне оправдывает супружескую связь Илу и Асират. Но для народа, жившего на побережье, единение и взаимодействие суши и моря были привычны не столько в глобальном, сколько в локальном аспекте.
Самое удивительное, что имя этого давно почившего (вместе с почитавшими его людьми) бога продолжает звучать и в наши дни и перейдет в будущее. Дело в том, что оно присутствует как окончание в таких именах, как Михаил, Гавриил, Даниил, Самуил, Рафаил. Они вошли в Тору и Библию, распространившись не только в иудейском, но и в христианском мире.
Есть мнение, что в Угарите почитался таинственный «Бог отцовский», имя которого или забылось, или сохранялось в строжайшей тайне. Возможно, он был первоначальным богомТворцом, отцом Илу. Вопрос остается неясным.
Некоторая неопределенность и, можно сказать, всеохватность Илу, его положение над людьми и богами способствовали тому, что со временем он все более отстранялся от других божеств, деяния которых были подобны человеческим, возвышаясь над ними как Бог богов или просто Бог. В Ветхом Завете это уже один и единственный Бог – Элохим.
Однако ни в Угарите, ни в Финикии так и не осуществился переход к единобожию. «Боги Угарита, – подчеркивает А.И. Немировский, – мыслятся в образах людей, но неизмеримо более могущественных и бессмертных. Они пируют, любят, ненавидят, видят сны, постоянно воюют друг с другом, проявляют коварство и жестокость». В этом отношении Илу отличается тем, что он не столь деятелен, находясь, как говорится, «над схваткой», а потому он менее очеловечен и в наибольшей степени абстрактен.
БАЛУ (БААЛ, ВААЛ)
Имя его в переводе означает Хозяин, Владыка, и нередко дополнялось: «Силач», «Могучий», а также «Громовник» (БалуХаддад) или, по названию горы, расположенной недалеко от Угарита, БалуЦапану (ныне Цафон, 1770 м над уровнем моря – наиболее высокая гора в данном районе).
Отцом Балу называется Даган (Дагон), брат Илу, который был, повидимому, богом изобилия, подателем пищи, покровителем земледелия (или) рыболовства. Балу сохранил некоторые функции бога плодородия, хотя почитался прежде всего как «Скачущий на облаке», бог дождя, грозы, бури, грома и молнии. Он был покровителем земледелия и мореплавания, для которых, конечно же, очень большое значение имеет состояние атмосферы – дожди, ветры, бури.
Вместе с тем Балу – воин в масштабах не только земных, но и вселенских: он вышел на бой с чудовищным семиголовым змеемдраконом Лотаном (прообраз библейского Левиафана?). Это деяние, судя по всему, имело космогоническое значение и определяло победу сил добра над силами зла, тем более что на стороне змея выступил бог смерти Муту, которому удалось ранить копьем Валу. К сожалению, столь важный миф известен только в незначительных фрагментах.
Серьезный конфликт произошел между Балу и Иамму, богом рек и морей. К последнему верховный бог Илу испытывал приязнь, а потому приказал покровителю ремесла КотаруваХасису возвести для своего любимца дворец. Возгордившийся Иамму потребовал, чтобы ему сдался и подчинился Балу. Это требование поддержал сам Илу!
Но гордый и могучий Балу восстал против такого решения (не означает ли это, что в Угарите на смену старшему поколению богов – или прежней царствующей династии – пришли новые боги и те, кто им поклонялись). Вооружившись дубиной, он выступил против Иамму, но был повержен.
Однако искусный КстаруваХасису пришел на помощь Силачу Балу, оказавшемуся слабее противника, изготовив две палицы, которые сами колотили врага. С их помощью, точнее, благодаря их самостоятельным ударам, Иамму был повержен. Так Балу победил (можно сказать, благодаря автоматическому оружию, а не личным качествам) и был провозглашен царем.
Но этого ему было мало. Нужен был и дворец, достойный царя. Построить его Балу то ли не умел, то ли не имел права. Такие дворцы имели дети Илу и Асират (представители царствующей династии богов). Не рассчитывая на снисхождение Илу, от которого зависело разрешение на возведение дворца, Балу обратился за помощью к сестре и жене Анат, богине любви, войны и охоты. Ей пришлось отвлечься от своего занятия (она помогала угаритам сражаться против людей востока, разила врагов и прикрепляла отрубленные руки к своему поясу, а головы закидывала за спину). Анат явилась к Илу и, угрожая расправой, заставила старого бога согласиться на постройку дворца Балу…
Всю эту историю не следует толковать как расцвеченный фантазией рассказ о соперничестве двух родов, претендующих на власть и богатство. Как сказано далее, имея дворец, Балу может установить определенное время дождей и разливов рек; он возвысит свой голос в облаках, будет обладать всей полнотой власти. А дворец его будет из кедра и лазурита, серебра и золота. Такое жилище выстроил искусный КотаруваХасису. Надежный и красивый дворец символизирует упорядоченность владений Балу, четкий распорядок, которому должны подчиняться сезоны дождей, что чрезвычайно важно для земледелия.
Однако есть еще один могущественный бог – Муту (Мот), владыка подземного мира, царства мертвых. Он посылает Балу приказание явиться на его пир. Напуганный Балу приходит к богу смерти… О дальнейших событиях сведений нет. Возможно, свидание со смертью (здесь это богмужчина) может ожидать даже бога. На время смерти Балу землю поражает засуха. По настоянию жены Илу назначает преемником Балу своего сына Астара, но тот не способен властвовать над стихией.
Вновь на первый план выходит прекрасная и смертоносная Анат. Она вступает в бой с Муту и побеждает его (любовь побеждает смерть!). Воскресший Балу опять воцаряется на троне. Но и смерть бессмертна: на седьмой год вновь является Муту и вступает в бой с Балу. На земле снова наступает засуха. Но богиня Солнца Шапаш не позволяет смерти одержать окончательную победу. (В мифе, пожалуй, отражается наступление засушливых периодов приблизительно каждые семь лет.)
…Исследователи полагают, что «Владыка Скачущий на облаке» (БаалЗебул) позднее был низведен до «Владыки Мух» (БаалЗебуба), а в Библии представлен повелителем демонов Вельзевулом. Таковы были последствия борьбы с многобожием. Хотя, как известно, Иисус Христос говорил, что изгоняет бесов силою Вельзевула.
АНАТ (АНАТУ)
По своему положению первенство среди богинь Угарита (Финикии) должна занимать Асират, супруга верховного бога Илу. Но она явно отходит на второй план перед Анат – несравненно более активной и яркой богиней, наделенной не только красотой, но и силой, мужеством. Она верна в любви и дружбе, вспыльчива, беспощадна к врагам. Это богиня любви, войны и охоты.
Анат – возлюбленная, жена и, повидимому, сестра Балу, а также его соратница. Ее гнева боятся не только люди, но и боги. Покровительствуя угаритам и финикянам, она в сражениях бестрепетно разрубает на куски их врагов.
Когда Анат узнаёт, что бог смерти Муту (Мот) поглотил (убил) Балу, она –
…хватает бога Мота,
Мечом его рассекает,
Веялом его развеивает,
Пламенем его обжигает,
На жерновах его мелет,
Сеет его в поле.
Создается впечатление, что речь идет о колосьях, которые срезает Анат, а затем обрабатывает зерно. В общем, она выполняет как будто мирную женскую работу, а не расправляется с противником! Как это понимать: как развернутое сравнение расправы с врагол и сельскохозяйственной работы? Или это аллегория, призванна раскрыть подтекст смерти (временной) бога, дарующего жизнь. Ведь миф об умирающем и воскресающем боге повествует о возрождении жизни. Возможно, Анат выступает тут как богиня плодородия или жрица, совершающая ритуч альные действия, способствующие будущему богатому урожаю…
В любом случае Анат остается смелой воительницей, рискнувшей ради любимого вступить в бой с самой смертью (и добиться победы, хотя не окончательной, что в принципе невозможно, ибо жизнь и смерть неразлучны). Она, как естественно для богини любви, борется за жизнь и способствует ее возрождению.
Странным образом в ней соседству жестокость и чуткость к поэзии, Балу требуется ее помощь, он посылает к ней гонцов с просьбой явиться в его горную обитель, где она сможет услышать «слово дерева и шепот камня, звук, идущий к земле с неба и от бездны – к звездам». При встрече oни умылись росой небес, умастились маслом земли, сели пировать, и только после этого галантный (или осмотрительный) Балу попросил ее получить у Илу разрешение на строительство дворца. Когда Анат явилась с этой просьбой перед лицом всевышнего бога, он ответил ей отказом. Она вспылила и крикнула ему, что набросится на него и зальет кровью его голову и седую бороду. Илу испугался (или притворился напуганным) и уступил своей дочери (о том, кто ее мать, сведений нет). Эта странная сцена показывает, что в Угарите женщины пользовались немалыми правами, а конфликты поколений бывали нередко.
Помимо Анат в Угарите была еще одна богиня любви, красоты, плодородия – Астарта, олицетворение планеты Венера (она соответствует ассировавилонской Иштар). В ней воплотился другой лик любви: не бурная страсть, доходящая до исступления, как у Анат, а чувство ровное, спокойное, хотя и сильное, способствующее семейной жизни и продолжению рода. Нередко Анат и Астарта воспринимались как единое божество.
_________________ Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
Добавлено: Чт Окт 13, 2022 1:46 am Заголовок сообщения:
Иллюстрированная энциклопедия "В царстве мифов", изд. РИДЕРЗ ДАЙДЖЕСТ
Корректор
Елена Толстая
Цитата:
Астарта (Аштарт, Ашерат). Фини-
кийская богиня страсти и войны, божество вечерней
звезды. Ее святилища находились в Сидоне,
Тире и Библе . Библия называет ее «Сидонской богиней
», поскольку она была главным божеством города
и цари Сидона являлись одновременно жрецами
Астарты. Также ей поклонялись в Карфагене, Южной
Испании, на Сицилии, Сардинии, Малые и кипре.
Баал, бог грозы и плодородия у ханаанеев
Владыка, господин, хозяин
Баал значит «владыка», «господин». Ханаанейский
бог плодородия, он позднее
вобрал черты бога дождя,
грома и молнии.
Баал, сын верховного бога Эла
(Илу), правит с позволения
отца. Он царствует над богами
и людьми, приносит дождь
на иссушенную землю. С ним неразлучна
Анат, его сестра и жена .
Она сеет росу и заставляет источники
бить из-под земли, а Баал посылает
животворящий дождь. Оба они отвечают
за плодородие почв , плодовитость
скота и процветание людей .
Баал - владыка Вселенной
Баал добивается царства и первенства среди богов.
Чтобы стать владыкой над бессмертными, он
сражается с Йамму (Морем) , владыкой соленых
вод. Благодаря Косар-ва-Хасису, богу искусства
и ремесел, создавшему для Баала две волшебные
булавы , он побеждает Йамму и просит у Эла разрешения
возвести на горе Цафон (совр. Джебель
аль-Акра, высочайшая точка Сирии) дворец как
символ своей божественной царственности. Баал
добивается покровительства Асират, жены Эла ,
преподнеся ей дары, сотворенные Косаром , и пообещав,
что ее собственный дворец будет строить
сам Косар.
Бог дождя и гарант плодородия
Однажды Мот, бог смерти , засухи и бесплодия,
решает отнять у него власть. Баал уходит в страну
мертвых. Земля, лишившись дождя , перестает
плодоносить, жизнь чахнет. Даже его отец , верховный
бог Эл, ничего не может поделать. Анат,
сестра и супруга Баала , заручившись поддержкой
солнечной богини Шапаш , разыскивает части
тела мужа , собирает их и готовит к погребению.
После она находит Мота , рассекает его ритуаль-
ным серпом , провеивает его плоть , сжигает ее
в огне , перемалывает в жерновах и разбрасывает
по полям так , как земледелец поступает с зерном .
Элу снится, что его сын жив. Баал возвращается
на небо и занимает свое место среди богов. Из сохранившихся
фрагментов мифа ясно, что битва
между Баалом и Мотом вечна . Их противосто яние
отражает годовой земледельческий цикл.
Ежегодные торжества и обряды сопровождались
человеческими жертвоприношениями и храмовой
проституцией .
Бог бури и гроз. он
предстает как могучий воин, о его
присутствии дают знать темные
тучи, завывание ветра, раскаты
грома и вспышки молний. Баала
часто сравнивают с диким быком,
вернее с теленком. Его особенно
почитали в Угарите, где он был покровителем
царского дома и защитником
города. Баалу также поклонялись
в Финикии, где он стал
мужем богини плодородия и любви
Астарты . Превосходные мореходы,
финикийцы распространили его
культ по всему Средиземноморью -
от Тира и Сидона до Карфагена.
С культом Ваала среди израильтян
боролись пророки.
_________________ Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
Felix Guirand, "Παγκόσμια μυθολογία", изд. Παπαμάρκου, том 1, Αθήνα, 1998 г. (поправки-уточнения к переводам в данной книге (димотика, перевод некачественный, многие фразы просто не имеют смысла), привожу по книге: FELIX GUIRAND.Παγκόσμιος μυθολογία.μετφρ. Ν.Τετενέ. Επιμ.έκδοδ. Μ.Πετρίδης, 1953; к сожалению, поправки даются не для всех статей - много лет назад я полностью конспектировал эту книгу с кафаревусы, переводя её статьи целиком, но эти записи сохранились лишь для небольшого числа статей книги):
ФИНИКИЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
Изображение 16: Баал-Цафон. Стела, обнаруженная Шеффером (Schaeffer) и Шене (Chenet) в Раш-Шамре (XIV век до н. э., Лувр).
