andy4675
Местный
Зарегистрирован: 10.09.2012
Сообщения: 8719
Откуда: Греция
|
 Добавлено: Вс Окт 09, 2022 9:20 pm Заголовок сообщения: Маорийская мифология |
 |
|
Ирина Анатольевна Мудрова
«Великие мифы и легенды. 100 историй о подвигах, мире богов, тайнах рождения и смерти»: Центрполиграф; Москва; 2011
| Цитата: |
МИФЫ НАРОДОВ МАОРИ
Сотворение мира
Небо и Земля
Давным-давно, когда еще не было ни дня, ни ночи, ни солнца, ни луны, ни зеленых полей, ни золотого песка, Ранги, небо-отец, лежал в объятиях Папы, земли-матери. Много столетий они лежали, крепко обняв друг друга, и их дети, как слепые, ощупью пробирались между ними. В мире, где жили дети Ранги и Папы, было темно, и дети мечтали вырваться из мрака. Им хотелось, чтобы ветры резвились над вершинами холмов и лучи света согревали их бледные тела.
Теснота, на которую они были обречены, стала в конце концов невыносимой. Тогда сыновья Неба и Земли прокрались ползком по узким подземным коридорам и пещерам своего мира и собрались вместе. Они расселись под несколькими деревьями, которые ухитрились подняться над землей, причудливо изогнув ветви.
– Что нам делать? – спрашивали друг друга дети богов. – Убить отца и мать, чтобы открыть путь свету? Или силой разлучить их? Нужно же что-нибудь сделать, ведь мы уже не маленькие. Мы не можем постоянно цепляться за мать!
– Давайте убьем их, – сказал Ту-матауенга. Тане встал и выпрямился, насколько позволяло нависшее небо.
– Нет, – воскликнул он, – мы не можем их убить! Это наши отец и мать. Давайте силой разлучим их. Давайте отодвинем небо далеко-далеко и будем жить около сердца нашей матери.
Так сказал Тане, потому что он был богом деревьев, а деревья питаются соками земли.
Братья одобрительно зашептались – все, кроме Тафириматеа, отца ветров. Его голос сорвался в пронзительный свист, когда он взглянул в лицо братьям и с яростью воскликнул:
– Так не пойдет! Сейчас мы живем в безопасности и ничего не боимся! Тане сам сказал: «Это наши отец и мать».
Берегись, Тане, ты надумал постыдное дело!
Его слова потонули в криках других богов, теснившихся под деревьями.
– Нам нужен свет! – негодовали они. – Нам тесно, у нас затекли руки и ноги! Нам нужно место, чтобы двигаться.
Боги столпились вокруг Тафири, а Ронго-ма-Тане, отец полей и огородов, уперся плечами в Небо и пытался выпрямиться во весь рост. Братья слышали в темноте его быстрое дыхание. Но тело Ранги оставалось неподвижным, и густой мрак по-прежнему окутывал их всех. На помощь Ронго пришел Тангароа, отец морей, рыб и пресмыкающихся. К нему присоединился Хаумиа-тикитики, отец диких ягод и корней папоротника, а потом и Ту-матауенга, отец мужчин и женщин. Но все их усилия были тщетны. Тогда боги догадались, что канаты, которыми родители были крепко-накрепко привязаны друг к другу, – это руки Ранги. Ту-матауенга отсек руки отца, и из крови, хлынув шей на тело Папы, образовалась красная охра, которую до сих пор находят в земле.
Последним поднялся могущественный Тане-махута, отец лесов, птиц, насекомых и всех живых существ, которые любят свет и свободу. Тане долго стоял молча и неподвижно, затаив дыхание, чтобы собраться с силами. Потом он уперся ногами в Землю, а руки прижал к Небу. Выпрямляя спину, Тане изо всех сил отталкивал ногами Землю. Раздался глухой стон. Он пронзил сердца богов, упавших ничком, потому что исходил из тела земли-матери, которая задрожала, почувствовав, что Ранги вы пустил ее из объятий. Папа стонала все громче и громче, ее стоны слились в оглушительный крик. А Ранги уносился все дальше и дальше от Папы, и злые ветры с воем закружились по просторам, которые открылись между небом и землей.
Тане и его братья разглядывали плавные изгибы тела матери. Они впервые увидели ее во всей красе, потому что свет только что забрезжил над землей. Серебристая пелена тумана закрывала обнаженные плечи Папы, а из глаз опечаленного Ранги одна за другой падали слезы.
Боги радовались свежему воздуху и приводили в порядок свои новые владения. Хотя Тане разлучил родителей, он любил их обоих, и ему хотелось сделать для матери такой красивый наряд, о котором она не могла и мечтать в их прежнем темном мире. Он принес деревья – своих детей – и посадил их в землю. Но так как новый мир еще только начинал строиться и сам Тане, как ребенок, еще только постигал простейшие истины, он ошибся и посадил деревья кронами в землю, и их толстые белые корни, недвижимые на ветру, торчали наружу.