ВВЕДЕНИЕ
Финикийцы были частью Ханаанского мира, который был создан в века зарождения истории семитами, которые переселялись в земли от Месопотамии до Сирии. По этой причине их мифология совпадает с той бОльшей группой, к которой они относятся. Мы знаем об этой мифологии меньше, нежели о Древнеегипетской или об Ассиро-Вавилонской мифологии. В последние 15 лет произошёл огромный прогресс, благодаря французским раскопкам в Библ(ос)е и Раш-Шамре (Ras-Samra), и мымнадеемся, что новые открытия текстов, которые нас ещё ожидают в будущем, позволят нам открыть для себя эту тему ещё шире.
Тексты, которые у нас имеются на сегодня, делятся на 4 группы:
Древнейшие из них современны Древнему царству Египта, с начала III тысячелетия до н. э. Их открыл Монте (Montet) в Центральной Финикии, в Гебале (древнегреческий Библос, современный Djebail) - небольшом городке современной Республики Ливан, на север от Бейрута. Их ценность видна полностью через сравнение их с древнеегипетскими текстами различных времён, а также с современными им изображениями различных лиц.
Вторая группа Финикийской мифологии происходит из раскопок, проводимых Шеффером и Шене в руинах Угарита (Ougarit) (в местности, ныне именуемой Раш-Шамра), города в Северной Финикии классических авторов, ьлиз Латакии (Lattaquie), в регионе проживания алавитов. Речь идёт о великих письменных произведениях XIII века до н. э., которые были обнаружены начиная с 1929 года. Их скопировал и перевёл Виролё (Virolleaud), опубликовавший их в журнале "Syria", с блистательным комментарием к этому тексту от Дуссо (Dussaud) в "Обзоре истории религий" ("Revue de l'histoire de religions").
Третья группа включает, вместе с эпиграфикой и художественными изображениями, работы Филона из Библа, Дамаския и Мосха, Библию, а также древнеегипетские и ассирийские тексты.
Конечно, здесь мы примем во внимание особую категорию финикийских мифов - Карфагенскую мифологию (Карфаген - величайшая из колоний финикийцев). Карфагенские памятники представляют из себя четвёртую - и последнюю - из указанных выше групп, о которых мы поговорим в следующих главах книги. _________________ Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
Добавлено: Чт Ноя 03, 2022 11:15 am Заголовок сообщения:
(Продолжение...)
В БИБЛОСЕ, В НАЧАЛЕ III ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ ДО НОВОЙ ЭРЫ
В годы, когда Египтом правили первые фараонские династии, Библос был небольшим городком на холме, близ моря, и торговал древесиной из своих окрестностей. Египтяне шли туда чтобы закупать необходимое для строительства кораблей для путешествий в открытое море, для сооружения мебели, гробов и опорных структур от входов в храмы, а также ради древесной смолы - материала, необходимого для бальзамирования. Существуют письменные памятники, которые свидетельствуют о таких экономических отношениях между Египтом и Библосом, которые не существовали ни в каком другом приморском финикийском городе. Одним из результатов таких контактов был и обмен мифами между Египтом и Библосом.
Главнейшим божеством Библоса была некая богиня - вероятно, сама Ба'алат (η Μπα-αλάτ, Ba'alat), то есть "Госпожа Библоса". На цилиндрической печати, с начертаниями, выполненными в Библосе для неизвестного по имени принца, она изображается сидящей в узком одеянии с подтяжками, расчёсанная следуя египетской моде, и с одним диском между двух рогов у неё на голове, подобная Хатхор, которой поклонялись на берегах Нила.
Древнеегипетский рельеф, обнаруженный Ренаном, и ныне хранящийся в Лувре, изображает её принимающей и обнимающей некоего фараона. С одного из её рогов висит василиск, качающий своей головой около головы василиска, украшающего лоб царя.
Другой рельеф, из Музея Бейрута, состоит из двух симметричных сцен, и на каждой из них некий царь (некой династии, от V до XI, возможно Пепи) виден стоящим на коленях, с двумя сосудами у одного божества: с одной стороны здесь изображена "Госпожа Библоса", а с другой - бог с головой льва, декларируемый, как и эта богиня, эпитетом "любимец Хатхор, господин Библоса".
Со времён XII-й древнеегипетской династии отношения между Библосом и Египтом достигли точки, когда "Госпожа Библоса" была окончательно отождествлена с Хатхор. Позднее она даже переняла позу и одежды этой египетской богини. Доказательством этого служит стела Йехакмелек (Yehaqmelek), времён Ахеменидов, когда "Госпожа Библоса" изображалась имеющей вместо какого либо иного покрытия головы - грифа, а над ним змею.
Во времена цилиндрической печати, которую мы упомянули выше, в Библосе почитался великий бог, подобный египетскому богу Солнца Ра. Он обладал двумя эпитетами, которыми в Египте не пользовались "Ра чужих земель" и "Ра, находящийся выше озера фараона".
Его сын был богом Библоса, которого цилиндр именует Рути (ο Ρουτί, Routi), "тот, кто подобен льву". Это тот самый бог, которого мы уже успели рассмотреть выше на рельефе с симметричным изображением, с головой льва и телом человека.
Указанная цилиндричная печать содержит и четвёртое имя божества - Хайтау (Αυταού, Haytaou), жителя Неги (η Νέγκα, Nega), чей принц именуетмя "очень любимым".
Нега часто упоминается в древнеегипетских текстах. Это либо вся территория между Северным Ливаном и морем, которая позже сформировала владения Библоса, либо только регион Нар-Ибраима (το Ναρ Ιμπραήμ, Nahr Ibrahim), в 8 километрах на юг от Джехайла (Djehail), который позже стал центром культа Адониса. Эта местность поросла лесами различных вечнозелёных деревьев: можжевельников и деревьев mer (μερ) (красное дерево). Бог Неги, Хайтау, это праобраз Адониса, дух растительности, и в какой-то момент он превратился в дерево.
Египтяне приняли это божество, и отождествили его с Осирисом, как нам повествует Плутарх. Древесная смола (или клей) вечнозелёных деревьев считалась слезой Осириса, и гробницы египетских священников сооружались из смолянистого дерева, поскольку верили, что каждый умиравший жрец становился Осирисом. Трижды "Тексты пирамид" упоминают Хайтау из Неги, с которым отождествлялся погребённый фараон, и они просили, чтобы умерший властитель не имел той же судьбы, что Осирис, который обратился в дерево Неги.
Другой египетский текст, относящийся ко временам древнее Плутарха, "Рассказ о двух братьях", даёт нам иную картину того, каким образом бог Хайтау был внедрён в Древнеегипетскую мифологию. Героя этого рассказа зовут Бата тли Батау (ο Μπαταού, Bataou), и поскольку его брат хотел убить его, он убежал, и прибыл в Долину Сосны, где возложил своё сердце на цветок сосны. Когда египетские воины прибыли сюда, чтобы увезти его жену, она обрезала это дерево, и Бата немедленно скончался.
Через 4 года после этого, его брат находит его сердце. После этого Бата воскрес, обратился в быка и вернулся в Египет, неся своего брата на своём хребте. Отождествление Батау с Хайтау было настолько очевидным для древних египтян, что бога Неги можно было встретить имеющим связь с быком. Мы ещё встретим в Финикийской мифологии, в текстах Раш-Шамры, быка, часто связываемого с богами. _________________ Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
Таблички с клинописными текстами, обнаруженные в Раш-Шамре, датируемые XIII веком до н. э., предоставляют нам мифологические элементы древней традиции, которая сохранилась, с небольшими изменениями, до конца Язычества - как нам показывают её следы, которые мы обнаруживаем в труде Филона из Библоса.
Основой этой мифологии был культ элементов и природных явлений. Там все божества являются абсолютно антропоморфными, и находились в рамках строгой иерархии.
Эл(ь) (ο Ελ, El) - это великий солнечный бог, которого издавна почитали все западные семиты, и он возглавлял Пантеон. Он правил всем Ханааном, делал так, что реки текли в бездну океанов, и делал землю плодородной. Это был "отец лет" он определял их продолжительность, и "царь", который жил близ моря, там, куда впадают реки. Он обладал различными эпонимами, важнейшим из которых, как представляется, был эпоним Бык, или Бык-Эль - не потому, что его отождествляли с животным, хотя в некоторых случаях Эль и изображался зооморфным, а потому, что понятие силы и власти символизировали для ханаанцев быком, знаком или эмблемой и других божеств.
Баал (ο Βάαλ, Baal) - величайший бог после Эля, для которого он зачастую выступает врагом. В Финикийской мифологии он не настолько древен. Он впервые появился после поселения финикийцев на побережье Средиземноморья, в Негеб, где они жили. Баал угаритских текстов, это Баал-Цафон (ο Βαάλ-Τσαφόν, Baal-Tsaphon), то есть "Господин Севера" или "Господин-Север", Баал-Ливан (ο Βαάλ-Λίβανο, Baal-Libanon), то есть "Господин Ливана", которого почитали позднее во всех точках горы Ливан, в чрезвычайно распространённой и хорошо известной по изображениям позе на изображениях Зевса Гелиопольского (Δίας Ηλιοπολίτικος).
Однако в целом, когда некое ханаанское божество именуется Баал, это имя не является собственным именнм. Оно является эпитетом, за которым скрывается настоящее имя божества, известное лишь посвящённым, - это было непроизносимое имя, и это настоящее его имя произносилось лишь в чрезвычайных, предусматриваемых традицией случаях - как и в случае с богом Израиля. Баал в текстах Раш-Шамры это Адад, бог грозовых явлений, облаков и непогоды. Его голос звучал в тучах, и он метал молнии и дождь.
Этот бог не предшествует своим появлением остальным богам, как это было с Элем. Его матерью считалась Ашерат (η Ασεράτ, Asherat), избангица "морская", его супругой - богиня, также носившая имя Ашерат; нам, конечно, неизвестно, та же ли это самая богиня, некая её ипостась или некая иная богиня.
В древнем Угарите, руины которого ныне именуются Раш-Шамра, Баал-Адад зачастую изображался на стелах, которые были воздвигнуты внутри его храма.
И вот он, изображаемый после 1350 года до н. э. на стелах с общими характерными чертами древнеегипетского бога Сутеха (ο Σουτέχ, Soutekh), египетской формы, созданной для передачи образов иноземных богов, доказательство влияния фараонов на эти земли, известные ещё ранее по знаменитой переписке, именуемой "Послания Эль Амарны".
На других изображениях, выполненных под влиянием хеттов, боровшихся за преобладание над египтянами в Верхней Сирии, тот же самый бог обладает островерхим шлемом, украшенным символическими рогами (шумеры использовали их лишь для богов) - он изображается бьющим своим копьём в землю, древко которого как бы вновь оживает и имитирует зигзаг молнии. Мы бы сказали, что этот его жест на стелах, это иконографическая передача словесного комментария, с которым в одном мифологическом тексте Баал-Адад обращается к богине Анат (η Ανάτ, Anat):
"Своим копьём я принжу врага своего к земле, и того кто поднялся против его брата".
Великолепная цилиндрическая печать в Бостонском Музее, которая, на самом деле, имеет нефиникийское происхождение, демонстрирует более точное изображение слов Баал-Адада. Бог изображён здесь не только пронзившим своим копьём врага, но и со своей эмблемой, быком. Такое изображение традиционно встречалось у западных семитов часто.
В начале II тысячелетия до н. э., в малоазийских колониях семитов Адад изображался вооружённым молнией, стоящим на быке, и противостоящим богу, который держит копьё, направленное остриём вниз, и направленное на человека, широко распластавшегося на земле.
Мифологические тексты Раш-Шамры согласны с изображением комбинации быка и Баала. Они также комбинируют данное животное и с богом Элем. Когда Баал выступил против Мота, то бог Алегин рёк:
"Совсем сломает Мота.
Сила Баала, мощь его, ударит Мота рогами, как дикий бык.
Сила Баала, мощь его, разорвёт Мота как быки Базана (Μπαζάν).
Сила Баала, мощь его, ударит Мота неожиданно и сильно по самой его голове".
В храме Баала в Угарите существовала золотая антропоморфная статуя бога, но были и серебрянные быки (вариант в переводе 1998 года: но был и серебрянный бык).
Мот (ο Μοτ, Mot) - один из сыновей Эля. Он был духом жатвы. Он главенствовал над полями в те времена, когда огненное небо осушало почву и созревали колосья.
Бесплодные равнины были подчинены Моту, сыну бога и самому любимому сыну Эля, которого, о чём заботилась богиня Анат, приносили в жертву во время жатвы, но он почти немедленно после этого воскресал, так, что можно было сказать, что его власть никогда не прерывалась. Его одолел в борьбе Алегин, сын Баала, в эпоху дождей, и тогда его отец покинул его.
Алегин (ο Αλεγίν, Aleyin) это противоположность Мота. Он был сыном Баала, и, как и Мот, он зависел от своего отца, и являлся, как видится, одной из его ипостасей, с особой юрисдикцией обеспечивать поступление воды к источникам. Большинство рек Финикии носили имена богов, связанных с этим богом. Как бог источников, Алегин благоприятствовал растительности, которая росла в период дождей. Его называли "Баалом Земли", "Домом (воды)", либо даже "Домом (вод в) море). Может быть, он был тем самым богом, которого позднее чтили через "Мемнонии" (τα Μεμνόνια) - монументы, которые устанавливали у устий большинства финикийских рек, монументы, посвящённые трауру.
Алегин, "тот, который шагает по облакам", всегда имел при себе своих семерых товарищей. И восемь диких кабанов сопровождали эту процессию.
Ашерат (η Ασεράτ) - это супруга Баала. Быть может, она являлась другой ипостасью описанной выше богини с тем же именем. Кроме этих двух Ашерат, существовала и третья - Ашерат Тирская.
Астарта (древнегреч. η Αστάρτη, от финикийск. Astart) и Элат (η Ελάτ, Elat) - их имена упоминаютсч вместе в одном жертвенном каталоге. Они редко упоминаются в текстах Раш-Шамры.
Астарта Небес Баала (η Αστάρτη των ουρανών του Βάαλ) - прекраснейшая из звёзд, планета Венера.
Элат - это женская форма Эля. Также известна богиня Элат в Сидоне.
Девственница Анат (η Ανάτ, Anat) - дочь Баала и сестра Алегина. Это божество - главное из тех, которые характеризуются воинственным характером. Она присутствует при ритуальном умерщвлении бога Мота. Позднее она была вынуждена попросить помощь своего отца, чтобы остановить карьеру духа жатвы. Роль, которую ей доверил бог Эль, заключался в том, чтобы обеспечивать жизнь богов, не давая им её, но давая им средства, чтобы обеспечивать её сохранение, в особенности через бесконечные жертвоприношения.
Гипсосы принесли её в Древний Египет. В Аварисе ей поклонялись как супруге некоего бога, иногда Баала, иногда Сутеха. Её культ продолжил существовать в Египте и после изгнания интервентов-гиксосов.
Дочь бога дождя, сестра бога источников, Анат, имела своей обязанностью, как и её брат, поддержку растительности. Поэтому она сеяла на земле влагу и росу, потому что она, как и дождь, это "жир земли".
В Угарите заботились, чтобы у умерших была вода. Колодцы, цистерны, закрытые при помощи плит со множеством дыр, ухабины с пифосами для хранения в земле, использовались для этой цели. Эта вода не предназначалась только для погребённых в некрополе, но и для тех, кто умер вдали от родины, для которых, после погребальной службы, формировали некое хранилище внутри гробниц, крышка которого никогда не возлагалась сверху, чтобы принимать приношения и жертвы на родине своих предков.
Кадеш (η Καντές, Qadesh), то есть "святая", со своим животным-символом львом, была обычным эпитетом богини Анат, которая под этим своим эпитетом являлась супругой бога Амурру (ο Αμουρρού, Amourrou), бога Запада, который в древнеегипетских текстах упоминается под именем Решеф (ο Ρεσέφ, Reshef). Они совместно предстают при жертвоприношении осла, которое происходило в эпоху жатвы.
ДАРЫ И ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ
Для пропитания богов, которые в нём нуждались, чтобы мохраняться в жизни, также, как и смертные, им приносили в дар хлеб и вино на золотом столе.
"Да, дай им пить,
Положи на стол хлеб,
И набери в кувшины вино,
И в золотой кубок положи кровь деревьев".
Также им приносились различные жертвы, многие из которых содержатся и в Библии, такие, как например очистительные жертвоприношения (οι εκιλαστήριες θυσίες). Когда Анат обвинила Мота в смерти своего брата Алегина, Мот ответил:
"Я Алегин, сын Баала, приготовь же жертву,
Я овен, которого используют, вместе с чистой пшеницей, в качестве очистительной жертвы".
В жертву приносили быков, овец, баранов, телят и ягнят. Не упоминается никаких жертв женского пола - по-крайней мере в ритуалах для освящения (η καθαγίαση) храмов.
В особенности в период жатвы, ради оживления духа винограда, у которого осёл съел листья, предстают вмешивающимися Кадеш и Амурру - то есть Анат и Алегин - которым Морская Ашерат повелела:
"Свяжи осла, свяжи мощного коня,
Устрой ветви лоз с серебряными листьями,
Совершенно зелёные
Прогони из виноградника ослиц".
БОЙ МЕЖДУ АЛЕГИНОМ И МОТОМ
Одна из поэм Раш-Шамры ставит на сцену два божества растительности, и описывает обновляемую ежегодно борьбу между ними.
В той части, где начинается сохранившийся текст, Алегин, сын Баала, только что умел. Его бабушка Ашерат и его отец Баал выражают свою глубокую печаль его утратой.
Затем Латру (Latrou), один из сыновей Эля, встречает его отца, в "на стечении рек и моря его обители", и просит его назначить наследникс. Эль обратился к Морской Ашерат, и просит её указать одного из его сыновей.
Здесь в тексте - лакуна. Ниже богиня Анат просит бога Мота дать ей её брата, и напускает своих собак на стадо убийцы, ловит и убивает его:
"Ловит Мота, сына бога.
Разрывает его серпом,
Бьёт его плетью, жарит его на огне,
Развеевает его на мельнице.
Сеет его на полях,
Чтобы съесть его азимые,
Чтобы он прекратил запрещать жатву".
Когда Мот умирает, Алегин, сын Баала, живёт. Тогда происходит много дождей, реки раздуваются, и являются разливы. Тогда Эль приказывает Анат проверить ситуацию. Анат обращается к одной из дочерей Эля, богине Шапаш (η Σαπάς, Sapas), именуемой "Факел богов", которая отправилась искать Алегина.
Наконец, Баал сам вмешивается через 7 лет, когда Мот угрожает назначить Алегину 7 кар, жертвой которых тот станет. Алегин отвечает ему, и богиня Шапаш объявляет Моту его низложение:
"Слушай хорошо, Мот, сын богов! Ты будешь сражаться с Алегином, сыном Баала. И отец твой, Шор-Эль (ο Σορ-Ελ), не услышит тебя. Пусть же сломает Алегин двери твоего дома, пусть низвергнет трон твоего правления, разломает скипетр твоего владычества".
Мот побеждён и нисходит в Подземный мир, а Алегин вновь обретает своими правами. Триумф Алегина является темой другой поэмы.
Смерть Баала и Алегина.
Некогда Баал отправился охотиться в пустыню Кадеша, и оказался перед странными существами, которых призвал Эль, чтобы они преградили Баалу путь - их родила Амат (η Αμάτ, Amat) Ашерат, которую отправил в пустыню высший бог.
В последовавшем столкновении Баал сперва превосходил, но затем он уступил и пал, как бык.
Тогда вмешалась Анат, чтобы погрести того, кого здесь миф именует её сыном. Она вырыла одну яму, превратила в сад часть пустыни, и, провозгласив весть о смерти бога, спустилась в гробницу вместе с ним, вместе с богиней Солнца, и та осталась там, пока не насытилась своими слёзами, которые она пила, будто это было вино.
Умер и Алегин. Анат его отнесла на своих плечах до Северной Горы, где принесла в дар подземным богам ароматы и жертвы, затем - быков, овец, оленей, коз и ослов, чтобы обеспечить его пропитание на протяжении 6 месяцев в Подземном мире. В конечном счёте, она известила бога Эля, чтобы он смего женой Ашерат порадовался, потому что Баал и Алегин уже умерли.
Эль и его супруга возрадовались, однако поскольку функции Алегина были необходимы, они попытались найти ему замену. Затем вновь появляется Анат, и делает Мота виновным в смерти своего брата.
Храм Баала.
Другая древняя поэма, которая касается сооружения храма Баала, который без какого-либо вмешательства человеческих рук целиком развивается на мифическом уровне.
Баалу принадлежит всё Пространство, но было предочтительней для него иметь в качестве места для молитвы жилище поменьше, такое же, как и у других богов. Иными словами, хорошо было бы, чтобы беспорядочные проявления стихий подчинились правилам.
"Баал не имеет ни храма, как бог,
Ни священного участка, как сын Ашерат".
Прежде, чем начать сооружение храма, было необходимо получить разрешение бога Эля, чтобы суметь работать для этого. Чтобы обрести его хорошее отношение, ему подарили золотой трон и золотой стол, полный приношений, произведения, сделанные Хийю (ο Ιγιού, Hiyou), божественного мастера, который, вооружённый горнилами и ухватами, "плавит серебро, чеканит золото" и создаёт подобия быков из драгоценного металла для украшения будующего храма.
Морская Ашерат взялась доставить прошение к богу Элю, и затем сообщила Латрону (ο Λατρόν), богу, имеющему дар мудрости, приказ начать работу.
"Латрон эль Дпед (el Dped) ответил:
- Буду работать, я, кудесник богини Ашерат,
Буду работать, я, который понимаю...
Вот Амат Ашерат изготовляет кирпичи.
Один дом мы приготовим для Баала, бога,
И один священный участок для Баала, сына Ашерат".
Немного погодя, богиня сказала Латрону, чтобы он отдохнул:
"И ответила госпожа Ашерат Морская,
Самая мудрая из богов:
- Сделай так, чтоб отдохнул твой великий возраст, потому что ты много работал,
Отдохни... из-за твоей груди,
И насладись и ты тоже дождём".
В работах принимал участие и Баал. Молнией, "своей земной пилой", он рубил кедры, чтобы сделать крышу храма.
Весточка, полученная Алегином, сыном Баала, демонстрирует, что для него было оставлено сооружение самой священной части храма.
"Сделай небольшой пристроенный храм из золота и серебра,
Это будет пристроенный храм для чистых; я буду защищать их".
Наконец, Баал обосновался в своём храме, и Анат принесла ему в жертву одного быка. Затем появились два брата, Кусор (ο Κουσόρ, Kousor) и Хасису (ο Ασίσου, Hasisou), и предложили соорудить окно храма.
"И Кусор с Хасису сказали:
- Слушай, Алегин, сын Баала,
Почувствуй, бегун облаков,
Конечно, мы установим световую шахту в святилища, окно в середине храмов".
Это, однако, не понравилось Алегину, который ответил отрицательно:
"Нет, вы не поставите световую шахту в святилища,
Окно в середине храмов".
Их спор вынудил их обратиться к более высокому божеству, Баалу, или к высшему богу, Элю. Тогда Алегин предложил компромисс.
"Я их установлю.
Кусор, моряк, Кусор, сын закона
Разверзнет окно в святилищах,
Световую шахту в середине храмов.
И Баал разверзнет щель в облаках
Над лицом Кусора и Хасису".
С тех пор небесная вода не падает на землю беспорядочно. Потоп более не произойдёт. Баал не даёт дождю литься, кроме как тогда, когда Кусор будет открывать окна храма, и он будет определять времена года. Конечно, он также является чародеем и предсказателем, также, как изобретателем инструментов рыбной ловли и рыболовецких кораблей.
Эпос о Керете (ο Κερέτ, Keret).
В текстах Раш-Шамры, Финикийская мифология не имеет своей базовой и исключительной темой богов, поскольку встречаются и люди вместе с богами и божественными героями, которые имели связи с дочерьми людей.
Керет был сыном высшего бога Эля и воином богини Шапаш, но также и царём Сидона. Некогда его отец приказал ему воспротивиться нападению во-главе с Этрахом (ο Ετράχ, Etrah) или Терахом (ο Τεράχ, Terah) - лунным богом.
Противник имел своим союзником народ страны Завулон - племя, которое впоследствии слилось с народом Израиля, и обосновалось между горой Кармел и озером Геннисарет. Также он имел с собой косеритов (οι Κοσηρίτες) - название, написанное на египетских вазах в каталогах враждебных городов.
Он не хотел послушаться этого приказа, и поэтому Керет закрылся в своей комнате, и стал плакать. Однако сны, которые он затем увидел, воодушевили его: он станет отцом. Это сделало так, что он принял приказ. Однако прежде, чем выступить, он взошёл на Башню, сел на её парапет, и поднял руку к небу, принёс в качестве жертвы вино в серебряном сосуде, мёд в золотом сосуде, и кровь птицы и ягнёнка.
Затем он отправился в город, и позаботился об обеспечении населения едой на 6 месяцев. Между тем, Терех вторгся и захватил 5 городов, и угрожал расколоть финикийскую территорию. Битва была дана при Неджебе, на юг от Палестины. Потерпевшие поражение ушли на свою родину большой группой, а иные - мелкими группами.
Кажется, Керет не победил. Когда он пришёл в Сидон, он купил одну женщину, оплатив половину её цены золотом, а остальное серебром. Смней он обрёл сына, прекрасного, как Астарта, и грациозного, как Анат. Это был чудо-ребёнок, и поэтому как только он родился, он воскликнул: "Ненавижу врага!" Он искал справедливости для вдов, защиты для сирот, и помогал тем, кто боролся с ворами.
Данель (ο Ντανέλ, Danel) также был мифологическим героем, и идеально владел искусством предсказания, а его дочь была астрологом. Память отнём оставалась жива очень долго, и как видится именно с ним сравнивает библейский пророк Иезекииль царя Тира, когда он говорит: "Ты мудрее даже чем Даниил, ничто не секрет для тебя".
Эпос о рождении богов грациозных и прекрасных.
Нижеследующий миф напоминал финикийцам, параллельно с эпосом о Керете, в том числе своим мифологическим обликом, страну-прародину, Неджеь, откуда, посредством побережья, позже названного филистимским, они прибыли в Тир, Сидон и Библ в начале III тысячелетия до н. э. В XIV в. до н. э. филистимляне ещё не вытеснили их с соседних египетских берегов, и они продолжали посредством дорог Неджеба иметь торговые контакты с побережьем Красного моря.
Этос эпос сохранился как своего рода запись для использования монодов, некой религиозной службы, которая сопровождала последние зимние жертвоприношения, при первых дождях и сборе винограда.