Тане прислонился к стволу дерева и хмуро оглядел странный лес. Он понял, что птицы и насекомые, его веселые дети, не могут жить в таком лесу. Тогда Тане вырвал огромное дерево каури и снова посадил его, но на этот раз старательно засыпал корни землей. Теперь он мог с гордостью любоваться нарядной зеленой кроной над гладким прямым стволом. Шелест листьев ласкал его слух. Земля стала такой красивой в зеленом одеянии!
Создание людей
Тане видел, как прекрасны земля и небо, и все-таки был недоволен. Он понимал, что его труд нельзя считать завершенным, потому что на земле все еще нет мужчин и женщин. У Тане и его братьев рождались дети, но то были боги, бессмертные небожители, чуждые земле и ее заботам.
Однажды боги спустились на землю и из мягкой красной глины слепили куклу-женщину. У нее была гладкая кожа, округлое тело, длинные черные волосы – она ласкала взгляд, но в ней не было огня жизни. Тане наклонился и вдохнул воздух в ее ноздри.
Веки женщины дрогнули и приподнялись, она оглядела богов, которые не сводили с нее глаз, и чихнула. Тане одарил ее дыханием, и кукла превратилась в женщину.
Боги отнесли ее к себе домой, на небо, омыли в небесных водах и назвали Хине-аху – Женщина, Слепленная из Земли. Потом Хине-аху отослали обратно на землю, и Тане взял ее в жены. Но у них рождались только девочки.
Тики – первый мужчина – был создан Ту-матауенгой, богом войны. Спустя несколько лет он тоже женился на Хине-аху и стал отцом мужчин и женщин, которые заселили землю доныне радуются ее неиссякаемым богатствам, созданным и заботами Тане.
Луна
Давным-давно, когда дорога в нижний мир еще была открыта для смертных, двум женщинам захотелось узнать, что там делается. Они взяли с собой полные корзины сушеной кумары и отправились в дальний путь, в Реингу. Женщины спустились по корням древней похутукавы и осторожно продолжали идти вниз, держась за морские водоросли. Вскоре они оказались в темной пещере, которая уходила далеко под землю. Ощупывая путь руками, женщины шли вниз и наконец увидели вдалеке слабый мерцающий огонек, будто где-то впереди полз жук-светлячок.
Через некоторое время свет стал ярче, и они увидели костер, вокруг которого сидели на корточках трое седоволосых стариков-духов.
– Это костер духов, – прошептала одна из женщин. – Если мы унесем отсюда хоть головешку, в наших домах всегда будет тепло, только я боюсь подойти поближе.
Другая женщина оказалась храбрее. Она приблизилась к духам, и те в изумлении подняли на нее глаза. Прежде чем они успели опомниться, женщина поставила перед ними корзину с кумарой и выхватила из костра горящее полено.
Подруги побежали назад в Реингу, старики погнались за ними.
Женщинам казалось, что они уже спасены, но когда они вынырнули из воды, один из духов схватил за пятку ту, что держала горящее полено. Женщина испугалась, швырнула полено, но все-таки сумела вырваться из рук старика.
Ужас придал силы рукам женщины. Горящее полено улетело высоко в небо, оно летело все выше и выше, пока не запуталось в складках плаща Ранги. С тех пор оно горит на небе и будет гореть вечно. Люди называют его Марама, что значит луна.
Радуга
Однажды ранним утром, еще до рассвета, юноша по имени Уенуку бродил по лесу и засмотрелся на столб тумана, который стоял над озером. Уенуку часто видел, как туман стелется над водой, но ему еще не приходилось видеть, чтобы туман стоял над озером, как высокое дерево. Любопытство заставило его ускорить шаг. На опушке леса, почти у самого берега, он остановился. В спокойной воде озера плескались две женщины. Дымка тумана, как облачко, окутывала их обеих, но не мешала Уенуку любоваться их красотой. Воздух вокруг был чист и прозрачен, а у берега, вблизи облачка, все было покрыто серебряной пылью. Женщин звали Хине-пукоху-ранги, или Дева-Туман, и Хине-ваи, или Дева-Дождь. Девы-сестры спустились с неба, потому что им захотелось искупаться в спокойном лесном озере.
Уенуку смотрел на сестер и чувствовал, как им овладевает странное волнение. Он подходил к ним все ближе и ближе, будто влекомый неодолимой силой. Сестры спокойно смотрели на юношу, они не боялись его, а только удивлялись. Уенуку опустился на колени у кромки воды и сказал одной из них:
– Меня зовут Уенуку. Скажи мне свое имя.
– Я дочь неба, Хине-пукоху-ранги.
Уенуку протянул к ней руки.
– Останься со мной, останься в мире света, – сказал он, – никогда не видел такой красивой женщины, как ты. Я сильный, я буду о тебе заботиться.
Сестры любили спускаться на землю при темном и облачном небе, а в эту минуту на ветвях деревьев заиграли солнечные блики. Хине-пукоху-ранги не сводила глаз с красивого юноши, но сестра крикнула ей, что настал день.
– Я не могу покинуть свой дом, – сказала Хине-пукоху-ранги. – Слышишь, меня зовет сестра.