Мот-эт-Сур (ο Μότ-ετ-Σούρ, Mot-et-Sour) в это время (в течении конца указанных жертвоприношений, в конце зимы, в начале дождей и работ в виноградниках) является очень усталым. Dussaud, опираясь на одну главу из Иеремии (2:21) говорит, что речь идёт о боге Моте, который в облике сухого куска дерева является не более чем падшим духом винограда.
"Мот-эт-Шур сидит,
(Держа) в руке своей скипетр агонии,
(Держа) в руке своей скипетр неспособности рожать".
Это время, когда обрубают виноградники, привязывают виноградные лозы и приводят их в порядок.
Во время одного из ритуалов, в эту эпоху (то есть в конце зимы) приносили в жертву одного ягнёнка, и его сваривали в молоке его матери - это был ханаанейский обычай, впоследствии отменённый Моисеевым Законодательством.
С этой ритуальной церемонией ради Урожайности комбинируется и ритуал ради плодородности. В нём Эль, высший бог, непосредственно вмешивается, чтобы призвать "прекрасных и грациозных богов".
Эль, солнечный бог, движется по берегу, рядом с краем бездны. Люди совершают религиозные взывания к Моту, а затем к "Матери" - быть может к Морской Ашерат. Эль погрузился в волны.
"Руки Эля простираются как море,
и руки Эля простираются как волны.
Эль простирает руку как море,
и Эль простирает руку как волну".
Этим движением бог берёт два предмета и помещает их в своё обилище. Он ложит волну на небеса, и когда она вновь нисходит на землю как дождь, она заставляет скипетр Мота склониться вниз, и его руки нервно дрожать.
Когда Эль оплодотворит женщин, они винят себя за беды, обрушившиеся на Мота:
"О, Мот, Мот, мы делаем так, что сгибается твой скипетр!
Мы делаем так... что трясётся твоя рука.
Рассказ продолжается:
"Эль нагинается и целует их; (затем) он возвышает свой голос и говорит:
- Вот, их губы сладки, сладки как груздь винограда".
Продолжение касается ритуала священного брака. Выразив, что:
"в поцелуях и в зачатии, в объятиях и в...
Та... и эта рожают Сахара ("Восход") и Салема ("Заход")".
главный актёр этой драмы:
"Отправляет Элю эту новость:
- Твоя жена, о, Эль, родила".
Тогда Эль спрашивает:
"Что родила?"
И ответ на его вопрос:
"Сахара (ο Σαχάρ) и Салема (ο Σαλέμ), мне (вариант: тебе) родила".
Затем последовало рождение, в этих условиях, пяти грациозных богов, и последним рождается Сиб'ани (ο Σιμπ-ανί, Sib'ani ("Седьмой")), отца которого зовут Этрах (ο Ετράχ) - быть может, он отождествляется с лунным богом Терахом, которого мы встретили при нашем упоминании эпоса о Керете.
"Роди(ла) Сиб'ани, о, жена Этраха.
Возведёт Асдод (η Ασδόδ, Asdod).
Установи 'd посреди пустыни Кадеш".
Таким образом миф обретает исторический интерес, и уводит нас на юг от Палестины, в Неджеб - регион, населённый с эпохи Палеолита, как доказали последние исследования, представляющие финикийцев строящими один из величайших городов филистимлян, заключающими союз с бедуинами пустыни, чтобы иметь выход к Айланскому заливу.
Этот эпос был составлен в XIII или XIV веке до н. э., и он является свидетелем далёкого прошлого - времён, когда в Неджебе жили финикийцы, до тех пор, пока их не прогнали оттуда филистимляне. Одно очень хорошее открытие, которое произошло в Библе в 1932 году, доказало, что: начертанные изображения на золотых ножнах удостоверяют то, что нам известно по текстам о путешествиях в О Фир (O Phir). Изображаемые сцены происходят перед царями, восседающими на ослах: в пустыне, где один лев нападает на страну обезьян, и один слуга держит собакоголового. Наконец, поскольку путешественник в эиу дальнюю страну должен пересечь море, золотых дел мастер символически передаёт это море изображением одной рыбы. _________________ Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
Последний раз редактировалось: andy4675 (Пн Ноя 21, 2022 3:01 am), всего редактировалось 1 раз
Добавлено: Пн Ноя 21, 2022 2:59 am Заголовок сообщения:
(Продолжение...)
ФИНИКИЙСКИЕ БОГИ В ХОДЕ I ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ ДО Н. Э.
В I тысячелетии до н. э. каждый город Финикии почитал собственного Баала, то есть своего "Господина", своего "Владыку", владельца земли и высшего владетеля граждан. Вместо Баала иногда чтили богиню Баалат (η Βααλάτ, Baalat), то есть "Госпожу". В некоторых регионах имели и Баалимов (ο Βααλίμ, Baalim), таких, как: Баал Цафон ("Господин Севера"), которого мы уже встречали выше в мифах Раш-Шамры, Баал Шамим (σαμίμ, chamim) ("Господин небес"), который упоминается в Библии, и Баал Ливанский (ο Βάαλ του Λιβάνου, Baal Lebanon).
Собственное имя божества остаётся почти неизвестным, тогда как в Израиле его не произносили, быть может, по иным причинам. В Финикии же таким образом преследовали, чтобы иноземцы не могли узнать это личное имя, дабы неиобрелииони своими мольбами его расположение, лишая расположения подданных этого бога.
Сыздревле в Библе была некая Баалат в качестве главного божества. Её отождествили с египетской Хатхор, а для греков она была одной из форм Астарты.
В Бейруте почитали некую "Госпожу", богиню источников, в которую влюбился бог Адонис, но некий морской Баал оказался счастливее его.
Баал Тира сперва был солнечным божеством, который в дальнейшем принял и характерные черты морского божества. Он известен под именем Мелькарт (ο Μελγκάρτ, Melqard), то есть "бог города". Греки отождествляли его с Гераклом.
Сидон почитал Эшмуна (ο Εσμούν, Eshmoun), подземного бога, который позднее стал богом здоровья, наподобие Асклепия греков. В том же городе чтили и некую Астарту, для которой Соломон возвёл небольшой прилегающий храм в Иерусалиме. Цари и царицы были жрецами и жрицами этой порочной богини, которую почитали в пещерах Магдуше (Μαγδουσέ, Maghdoushe).
Нам неизвестны приключения финикийских богов этой эпохи, кроме одного, которого греки звали Адонисом, и его приключения запечатлел в V веке до н. э. поэт Панавсид (ο Παναύσις).
Миф об Адонисе.
Адонис был непосредственным преемником Хайтау из Неги, и сменщиком богов Алегина и Мота, которые были в эпосах Угарита божествами растительности.
Он родился от одного дерева, в которое обратилась его мать. После рождения, Афродита положила его в небольшой сундучок, и передала её богине Подземного мира (Персефоне), чтобы она хранила её содержимое. Когда, много времени спустя, богиня любви пришла взять его обратно, Персефона не соглашалась отдать его ей. Она успела открыть сундучок, и увидеть, насколько прекрасен был ребёнок. Спор двух богинь дошёл до высшего бога (Зевса), который принял решение, чтобы Адонис жил полгода в Аиде с Персефоной, а остальные полгода - под светом солнца, с Афродитой.
Другой миф поветвует нам, что богиня любви сходила с ума по юному богу Адонису, и поскольку она боялась, как бы с ним не приключилось несчастного случая, она препятствовала ему охотиться - поскольку он любил охоту. И в самом деле, Адонис погиб от дикого кабана или от медведя, когда он охотился.
Адонис известен лишь из греческого мифа, но по сути это сельскохозяйственное божество, дух растительности, наподобие Алегина, и которое, как и Алегин, проявляется в зерновых культуоах. Его имя имеет семитский корень "адони" ("άδωνι", adoni) ("Господь мой", "мой владыка"), и его часто повторяли на праздниках в честь этого бога, во время траурного плача, женщины Финикии. В Библии Иезекииль именует его Таммузом - так звали месопотамского бога растительности и зерна. Его истинная финикийская личность стала известна в VI веке н. э., благодаря Дамаскию: Адонис это Эшмун.
Его почитала вся Финикия, повсеместно, и в особенности его культ был развит в Библе. Между Библом и Баальбеком. Рядом с истоками Нар-Ибраима, которые древние греки именовали "рекой Адонис" (ο Άδωνις ποταμός) находилось селение Афака Αφάκα, Aphaca) - совр. Афка (Άφκα, Afka). Там, в одном из мест, которое сегодняшние путешественники воспевают за его красоту, находился храм Астарты, который был уничтожен императором Константином.
Из главного помещения этого храма был виден величественный круг из высоких и обрывистых скал, откуда проистекает река, текущая от водопада к водопаду, по покрытой зеленью местности, направляясь в глубокое ущелье, где погиб бог Адонис.
В Гинехе (το Γκινέχ, Ghineh) находится один из памятников Адониса тех времён: этот бог, начертанный в виде оельефа на скале, держит своё копьё, и ожидает мвою охотничью жертву, богиня изображается сидящей рядом с ним в позе глубокой горести.
Люди верили, что Адонис ежегодно возвращался в это место, и получал смертельное ранение. Тогда воды реки становились красными. Это объясняется частичками красного гематита, которые, отломившись от окрестных скал, падали в воду в ходе определённых природных явлений, при осадках в реку.
Праздники в честь Адониса
Адонии, ежегодные праздненства в воспоминание о смерти Адониса, были прекраснейшими финикийскими праздниками, которые проводились в эпоху жатвы. И вот как описал важнейшие из этих ритуалов Сальо (Saglio):
"Представляется, что они делали всё то, что принято при похоронах: помазание и надлежащее облачение умершего, его выставление, приношения и общие трапезы. Помещали статуэтки Адониса из воска или терракоты у входа или в комнатах домов, которые женщины из окрестностей обносили, совершая службу с обходом по городу, плача и бья себя в грудь, демонстрируя свою самую великую печаль, они танцевали и пели печальные гимны в сопровождении свирели с тяжёлым пронзительным звуком, именовавшейся гигрон или гингра (το γίγρο, ο γίγγρας), которую финикийцы использовали при похоронах.
Эту картину дополняет Теокрит, при описании некоего праздненства, которое совершалось с совершенно восточным великолепием в Александрии, во дворце Арсинои, супруги Птолемея II Филадельфа. Оно демонстрирует под неким куполом с зеленью, с летающими вокруг маленькими эротами, возлежащим на кровати с красными покрывалами прекрасного юношу, и стоящую рядом с ним Афродиту там кругом стояли сосуды с благовонными духами, плодами, мёдом, сладостями, и серебрянные сосуды, содержимое которых именовалось "садами Адониса".
В обычае было сажать быстрорастущие растения (как например петрушку, ячмень, пшеницу и, в особенности, посевной латук) в сосудах не столь драгоценных, как те, что во дворце Арсинои, но в глиняных, или в разбитых кубках и бутылках, или корзинах. Посевной латук имел определённое место в мифе об Адонисе (говорили, что Афродита ложилась спать со своим любовником на матрасе из посевного латука). Эти растения (указанные выше) при помощи солнца взрастали в июне, вырастали за немного дней, но при этом быстро увядали, потому что у них в горшках было слишком мало земли - символизируя краткосрочность жизни Адониса. Маленькие искуственные сады выставлялись вместе со статуэтками бога во время шествий при Адониях, и затем их бросали в море, или в текущие воды".
Лукиан, позднее святой Иероним, говорит, что к траурному плачу добавился и радостный ритуал, дабы праздновать воскресение и вознесение Адониса.
Работа Филона
В конце I века н. э. Филон, на основании таинственного финикийца Санхуниатона попытался доказать, что корни Греческой мифологии происходят из Финикийской мифологии, и что вторая из них поясняется историей первых человеческих существ. В его трудах, которые сохранялись, есть Космогония, история первозданных и история Уранидов.
"Космогония" Филона это синтез из традиционных элементов, среди которых вначале главенствует "туманный и ветрообразный аэр, дуновение ветра и тёмный Хаос". Так обстояли вещи веками, но затем:
"дуновение влюбилось в собственные элементы. Таким образом возвысилась некая смесь, и это соединение было названо желанием, и стало творческим началом всех вещей. Однако дуновение не знало своих творений, и как только оно объяло само себя, оно обратилось в Мота. Иные говорят, что это начальное дуновение это грязь, а иные - что это водные грязные продукты, откуда возникли зачатки, из которых возникло всё".
Автоматическое рождение связывается с вселенским воззрением о яйце, которое было заимствовано в Египте, с тем, что с эволюцией живые существа изменяются, и те, ктотимеют мало ума в конце концов обретают самосознание.
Греческие авторы упоминают и другие финикийские Космогонии, как например Эвдем, который имеет в качестве главных принципов Время (Хронос), Желание и Тьму.
"Из союза этих первых элементов рождаются Аэр и Аура (Дуновение). Аэр символизирует воспринимаемое во всей его ясности, а Аура - первую одухотворённую форму, которая возникла, и которая была одарена движением. Наконец, от этой пары родилось Космическое Яйцо, согласно воспринимаемому духу".
Согласно с Дамаскием (VI век н. э.), первым элементом для финикийцев был "Космический Хронос, который включает в себя всё", тогда как для Мосхоса (II век до н. э.) первоначальным для финикийцев был двойной элемент, Эфир и Аэр, за ним последовал Ветер, ветра Лим и Нот, Дион, и, гораздо позже, Яйцо.
И Филон продолжает:
"Как только осветилось ебо вспышкой Моря и Суши, сформировались ветра, облака и большие дожди. И когда, в связи с теплом, исходящим от Солнца, все предметы разделились и удалились со своих мест, в результате чего они затем встретились и столкнулись в воздухе, тогда были вызваны громы и молнии. От шума громов пробудились обладающие разумом животные, о которых мы уже говорили, они испугались его, и начали двигаться по суше и по морю, как существа мужского и женского пола".
"История" Филона демонстрирует прогресс цивилизации и культа. Первые поколения обожествляли продукты земли, и поклонялись им:
"Потому что благодаря им они сохраняли свою жизнь они сами и их дети, также, как и их предки; поэтому они совершали возлияния и освящения".
Когда некое растение умирало, они его оплакивали, также, как рождение и смерть животных.
Второй прогресс, который они приписывали Эону, заключался в использовании древесных плодов для питания. Из племени Эона и Первозданного (Протогона) родились Генос (Род) и Генея (Поколение), первые жители Финикии.
"Когда некогда наступила засуха, они воздели свои руки к Солнцу, потому что они считали его богом, поскольку он являлся единственным владыкой на небе. Именовали же они его Белсамином (ο Βεεκσαμίν, Beelsamin), что на языке финикийцев означало "Господин Небес", и "Зевс" для греков".
Открытие огня произошло благодаря смертным детям из того же племени, по-имени Фос (Свет), Пюр (Огонь) и Флога (Пламя).
"Они изобрели огонь, тря дерево, и обучили пользованию им остальных".
Этот важный прогресс пришёл после явления великанов Кассия (ο Κάσσιος), Ливана (ο Λίβανος) и Антиливана (ο Αντιλίβανος) - эти имена были даны горам, на которых они совершили работы. Возможно, они были изобретателями использования благовонного ладана, поскольку эти горы знамениты своим лесами из подходящих для добычи благовоний деревьев.
В эти времена аморальность была такой, что дети:
"брали имя своей матери, потому что женщины того времени отдавались первому встречному".
Один из детей, Гипсуриан (ο Υψουριανός), жил в Тире и сооружал хижины из тростника и папируса. Его брат Усой (Ουσώος) сооружал одежду из кожи животного.
"Из-за дождей, деревья Тира, обтираясь, возгорелись, и так сгорел лес в этих местах. Усой взял одно дерево, отрезал ветки, и он был первым, кто посмел поплыть в море. Он также посвятил свету и ветру два столба, стал поклоняться им, и совершал возлияния с кровью животных, которых он вылавливал охотясь".
Гипсуририан и Усой были обожествлены после смерти, и их столбы почитались ежегодными ритуалами.
Их два потомка изобрели охоту и рыбалку. Два брата открыли железо и его обработку.
"Один из них, Хусор (ο Χουσόρ, Khousor), занимался искусством магии и прорицания... он открыл крючок и приманку, леску и рыболовецкую лодку, и первым из всех людей путешествовал в море".
Этот бог отождествляется Филоном и Геродотом с Гефестом. Тот, кого жители Библа звали величайшим богом, изобрёл "добавление к домам дворов, портиков и крипт", делая тем самым дома более удобными и роскошными. Тогдасначалась и охота с собаками, и затем искусство пастушества, которому обучали по сёлам Амин (ο Άμυνος) и Маг (ο Μάγος).
Затем Мисор (ο Μισόρ) нашёл соль, вместе с Сидиком (ο Συδύκ, Sydyk). Таавт (ο Τάαυτος), потомок Мисора, которого египтяне именовали Тотом, александрийцы Тоити (Τώυτι), а греки Гермесом, открыл письменность, тогда как Кабиры, потомки Сидика, улучшили мореплавание.
После них:
"пришли другие, которые изобрели лекарства против ядовитых животных, лкарственные смеси и различные средства борьбы против магического воздействия".
В истории первозданных, есть череда лиц и открытий без непосредственной связи между ними. В начале "Истории Уранидов" боги, которых автор хочет сделать простыми смертными, принимают участие в приключениях, создающих царство, основании первого города, изобретении плуга и культивации пшеницы, учреждении жертв и человеческих жертвоприношений, сооружении храмов, и переход от свободной любви к полигамии и моногамии.
Уран (Небо) имеет сестрой Землю. Их отец - это Высший (Elioun (очень высокий)).
"после того, как он умер в некоем бою против диких животных, он был обожествлён, а его дети посвятили ему возлияния и жертвы".
Когда Уран взял власть своего отца, он женился со своей сестрой Землёй, и породил четырёх детей. С другими жёнами он породил многочисленное потомство. Земля, однако, расстраивалась из-за неверности Урана, и мучала его своей ревностью, и тогда они разводятся. Однако, когда Уран насилует Землю, он предпринимает попытку убить их детей. Земля отбивается от его жестоких нападений как может.
Когда Крон (Эль), один из их сыновей, возмужал, он объявил войну своему отцу, чтобы отомстить за свою мать. Гермес Трисмегист, секретарь и советник Крона, магическими словами увлёк союзников его отца, и сумел низложить Урана, и его преемником на царствовании стал Крон. В ходе борьбы любимая подруга Урана, беременная от него, попала в руки Крона, который отдал её Дагону. Впоследствии у Урана родился от неё сын Демарунт (ο Δημαρούς), отец Мелькарта, бога Тира.
Крон окружил свой дом оградой, и основал первый город, Библ. Поскольку он боялся своего брата Атланта, он погрёб его в глубине земли, по совету Гермеса. Он убил своего сына, потому что имел подозрения против него, и обезглавил свою дочь "способом, который оставил всех богов потрясёнными".
Тогда Кабиры улучшили корабли, пристали к берегу у горы Кассий, и построили там храм.
Уран уже давно ушёл, но он не забыл отомстить Крону. Итак, он отправил трёх из своих дочерей (Астарту, Рею и Диону), чтобы они убили Крона. Однако Крон очаровал их, и женился с ними, "хотя они были его сёстрами". Хотя Уран не добился успеха, он не оставил попыток. Он отправил против своего сына Гору (η Ώρα) и Мойру (Судьбу) вместе с другими союзниками. Но и их ожидала та же судьба.
От Астарты у Крона появилось семь дочерей и два сына - Пофос (Желание) и Эротас. От Реи он имел семь детей, младший из которых был объявлен богом сразу, как только родился. Диона родила Крону много дочерей.
Сидик женился с одной из дочерей Астарты, и породил Асклепия. От некоего Понта (Моря) родились Посейдон и дочь Сидон, которая обладала прекрасным голосом, и первой изобрела составление песен, а Дагон изобрёл плуг для обработки земли.
Война продолжилась, из-за Урана. Понт, отец дочери Сидон, прогнал Демарунта, который первым пообещал принести жертву, если боги помогут ему выйти из трудного положения, в котором он оказался. На 32-м году своего царствования Крон устроил западню своему отцу Урану, и отрезал ему его половые органы близ истоков реки. И затем дух Урана рассеялся, и кровь от его половых органов пролилась в источники и реки.
В следующий период перед нами предстают божества городов Финикии, которые предпринимают свои далёкие путешествия.
Решением Крона, Астарта, Демарунт и Адад (ο Αντάντ) стали царями страны.
"Астарта поместила на свою голову в качестве королевской эмблемы голову быка. Обегая мир, она нашла воздушный камень, и достааила его в Тир, чтобы посвятить его священному острову.
... Крон тоже обошёл весь мир, и дал своей дочери Афине владычество над Аттикой. Чума и другие бичи вынудили Крона принести в жертву своему отцу Урану своего сына, самого Крона сделать обрезание, и надавить на своих союзников сделать то же самое. Позднее он обожествил одно умершее дитя, которое он породил с Реей - Мота. Финикийцы именовали его Танатом (Смертью) и Плутоном.
Крон подарил город Библ богине Балтиде (η Βαλτίς), то есть Дионе, а Бейрут - Посейдону и кабирам, охотникам или рыбакам, которые обожествили в Бейруте останки Понта. Прежде этого бог Таавт (ο Τααούτ), египетский Тот, приняв внешний облик собравшихся богов (Крона, Дагона и пр.), нарисовал священные знаки письма.
Для использования Крона, Таавт придумал эмблемы царствования: четыре глаза (два спереди и два сзади, два открытых и два закрытых), четыре крыла на плечах (два открытых и два закрытых). Это был символ, означавший, что Крон спит бодрствуя. Крылья означали, что Крон летает отдыхая, и отдыхает летая. Другие боги имели лишь одну пару крыльев, чтотозначало, что они летали вместе с Кроном, имевшим на своих плечах ещё пару крыльев: одну для непосредственного понимания вещей, а другую - для ощущения. Когда Крон отправился на юг, он отдал весь Египет богу Таавту, чтобы он имел своё царство. _________________ Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
В факториях и колониях финикийцев на побережьях Африки и Средиземного моря, были почитаемы боги и богини из метрополий этих городов. В Карфагене, их главной колонии, почитали Баал-Хаммона (ο Βάαλ Αμμών, Baal Hammon), почтенного старца с бородой и рогами барана. Он изображался восседающим на высоком троне, и возлагающим свои руки на головы баранов, которые служили ручками сидения. Небесный бог плодородия, Баал-Хаммон отождествлялся римлянами с африканским богом Аммоном-Зевсом.
В Карфагене наряду с Эшмуном и Адонисом почитали и бога Беса - некрасивого карлика с кривыми ногами и большим животом, известного в Египте и в Западной Азии, изображение которого помещали на носу финикийских кораблей.
Великая богиня Карфагена, Танит (η Τανίτ) попадала в надписи совместно с Баал-Хаммоном, а также на жертвенные стелы с символом неясного значения: иные усматривают в нём искажённый силуэт, а иные - первобытное изображение алтаря. Этот символ мы видели на изображении в Финикии, имеющим бесхвостый конус с диском над ним, и как правило между ними - горизонтальную линию, два конца которой сгибаются вверх под прямым углом.
Другой её символ - это открытая ладонь, знак очищения, поскольку древние люди сопровождали свои молитвы воздыманием рук. _________________ Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
Найден онлайн текст цитированной выше в моих переводах книги Felix Guirand, "Всемирная мифология" на английском языке:
Цитата:
PHOENICIAN MYTHOLOGY
INTRODUCTION
The Phoenicians were a part of the Canaanite world which was formed at the dawn of history by
Semitic immigration into the territories between the Mediterranean and the Syrian desert. The
mythology of the Phoenicians is thus largely derived from a background common to a more
widely extended ethnic group. We know much less about it than about the mythology of the
Egyptians or the Assyro-Babylonians. In the last few decades, however, such progress has been
made, thanks to excavations at Byblos and Ras Shamrah, that our sources of information have
been much enlarged.
At the moment our sources consist of four groups of texts.
The most ancient go back to the times of the Old Kingdom in Egypt, that is to say to the beginning
of the third millennium B.C. They were discovered by Pierre Montet in central Phoenicia, in the
ruins of Gubla, the Byblos of the Greeks, to-day Jebeil, a little village of the Lebanon Republic,
north of Beirut. They are of especial value when studied in conjunction with Egyptian texts of
various periods and the illustrations on contemporary monuments.
The second group of Phoenician mythological texts comes from Schaeffer and Chenet's excavation
in the ruins of Ugarit, a town which was a little to the north of the Phoenicia of classical authors, a
place which to-day is called Ras Shamrah. They are very valuable documents, written in the first
half of the fourteenth century B.C., discovered in 1929 and the years following, transcribed and
translated by Virolleaud in the review Syria and the subject of a brilliant commentary by R.
Dussaud in the Revue de 1'histoire des religions.
The third group consists of certain inscriptions and illustrations on monuments, of the literary
works of Philo of Byblos, of Damas-cius, Mochus, the Bible and of Assyrian and Egyptian texts.
One cannot overlook the mythology peculiar to Carthage, Phoenicia's principal colony.
Carthaginian documents thus form the fourth and last of these groups which we shall now
consider in turn.
BYBLOS, AT THE BEGINNING OF THE THIRD MILLENNIUM
In the days of the first Egyptian dynasties Byblos was a small town on a hill beside the sea. It did a
lively trade in the wood of the neighbourhood. The Egyptians came to Byblos in search of the
timber they required for the construction of sea-going ships, the masts decorated with streamers
which rose before their temples, the hewn planks they used in making furniture and coffins. From
Byblos they also brought back the resin which was so important in embalming. Many documents
bear witness to these economic relations, which were non-existent between Egypt and any other
towns on the Phoenician coast. The result was an exchange of myths between Egypt and Byblos.
The chief deity of Byblos was a goddess. She was probably already known under the title of
Ba'alat, that is 'the Lady (of Byblos)'. On a cylinder seal, engraved at Byblos itself for a prince
whose name has not come down to us, she is represented seated, dressed in a tight robe with
shoulder straps, wearing her hair in the Egyptian manner, her head surmounted by a disk
between two horns. Thus she resembles the goddess Hathor, who was venerated on the banks of
the Nile.
An Egyptian bas-relief, discovered by Renan and preserved in the Louvre, portrays her
welcoming and embracing a Pharaoh. From one of the horns above her face is suspended a uraeus
which poises its head against that of the uraeus ornamenting the brow of the king.
Another bas-relief in the museum of Beirut has two symmetrical scenes in each of which a king of
some dynasty between the fifth and the eleventh - probably one of the Pepis - kneels and presents
two vases to a divinity. In one scene it is the Lady of Byblos; in the other a lion-headed god, who,
like the goddess, is designated by the epithet: 'Beloved of Hathor'.
From the time of the twelfth dynasty, relations between Egypt and Byblos became such that the
Lady of Byblos was finally equated with Hathor. Henceforth she seems eager to copy the Egyptian
manner of attitude and costume. For example, the stela of Yehaw-melek, during the Achaemenian
Empire, shows the Lady of Byblos wearing the head-dress of the goddess Hathor of Ptolemaic
times -a vulture skin surmounted by a mortier.
According to the cylinder seal already mentioned there existed in Byblos a great god who was
assimilated to the Egyptian sun-god Ra. He was distinguished by two epithets which were not
used in Egypt: he was called 'Ra, of Foreign Lands' and 'Ra, who is on Pharaoh's Lake'.
His son was the god of Byblos, to whom the cylinder gives the Egyptian name of Ruti, that is to
say, 'He who resembles a Lion'. It is he whom we have already seen on the bas-relief with
symmetrical scenes, depicted with a human body and a lion's head.
The cylinder seal gives us the name of a fourth divinity: Hay-Tau of Nega, of whom the prince
calls himself the well-loved.
Nega is mentioned several times in Egyptian texts. It was either the territory between northern
Lebanon and the sea, which later formed the district of Byblos, or else merely the region of Nahr
Ibrahim, five miles to the south of Jebeil, which became the centre of the cult of Adonis. It was a
wooded region where grew various species of conifers, junipers and a tree with red wood called
the mer. The god of Nega, Hay-Tau, a prototype of Adonis, was the spirit of forest vegetation. At
some period he became metamorphosed into a tree.
The Egyptians adopted Hay-Tau and identified him with their Osiris, according to the legend
recounted by Plutarch which has been referred to in the section on Egyptian mythology. The resin
of the conifers was the tears of Osiris; and, if the coffins of Egyptian priests were by preference
made of resinous wood, that was because the priests had become 'Osirises'. The pyramid texts
mention the god Hay-Tau of Nega three times, with whom the Pharaoh is
identified in his tomb. It is requested, moreover, that the dead king shall not be treated like Osiris
who is changed into a tree in Nega. An Egyptian document long before Plutarch, the Story of the
Two Brothers, shows another form of Hay-Tau's introduction into Egyptian mythology. The
Egyptian hero is called Ba-Tau. His brother had wished to kill him. He therefore fled to the Valley
of the Pine, very likely the Valley of Nahr Ibrahim, and placed his heart on the topmost branch of
the pine. Egyptian soldiers came to carry off his wife. She had the tree cut down and immediately
Ba-Tau died. He came to life again four years later when his brother found the heart. He
transformed himself into a bull and returned to Egypt, carrying his brother on his back. The
identification of Ba-Tau with Hay-Tau was for the Egyptians especially clear because the god of
Nega, in the hieroglyphic texts, was associated with a bull. We shall see that in Phoenician
mythology, as the Ras Shamrah texts present it, the bull is frequently associated with gods.
THE LEGENDS OF RAS SHAMRAH
The cuneiform tablets of Ras Shamrah reveal in the fourteenth century B.C. mythological material
of a tradition which was already ancient and which, moreover, was to continue, though not
without modifications, until the end of paganism, since echoes of it are found in the works of Philo
of Byblos.
The basis of this mythology was the cult of the elements and of natural phenomena. In it, all the
divinities have clearly been transformed into human shape and are arranged in a strict hierarchy.
At the head of the pantheon stood El. the great god who from remote times was honoured among
all the western Semites. He governed the entire land of Canaan. He made the rivers flow into the
abyss of the ocean and thus assured the fertility of the earth. As 'father of years', for he regulated
their course, and as 'the king', El dwelt in a pavilion near the shore where rivers flow into the sea.
He was honoured under various titles. The most important of these seems to have been 'Bull' or
'Bull-El'; not that he was identified with an animal, though in certain cases he was thus
represented. But the idea of power and strength was symbolised among the Canaanites by the
bull, which was also the symbol or animal-attribute of other divinities.
After El the greatest god was Ba'al. He was often El's enemy. He was less ancient than El in
Phoenician mythology. Ba'al did not appear before the arrival of the Phoenicians on the
Mediterranean coast when they emigrated from the Negeb, south of Palestine, where they had
previously lived. Ba'al, in the Ras Shamrah texts, is the same god as Ba'al Tsaphon, a name which
can be translated 'Lord of the North'. He is the same god as Ba'al Lebanon, 'Lord of Lebanon', later
venerated in all the places of cult in the Lebanon Mountains, in the attitude popularised by the
images of the Helio-politan Jupiter.
But, as in all the other cases where a Canaanite divinity was called Ba'al, the name was never a
proper name. It was an appellation that hid the god's true name, which was known only to the
initiated. Like the name of the god of Israel it could, apparently, be pronounced only in
exceptional cases which were laid down by tradition. Ba'al, in the Ras Shamrah texts, is Hadad,
god of the atmosphere, of clouds and the tempest. His voice sounded in the clouds, he wielded the
thunderbolt, he dispensed rain.
This god did not, like El, exist before the birth of the gods. He had a mother, the goddess Asheratof-
the-Sea. His consort also is Asherat, but it is impossible to say whether she is the same goddess
or one of her hypostases. In Ugarit. the ancient city whose ruins to-day bear the name Ras
Shamrah, she was many times represented on the stelae erected in his temple.
After 1350 B.C. we see him on a stela with the general traits of the god Sutekh - a type created by
the Egyptians to represent foreign gods. This stela indicates the influence of the Pharaoh in
Phoenicia, an influence of which we were already aware thanks to the famous diplomatic
correspondence called the 'Letters of el Amarna'.
Elsewhere, under the influence of the Hittites who disputed the control of Upper Syria with the
Egyptians, the same god, wearing a pointed helmet adorned«with the symbolic horns which the
Sumer-ians reserved for the head-dress of their gods, thrusts his spear intc the earth and the shaft
of his spear appears to simulate the lightning's zigzag.
A famous cylinder seal in the Boston Museum, though noi
actually of Phoenician origin, represents Ba'al Hadad. Not only has he overthrown a man with his
lance, but behind him there is a representation of his animal attribute, the bull. This representation
was traditional among the western Semites. At the beginning of the second millennium in the
Semitic colonies of Asia Minor, Hadad, armed with a thunderbolt and standing on a bull, faces a
god who holds a spear with its point lowered towards a man stretched at his feet. Mot. one of the
sons of El, was the spirit of the harvest. He ruled
the countryside when the ground lay dry beneath the burning sun, when the corn had reached
maturity. The plains on which it never rains were the domains of Mot, the divine son. He was the
god El's favourite son.
At the time of the harvest Mot was sacrificed by the goddess Anat, but he did not remain dead for
long. Almost immediately he was reborn and his reign seemed scarcely to have been interrupted.
But he was to be vanquished in a combat with the son of Ba'al at the beginning of the rainy season
and abandoned by El his father, who himself had determined that such should be the unfortunate
Mot's fate.
Aleyin, Mot's Opponent, was the son of Ba'al. As with Mot, his relationship and dependence upon
his father was close. Indeed it seems that he was merely another concept of Ba'al with the special
function of maintaining the water supply. Most of the rivers in Phoenicia had divine names which
were connected with the cycle of Aleyin. Aleyin, the spirit of springs, fostered vegetation which
relied upon the season of the rains. He was called the 'Ba'al of the Earth', 'the House of Water'.
Perhaps it was he who was honoured later with those monuments called 'Memnonia' erected at
the mouths of most rivers in Phoenicia, temples where mourning rites were celebrated.
Aleyin, 'he who rode the clouds', was accompanied by seven companions and a troop of eight wjld
boars.
The goddess Asherat-of-the-Sea was called 'Mother of the Gods' and was said to have seventy
children. She was also 'Creator of the Gods', and In Wisdom the Mistress of the Gods'. She was El's
counsellor and the mother of Ba'al. Asherat, consort of Ba'al, may be merely a hypostasis of
Ashtart. There was also an Asherat of Tyre.
Ashtart (in Greek Astarte) and Elat, whose names occur together in a list of sacrifices, are only
rarely mentioned in the Ras Shamrah texts.
Ashtart of the Sky of Ba al was the most beautiful of heavenly bodies, the planet Venus.
Elat is the feminine form of the name El. There was a goddess Elat of the Sidonians.
The virgin Anat was the daughter of Ba'al and the sister of Aleyin. She was above all a divinity of
bellicose temperament. We see her proceeding to the ritual murder of the god Mot. Later she finds
herself obliged to ask her father's aid to put an end to the life of the harvest-god. The role which El
had assigned to her was that of perpetuating the life of the gods - not in giving them life but in
procuring for them the means of preserving it, especially by being responsible for constant
sacrifices.
The Hyksos introduced her into Egypt. At Avaris she was honoured as the consort of a god
sometimes called Ba'al, some-times Sutekh. Her cult continued to flourish after the expulsion of
the Hyksos.
As a daughter of the rain-god and sister of the water-god, Anat also played a part in fostering
vegetation. She sprinkled the earth with dew; for the dew, like the rain, is the 'fat of the earth'.
Al Ugarit great care was taken to ensure that the dead were supplied with water. Wells, cisterns
covered with a flagstone pierced with a hole, gutters and jars sunk into the ground, provided
reservoirs of water not only for those buried in the cemetery but also for those who had perished
far from home. For the latter, funeral rites were piously performed and gifts deposited in the
tombs which they would never occupy; for their souls could return to the land of their fathers to
receive offerings and sacrifices.
Qadesh, the 'Holy', whose animal-attribute was the lion in Egyptian documents, was only an
epithet of the goddess Anat. By this name she was the consort of the god Amurru, god of the
'West', who in Egyptian texts was given the name Reshef. They appeared together in the sacrifice
of the ass at harvest time.
Offerings and Sacrifices. To nourish the gods, who like mortals were obliged to eat, one offered
them bread and wine on a golden table.
Come, give them drink. Put bread upon the table, bread. And pour wine into the cups. In the
golden goblet the blood of trees.
They were also offered a great variety of sacrifices, many of which are mentioned in the Bible.
There were, for instance, expiatory sacrifices. When Anat reproaches Mot for the death of her
brother Aleyin, Mot answers her:
I am Aleyin, son of Ba'al. Make ready, then, the sacrifice. I am • the lamb which is made ready
with pure wheat to be sacrificed in I expiation.
Animals offered in sacrifice were the ox, the sheep, the ram, the calf, the lamb. No female animal is
mentioned, at least in the ceremonies which accompanied the consecration of a temple.
A special sacrifice at the season of the harvest, to reawaken the spirit of the vine which the ass,
nibbling the leaves, might have eaten, shows Qadesh and Amurru - in other words, Anat and
Aleyin - intervening. Asherat-of-the-Sea gives them the following order:
Tie up the ass, bind the stallion. Make ready the vine-shoots with silvery leaves - of vivid green.
Remove the she-asses from the vine.
Qadesh and Amurru obey. They tie up the ass, bind the stallion. They make ready the vine with
silvery leaves, of vivid green. They remove the she-asses from the vine.
Qadesh and Amurru cross their hands. Asherat installs the ass on the high place. The stallion on
the ... of the high place.
Qadesh seizes them, Amurru embraces them - when the morning star appears before the
sanctuary of the virgin Anat. Then the sailor protects the sailor of Tsapuna.
The struggle between Aleyin and Mot One of the poems of Ras Shamrah presents the two
vegetation-gods and tells of their struggle which recurs every year.
The part of this poem which has been preserved begins at the moment when Aleyin, son of Ba'al,
has just died. Asherat, his grandmother, and Ba'al, his father, are deeply distressed.
Latpon, one of the sons of the god El, goes to find his father in the tent he inhabits where 'the
rivers meet the sea', to ask that the dead god be given a successor. El addresses Asherat-of-the-Sea
and begs her to designate one of her sons.
Here part of the text is missing. Later the goddess Anat demands that Mot give her back her
brother. She sets her dogs on the murderer's flocks, seizes him and puts him to death.
She seizes Mot, the son divine. With her sickle she cleaves him. With her flail she beats him. With
fire she grills him. With her mill she grinds him. In the fields she scatters him. To consume his
leaven, so that he no longer withholds his share (of the crop).
When Mot, the divine son, has perished, then Aleyin, son of Ba'al, is alive. The rains fall in
abundance, rivers overflow, floods threaten. El orders Anat to inquire into the situation. Anat
addresses the goddess Sapas, one of El's daughters, who is called the 'Torch of the Gods'. Sapas
departs in search of Aleyin.
Finally Ba'al intervenes when, at the end of seven years, Mot threatens Aleyin with the seven
chastisements of which he himself has been a victim. Aleyin takes up the challenge and the
goddess Sapas announces Mot's downfall.
'Listen well, Mot, O son of the Gods! Behold, thou shall do battle with Aleyin, son of Ba'al. Behold,
thy father, Shor-EI, will not listen to thee! May he tear away the gates of thy dwelling-place! May
he overthrow the throne of thy royalty! May he break the sceptre of thy sovereignty!'
Mot, vanquished, descends into the underworld. Aleyin is reestablished in his own, and his
triumph is the subject of another poem.
The death of Ba'al and the death of Aleyin. Ba'al was hunting in the desert, probably the desert of
Qadesh, when he suddenly found himself face to face with strange creatures, as big as wild bulls.
El had created them to bar Ba'al's way, and Amat Asherat, whom El had banished to the desert,
had brought them into the world.
The battle was merciless and at first Ba'al had the advantage. Finally, however, he succumbed and
fell like a bull.
Anat soon arrived to undertake the burial of him whom the legend here calls her son. She dug a
grave, transformed part of the desert into a garden and, after announcing the death of the god,
descended with him into the tomb, accompanied by the sun-goddess who remained there until
she became surfeited with the tears which she drank as though they were wine.
Aleyin also died. Anat bore him on her shoulders as far as the Mountain of the North. There she
offered perfume to the deities of the underworld, then six sacrificial bulls, rams, stags, ibex and
asses, in order that Aleyin should have enough to eat during his six months in the underworld.
Finally she sent an announcement to El saying that he and his wife Asherat could rejoice since
Ba'al and Aleyin were dead.
El and his wife rejoiced, but as Aleyin fulfilled an indispensable role they set about seeking
someone to replace him.
Then Anat appeared again and accused the god Mot of responsibility for her brother's death.
The temple of Ba'al. Another poem of ancient origin which describes the construction of the
Temple of Ba'al is purely mythical in substance and contains no mortals.
Though Ba'al was the owner of all space it was better that he, like other divinities, should possess
a dwelling less vast as a place of prayer.
Ba'al has not a temple like a god; neither a sacred enclosure like a son of Asherat.
Before beginning the construction, the authorisation of El had to be obtained, without which all
work would be in vain. To make sure of El's benevolence he was presented with a golden throne
and a golden table covered with offerings. It was the work of Hiyon, the divine craftsman, who
with his bellows and tongs 'melted silver, plated gold' and fashioned images of bulls in precious
metals to decorate the future sanctuary.
Asherat-of-the-Sea undertook to present the request to El. Then to Latpon - the god who shared
with her the gift of wisdom - she gave orders to begin work.
Latpon El Dped answered: 'I shall labour, I, the magician of Asherat. I shall work, I who perceive.
Behold, Amat Asherat fashions the bricks. A house shall be constructed for Ba'al, for he is a god;
and a holy enclosure, for he is a son of Asherat.'
Later the goddess urges Latpon to rest.
And the Lady Asherat-of-the-Sea, of all the gods Mistress in Wisdom, said: 'Rest from thy toil, for
thou art of great age. Rest, because of thy lungs... And delight also in his rain.'
Ba'al himself took part in the work. With the lightning - 'his earthly saw' - he felled cedars for the
roof of his dwelling. A message sent to Ba'al's son, Aleyin, shows that the erection of the holiest
part of the edifice was reserved for him.
'Build a chapel of gold and silver. It will be the chapel of the pure. I shall watch over them.'
Ba'al was finally installed, and Anat offered to him the sacrifice of a bull. Then two brothers,
Kusor and Hasisu, appeared and proposed to install windows in the temple.
And Kusor-and-Hasisu said: 'Listen, Aleyin, son of Ba'al, mark our words, O Rider of the Clouds.
Behold, I shall put a sky-light in Jthe sanctuaries, a window in the middle of the temples.'
But this did not suit Aleyin who retorted:
'Thou shall place no sky-light in the sanctuaries, nor window in Ihe middle of ihe lemples.'
The argument was not settled; they had to appeal to a higher divinity, Ba'al, or perhaps even to the
supreme god, El. Then Aleyin proposed a compromise.
'I myself shall place them. Kusor, the mariner, Kusor, son of the law (?), he shall open the window
in sanctuaries, the sky-light in the middle of temples. And Ba'al shall open a fissure in the clouds -
above the (face) of Kusor-and-Hasisu.'
Thenceforth the waters above would no longer spill from the heavens entirely by hazard and a
deluge need be feared no more. Ba'al would let the rain fall only when Kusor opened the windows
of the temple. Kusor became the regulator of the seasons, as Philo teaches us. Kusor also possessed
the art of incantation and soothsaying. He was the inventor of mechanical devices and of the
fishing boat.
The Epic of Keret. In the texts of Ras Shamrah Phoenician mythology is not exclusively occupied
with gods. There are also legends in which mortals appear, together with gods and with god-like
heroes who have commerce with the daughters of men.
Keret was a son of the supreme god, El, and the soldier of the goddess Sapas. He was also king of
Sidon. El, his father, ordered him to resist an invasion conducted by Etrah or Terah, a moon-god.
Allied with the enemy were the people of Zabulon - a tribe which was later to form part of the
people of Isn. ind occupy the country between Carmel and the Lake of Galilee. Also with the
enemy were the Koserites, who are mentioned in the lists of enemy towns inscribed on Egyptian
vases at the end of the eleventh dynasty.
Far from hastening to obey El's orders, Keret shut himself up in his chamber and burst into tears.
But in dreaming he regained his confidence: he dreamed that he would be the father of a son. This
decided him to execute the orders he had received, but before he departed on the campaign he
ascended a migdol, sat on the parapet of the tower and there, raising a hand to the sky, offered in
sacrifice wine in a silver cup, honey in a golden vase, and the blood of a bird and of a lamb.
He then returned to the town and made arrangements for six months' food supplies for the
population. But Terah had already occupied five towns and was attempting to cut the territory of
the Phoenicians in two. The battle took place in the Negeb to the south of Palestine. The
vanquished were obliged to emigrate: some did so in a body, others in small groups. Keret does
not seem to have emerged victorious from the struggle. When he returned to Sidon he bought a
wife and paid for her in gold and silver. By this wife he had a son, beautiful as Ashtart and
gracious as Anat. This son was a prodigy: he had scarcely been born before he cried out: 'I hate the
enemy!' He demanded justice for the widow, protection for the orphan and assistance against the
plunderer.
Danel is another mythological hero. He was versed in the art of divination and his daughter knew
all the secrets of astrology. His memory was preserved and, it seems, it is to Danel that the
prophet Ezekiel compares the king of Tyre when he says to him: 'Thou art wiser than Daniel, no
secrets are hidden from thee.' (xxvin. 3.)
Poem of the birth of the gracious and fair gods. This myth, like the Epic of Keret, reminded the
Phoenicians in mythological form of their land of origin, the Negeb, from where, via what was
later called the Philistine coast, they reached, towards the beginning of the third millennium, Tyre,
Sidon, Gubla and Arvad. In the fourteenth century B.C. they had not yet been driven by the
Philistines from the coast near Egypt and they continued to use the trade routes of the Negeb.
This poem, in its essential features, has survived in a sort of mnemonic for the use of reciters
during a religious ceremony which seems to have accompanied sacrifices made towards the end
of winter.
Mot-and-Shur is then very tired. Dussaud, following Jeremiah n. 21, sees Mot as the spirit of the
withering vine when it has the aspect of dead wood, in this hyphenated form of the god's name.
Mot-and-Shur sits down, holding in his hand a sceptre of sterility, holding in his hand a sceptre of
unfruitfulness.
This is the moment in the vineyard when the vine is pruned, the shoots are tied and the terraces
made ready. Among the sacrifices
for the occasion was that of cooking a kid in the milk of its mother, a Canaanite custom which
Mosaic law condemned and formally forbade.
To this fertility rite, a rite of procreation was added in which El, the supreme god, took direct part
in order to create the gods 'gracious and fair'.
El, the sun-god, advanced along the shore, on the banks of the abyss. The celebrants called upon
Mot lamenting. Then they called upon the 'Mother' - probably Asherat-of-the-Sea. El plunged into
the waves.
The hands of El reach out like the sea. And the hands of El reach out like the waves. El stretches
his hand like the sea. El stretches his hand like the waves.
With this the god obtained two objects which he put in his house. El placed the wave in the sky,
and when it fell again as rain upon the earth it bent Mot's sceptre and his hands began nervously
to tremble.
When El had made his wives fruitful, they accused themselves of Mot's misfortunes.
O Mot, Mot, it is we who made thy sceptre to bend, we who caused thy hand to tremble.
The narrative then says:
El leaned over their lips; then he raised his voice and said:' Behold, their lips are sweet as a bunch
of grapes.'
The continuation concerns the ritual of divine marriage. After having recounted that,
In the kiss and the conception, in the embrace... She.. . and she bore Sahar and Salem ('the Dawn'
and 'the Evening'),
the principal actor says:
Send to El this message: 'My wife, O El, has given birth.'
El asks:
'To whom has she given birth?' And the answer is:
'Sahar and Salem are born to me.'
Then follows the birth, under the same conditions, of five gracious gods, and finally of Sib'ani ('the
seventh') whose father is called Etrah, perhaps the same personage as the moon-god Terah who is
mentioned in the poem of Keret.
The myth thus takes on an historical interest. It takes us to the south of Palestine, to the Negeb, a
region which was in Palaeolithic times, as recent research has shown, already populated. It shows
the Phoenicians building one of the towns which would be among the most important in the land
of the Philistines, and contracting an alliance with the desert Bedouins in order to ensure safe
passage towards the Aelanitic gulf. The mother of Sib'ani lived in the desert for seven years, in
order to purify herself, and at the end of the seven years she returned and asked for food and
drink.
Set down in its present form in the thirteenth or fourteenth
century B.C., this poem was already evidence of a distant past. A fortunate discovery made in
1932 at Byblos gives us further evidence: the carved scabbard of a gold dagger corroborates
pictorially what is known by the texts of journeys to Ophir. The episodes depicted take place
before a king, mounted on a mule. One, in the desert, shows an attack from behind on a lion who
is busy seizing a gazelle. In the land of monkeys we see a servant leading a dog-faced baboon.
Finally, since to reach this far-off region it was necessary to cross the sea, the goldsmith has
suggested the idea of this journey by carving a fish.
PHOENICIAN GODS OF THE FIRST MILLENNIUM B.C.
In the first millennium B.C. every town in Phoenicia honoured its Ba'al - that is, its'Lord', its
'Master', who was the proprietor of the soil and supreme ruler of its inhabitants. Instead of a Ba'al
the deity honoured could be a Ba'alat, a 'Lady'. In certain regions there also existed Ba'alim: the
Ba'al Tsaphon, 'Lord of the North' whom we have met in the myths of Ras Shamrah; the Ba'al
Shamim, 'Lord of the Skies' of the Bible; the Ba'al Lebanon, 'Lord of Lebanon'.
The real name of the divinity is almost never known. As in Israel, one avoided pronouncing it,
though perhaps for different reasons. In Phoenicia the object was to prevent strangers from
discovering it lest, in their turn, they invoked the god, drew his benevolence upon themselves and
succeeded by diverting his interest in turning him from his own people.
From the earliest times Gubla had had a Ba'alat as its chief divinity. She was identified with the
Egyptian Hathor and for the Greeks she was a form of Astarte.
Berytus also worshipped a 'Lady', a nymph whom the god Adonis wooed, but a marine Ba'al was
more fortunate than he.
The Ba'al of Tyre was a solar god in origin. Later, like the other divinities of Phoenician ports, he
added to his primitive characteristics the characteristics of a marine deity. He was known under
the title of Melkart, 'God of the City'. The Greeks identified him with Heracles.
Sidon venerated Eshmun, who became a god of health and was equated by the Greeks with
Asclepius. The same town also worshipped an Ashtart in honour of whom King Solomon built a
sanctuary in Jerusalem. Kings and queens were priests and priestesses of this lascivious goddess,
whose cult was practised in grottoes in the place which is to-day called Maghdusheh.
Of the Phoenician divinities of this epoch we know only the adventures of one, to whom the
Greeks gave the name Adonis. Details of the story were collected in the fifth century B.C. by the
poet Panyasis.
The Myth of Adonis. Adonis is the direct successor of Hay-Tau of Nega and he replaced the two
vegetation gods Aleyin and Mot of the Ugarit poems.
Born of a tree into which his mother had transformed herself, Adonis was of an extraordinary
beauty. At his birth Aphrodite put him a coffer which she confided to the goddess of the
underworld, Persephone. When later she came to reclaim the coffer she found that Persephone
had already opened it, beheld the great beauty of the child and refused to give him up. The
dispute between the two goddesses was brought before Zeus, who decided that Adonis should
spend half the year on earth and half in the underworld.
According to other legends, Aphrodite fell deeply in love with the young god. She feared that a
tragic fate would befall him and tried to discourage his passion for the chase. Adonis persisted in
hunting and was killed by a wild boar or by a bear.
Adonis was an agricultural divinity and a vegetation spirit who, like Aleyin, was manifest in the
seed of corn. His name, Adonis, is only known in Greek texts. It is a Hellenised form of the Semitic
word adoni, 'my Lord, my master', which was ceaselessly repeated by Phoenician women in their
lamentations during the god's festivals. In the Bible Ezekiel calls him Tammuz, the name of the
Mesopotamian vegetation and corn-god. His actual Phoenician character was revealed only in the
sixth century of our era by Damascius: Adonis is Eshmun.
The cult of Adonis was common to all Phoenicia, but it was in the territory of Byblos that it was
celebrated with the greatest pomp.
Halfway between Byblos and Baalbek, near the source of the Nahr Ibrahim which the Greeks
called the River Adonis, was the village of Aphaca, to-day called Afka. There, on a site which
modern travellers all praise for its extraordinary charm, rose a sanctuary to Ashtart which was
destroyed by the Emperor Constantine.
From the terrace of the sanctuary one sees the impressive circle of tall cliffs and the river,
springing from a grotto, as it splashes tumultuously from cascade to cascade between verdant and
wooded banks until at last it plunges into the depths of the gorge where the god perished.
At Ghineh one of the monuments erected in honour of Adonis still exists. Sculptured in the rock,
the god grasps a spear in his hand and is on the watch for the animal which is about to attack him.
The goddess, meanwhile, sits in an attitude of deep affliction.
It was believed that every year Adonis returned to such places.
there to be mortally wounded. The waters then would change to blood: a phenomenon due to the
particles of red haematite which become detached from the rocks during certain natural
conditions such as the season of high waters.
Festivals of Adonis. The Adonia. as the Greeks called the annual festivals which commemorated
the death of Adonis, were the most beautiful of Phoenician festivals and were celebrated
immediately after the harvest. Saglio described them in outline as follows:
'It seems that nothing was lacking which normally took place at funerals: neither the oiling and
toilet of the dead, nor the exhibition of the body, funeral offerings and communal repasts. Images
of Adonis in wax and terracotta were placed before the entrance or on the terraces of houses.
Women crowded round them or carried them through the town, wailing and beating their breasts
with every sign of the deepest grief. They danced and chanted dirges to the strident sound of short
flutes - called giggros or giggras - which the Phoenicians use for their funeral ceremonies.' This
picture must be completed by Theocritus's description of the festival celebrated with oriental
pomp at Alexandria in the palace of Arsinoe, wife of Ptolemy Philadelphus. Under an arbour of
greenery in which cupids flutter, the beautiful adolescent Adonis lies on a silver bed, covered with
rich purple tissue. Venus is beside him. Around him are arranged vases full of perfumes, fruits,
honey, cakes, and finally silver baskets containing what were called 'gardens of Adonis'. It was the
custom to sow in vessels, normally not so valuable as the vases found in Arsinoe's palace, but in
earthenware pots, in bottoms of cups, sherds, sometimes in baskets, all kinds of plants which
germinate and grow rapidly, such as fennel, barley, wheat, and especially lettuce, which played a
part in the legend of Adonis. (It was said that Venus had laid the body of her lover on a bed of
lettuce.) These plants grew in a few days under the influence of the June sun, but, having no roots,
faded and withered immediately. They were thus a symbol of the ephemeral existence of Adonis.
These little artificial gardens were displayed with images of the god during the pomp and
ceremony of the Adonia', afterwards they were thrown into the sea or into,fountains.
Lucian mentions a joyful rite which was added to the ancient lamentations to celebrate the
resurrection and ascension of Adonis.
The Works of Philo. Towards the end of the first century of our era, Philo undertook to
demonstrate that Greek mythology was based on Phoenician mythology, which itself can be
explained by the history of the first generation of human beings. Philo's authority was a rather
mysterious Phoenician writer named Sanchuniathon. Among the fragments of Philo's works
which have survived we can distinguish a cosmogony, a primitive history and the history of the
Uranus group.
The Cosmogony of Philo is a combination of traditional elements over which 'troubled and windy
air or a breath of wind and dark chaos' presides as ruling principle. Thus it was for many
centuries; then, 'the breathing air became enamoured of its own principles and made a mingling
and this union was called Desire. This was the principle of creation of all things, but the breath
knew not its own creation and from embracing itself produced Mot. Some say that this was slime
and others a rotting of aquatic composition. From it came all the germs of all created things and it
was the origin of everything.'
This conception of spontaneous creation was accompanied by the idea of a cosmic egg, borrowed
from Egypt. Then, by means of evolution, beings were differentiated and those beings who were
to have intelligence finally became conscious of themselves.
Greek authors mention other Phoenician cosmogonies. One of these, attributed to the philosopher
Eudemus, has in the beginning Time - then Desire and Darkness. 'From the union of these two
first principles were born Aer (air) and Aura (breath). Aer represented pure intelligence and Aura
the first living creature proceeding therefrom by movement. This couple then produced the
cosmic Egg, in conformity with the intelligible spirit.'
According to Damascius, in the sixth century A.D., the first principle of the Phoenicians was
'cosmic Time which contained all things within it'. For Mochus, in the second century A.D., there
was in the beginning a double principle: Aether and Air. Then came the Wind and afterwards the
two winds Lips and Notes; later Oulomos (the Ages) and still later Chousor, the Opener, and the
Egg.
'The air was illuminated', Philo continues, 'due to the flaming of the earth and sea; and winds were
formed and clouds. And there was a vast downpouring of waters and floods from the sky. And
when, after the sun's heat, all things were separated and left their
appointed place to meet in the air and there collide, thunder and lightning resulted. At the sound
of the thunder the intelligent animals awoke and took fright at the noise and wandered over the
earth and in the sea, as males and females.'
Philo's Primitive History is an account of the progress of civilization and religion.
The first generations deified the products of the earth, considered them to be gods and
worshipped them, 'for from the earth they drew their substance, they and those who followed
them and all those who had been before them; and they made libations and ritual aspersions'.
When a plant died there was lamentation, and also at the birth or death of an animal.
Progress was attributed to Aeon, who discovered edible fruits. From the race of Aeon and
Protogonos, both sons of Kolpia and his wife Baau, issued Genos and Genea, who were the first
inhabitants of Phoenicia. 'There was a drought and they lifted their hands to the sun in the sky.
For they considered the sun to be a god and the sole lord of the sky. They named him Beelsamin,
which to the Phoenicians means "Lord of the Sky", or to the Greeks "Zeus".' The invention of fire
was due to mortal offspring of the same race named Light, Fire and Flame. 'They found fire by
rubbing sticks of wood together and taught others to do likewise.'
This important step in civilization was followed by the appearance of giants. Their names -
Cassios, Lebanon, Antilebanon and Brathy - were given to the mountains over which they ruled. It
seems that these giants must be considered the inventors of burning incense; for all these
mountains were renowned for their fragrant woods.
In the meanwhile men's morals had become so licentious that 'children took the name of their
mothers; for women in these days would give themselves to the firstcomer'. One of these children
of an unknown father was Hapsouranios, who was said to live in Tyre. He was the inventor of
huts built of rushes and papyrus. His brother Ousoos was the first to make garments from animal
skins. 'The rains came and with them violent winds so that the trees which grew at Tyre brushed
together and caught fire, and the forest was consumed. Ousoos took a tree, stripped it of its
branches and was the first who dared to venture out to sea. He consecrated two stelae, one to Fire
and one to Wind, and worshipped them and sprinkled them with libations of the blood of beasts
which he had killed in the chase.'
Hypsouranios and Ousoos were deified after death. Their stelae were worshipped: every year
festivals were held in their honour.
Two of their descendants invented hunting and fishing. Later two brothers invented iron and the
manner of working it. 'One of them, Kusor, practised the arts of magic formulas, incantation and
divination.. .he invented the fish-hook and bait, the fishing-line and fishing-boat, and he was the
first man who learned to navigate.' This Kusor, whom we have already met in the myth of the
temple of Ba'al at Ugarit, was identified by Philo and by Herodotus with the Greek god
Hephaestus.
He, whom the people of Byblos called the greatest of gods, discovered how to 'add to houses
courtyards, porches and cellars' and thus to turn them into luxurious dwellings. The same period
saw the beginning of hunting with hounds. A little later pastoral life developed: Amynos and
Magos taught the people how to live in villages and tend flocks.
Then came the discovery of salt by Misor and Sydyk. A descendant of Misor's, Taautos, whom the
Egyptians called Thoth, invented the first written characters. The Cabeiri, descendants of Sydyk,
perfected navigation.
Finally 'others discovered the use of herbs and simples and a remedy for the bite of poisonous
animals'.
In this primitive history the actors follow one another and the various inventions are made, so to
speak, without particular sequence or connection. Philo's History of the Uranides has a more
logical sequence. In it Philo treats the gods as ordinary mortals who take part in a series of
adventures from which result the creation of royalty, the foundation of the first town, the
invention of the plough and the cultivation of wheat, the institution of votive sacrifices and of
human sacrifices, the construction of temples, the transition from free love to polygamy and
finally monogamy.
Uranus, the Sky, had a sister Ge (or Gaea), the Earth. Their father Hypsistos (Elioun, the All
Highest) 'having ended his life in a struggle against ferocious beasts, was deified, and his children
offered sacrifices and libations to him'.
When Uranus had succeeded to his father's authority, he took his sister Ge in marriage and they
had four children. Uranus had numerous other children by other wives. Ge was distressed by his
infidelity and tormented with jealousy, so that they finally separated. When, however, the fancy
took him, Uranus would approach his wife with violence and many times he attempted to destroy
the children she had borne him. Ge defended herself as best she could. When Cronus (El), one of
her sons, had become a man he declared war upon his father in order to avenge his mother.
Hermes Trisme-gistus, secretary and adviser to Cronus, harangued his master's allies with magic
words and the struggle ended in the overthrow of Uranus, whose authority passed to Cronus.
During the battle Uranus' favourite concubine, who was pregnant to him, fell into the hands of
Cronus, who gave her as a wife to Dagon. Uranus' son whom she bore received the name
Demarus. He was to become the father of Melkart, the god of Tyre.
Cronus surrounded his house with a wall and founded Byblos, the first city. Fearing the schemes
of his brother Atlas, he buried him, on the advice of Hermes, in the depths of the earth. He killed
his own son, against whom he harboured suspicions, and cut off the head of his own daughter 'so
that all the gods stood stupefied before the decrees of Cronus'.
In those days the descendants of the Cabeiri had perfected ships. They disembarked on the coast
near Mount Cassios and there consecrated a temple.
Uranus had long since fled, but he still planned to avenge himself on his son. He sent three of his
daughters - Ashtart, Rhea and Dione - to kill Cronus by treachery. Cronus seduced them and
made them his wives 'although they were sisters'. Uranus did not admit defeat. He sent against his
son Hour and Destiny together with other allies. These, too, Cronus seduced and kept at his side.
By Ashtart, Cronus had seven daughters and two sons, Pothos and Eros. Rhea presented him with
seven children, the youngest of whom was recognised as a god from the moment of his birth.
Sydyk married one of Ashtart's daughters, who bore Asclepius. Demarus begat Melkart, identified
with Heracles, and to Pontus was born Poseidon and Sidon. She was endowed with a wondrous
voice and invented the chanting of hymns. In these days Dagon made the first plough and began
the cultivation of grain.
Because of Uranus the war continued. Pontus, the father of Sidon, put Demarus to flight. Demarus
was the first to make a vow to offer sacrifice to the gods if they helped him to escape from the
critical situation in which he found himself. In the thirty-second year of his reign Cronus caught
his father in an ambush and cut off his sexual organs. The spirit of Uranus was dispersed: the
blood of his severed genitals flowed in the water of springs and rivers.
In the following period we meet the divinities of the Phoenician towns. Cronus - that is to say the
Phoenicians themselves - undertakes long voyages.
Cronus decided that Ashtart, Demarus and Adod should rule over the country. 'Ashtart placed on
her head a bull's head as a royal insignia. While travelling the world she found an aerolith which
she brought back to Tyre to consecrate on the holy island.
'.. . Cronus also made a tour of the world. He made his daughter Athene sovereign of Attica. There
was famine and plague and Cronus offered his own son in sacrifice to his father Uranus. He
circumcised himself and forced his allies to do likewise. Shortly afterwards he deified another
child whom Rhea had borne him and who had died. He was named Mouth, and the Phoenicians
called him Death and Pluto.
'Cronus gave the city of Byblos to the goddess Baltis, who is Dione. He gave Berytus to Poseidon
and to the Cabeiri, who were either hunters or fishermen, and deified the remains of Pontus there.
Previously the god Taaut (the Egyptian Thoth), who had taken on the outward appearance of
Cronus, Dagon and all the other gods combined, had drawn the sacred characters of writing.
'Taaut also designed the insignia of royalty for Cronus: four eyes, two in front and two behind,
two opened and two closed; on his shoulders four wings, two spread in flight, two hanging limp.
The eyes were a symbol to show that Cronus slept while he watched and watched while he slept.
The wings on his shoulders meant that he flew while at rest and rested in flight. The other gods
each had two wings on their shoulders to indicate that they flew with Cronus. The god El also had
two wings on his head, one for pure intelligence, the other for feeling.
'Cronus, having arrived in the land of the South, gave all Egypt to the god Taaut to be his
kingdom.'
THE GODS OF CARTHAGE
In the trading posts and colonies which the Phoenicians founded on the coasts of Africa and on
the islands of the Mediterranean the gods were those of Phoenicia.
At Carthage, their chief foundation, Ba'al-Hammon was worshipped. He was a dignified old man
with a beard, and his head was embellished with ram's horns. He sat on a high-backed throne and
rested his hands on the heads of two rams which formed the arms of the seat. Ba'al-Hammon was
a sky-god and a god of fertility; the Romans confused him with the African god Jupiter Ammon.
Carthage also honoured, with Eshmun and Adonis, the god Bes, who was a frightening dwarf
with bow-legs and prominent belly. Bes was also known in Egypt and western Asia, where images
of him were widely spread.
The great goddess of Carthage, normally associated with Ba'al-Hammon in inscriptions, was
called Tanit. She was described as the 'face of Ba'al'. On numerous little stelae, designed to
commemorate sacrifices, Tanit is represented by a symbol the meaning of which has not yet been
determined. Some think it is a degenerated human figure in outline, others a primitive
representation of an altar. This 'symbol of Tanit', of which one example is known in Phoenicia, is
in the form of a truncated cone surmounted by a disk. Sometimes between the disk and the
truncated cone is inscribed a horizontal line the two ends of which turn up at right angles.
Another symbol, equally common on Carthaginian stelae, is the open hand - a gesture of
propitiation.
_________________ Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать...
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах
FAQ
Поиск
Пользователи
Группы
Регистрация
Профиль
Войти и проверить личные сообщения
Вход