– Тебе понравится наш мир, – уговаривал ее Уенуку. – На небе холодно и пусто. А у нас летом тепло, потому что солнечные лучи заглядывают даже под деревья. И зимой у нас тоже тепло, потому что в наших очагах пылает огонь. В лесу поют птицы, смеются мужчины и женщины. Пойдем со мной, дочь неба.
Девушка сделала шаг к нему навстречу и отпрянула.
– Ты будешь несчастлив со мной, – сказала она.
– Я всегда буду тебя любить, – только и мог сказать ей в ответ Уенуку.
– Ты не понимаешь. Я пришла сюда из другого мира, я могу быть с тобой только ночью, на рассвете я должна возвращаться домой, на небо.
Уенуку стоял на своем.
– Я все равно хочу тебя, – сказал он. – Пусть я днем буду один, я все равно хочу, чтобы ты осталась и жила со мной.
Дева-Туман улыбнулась.
– Хорошо, я приду к тебе, – сказала она.
В тот вечер Уенуку сидел один в своем доме, смотрел на огонь и вспоминал Деву-Туман. Пламя угасало, от него уже остались только синие язычки. В эту минуту Уенуку услышал негромкие голоса, потом дверь осторожно приоткрылась. Уенуку увидел Хине-пукоху-ранги и с радостью обнял ее. Ночь они провели вдвоем. Но утром Дева-Туман вместе с сестрой вновь поднялась на небо. Сестры встретились, как два облачка, и уплыли в вышину прежде, чем их настигли первые лучи солнца. Ночь за ночью Хине-пукоху-ранги приходила к Уенуку, но она предупредила его, чтобы он ни в коем случае не рассказывал о ней своим соплеменникам.
– Мне так хочется, чтобы они увидели, какая ты красивая, – сказал как-то Уенуку.
– Будь терпелив и жди, – ответила она. – Ты расскажешь обо мне, когда родится наш ребенок, тогда я объявлю всем, что ты мой муж, но до тех пор о наших встречах не должен знать никто, кроме тебя, меня и Хине-ваи. Если ты кому-нибудь скажешь обо мне хоть слово, я больше никогда к тебе не приду.
Уенуку боялся лишиться молодой жены и хранил тайну, но с каждым месяцем все больше гордился своей небесной подругой и в конце концов не устоял перед искушением: он рассказал о ней друзьям и похвастался ее красотой. Новость скоро облетела всю деревню. Летние дни становились длиннее, и женщины не давали покоя Уенуку.
– Ты говоришь, что у тебя есть жена, – смеялись они. – Где же она, Уенуку, где твоя жена, почему мы ее ни разу не видели? Может, ты прячешь дома не женщину, а бревно или охапку льна? Ты только говоришь, что она красивая, покажи ее нам, тогда мы тебе поверим.
– Я не могу ее показать, – защищался Уенуку. – Каждое утро, едва забрезжит рассвет, они с сестрой улетают к себе на небо.
– А ты заделай все щели в доме и скажи, что еще темно. Она останется, а когда совсем рассветет, мы откроем дверь и увидим, правду ты говоришь или нет.
От заката солнца до восхода времени было так мало! А дневные часы тянулись бесконечно. Уенуку хотелось услышать смех своей подруги, послушать, как она поет, увидеть, как она вме сте с другими танцует пои.
В конце концов Уенуку почувствовал, что больше не в силах ежедневно разлучаться с женой. Он завесил окна циновками и заткнул мхом щели в стенах. При закрытой двери в доме было темно, как в безлунную ночь, когда все небо затянуто облаками.
Вечером дочь неба по обыкновению пришла к нему. Ночные, часы пролетели будто минуты, на востоке появились первые лучи света, и Хине-ваи окликнула сестру:
– Пора, пришло время расставаться с землей!
– Иду! – крикнула Дева-Туман, шаря в темноте в поисках плаща.
– Что случилось? – спросил Уенуку.
– Мне пора идти.
– Еще рано, – сказал Уенуку, притворяясь, что говорит в полусне. – Зачем ты понапрасну меня беспокоишь? Посмотри, еще совсем темно.
– Скоро утро. Сестра уже звала меня.
– Она ошиблась. Может быть, ее обманул свет луны или звезд. Еще совсем темно. Ложись и спи.
Хине-пукоху-ранги снова легла.
– Наверное, Хине-ваи ошиблась, – сказала она. – Как странно. Не знаю, что с ней случилось. Раньше она никогда не ошибалась.
Дева-Дождь звала и звала сестру, ее оклики сливались с пением пробудившихся птиц, а Уенуку продолжал твердить, что Хине-ваи ошиблась. Хине-ваи ничего но оставалось, как возвращаться без сестры. Она медленно поднималась на небо, ее голос звучал все глуше и наконец перестал долетать до Уенуку и его жены.
– Что-то случилось, я знаю, – сказала вдруг Дева-Туман, окончательно проснувшись. – Ты слышишь, в лесу поют птицы!
Оба прислушались. Хине-ваи умолкла. Зато до них доносились громкое пение птиц и голоса людей, собравшихся на марае. Хине-пукоху-ранги забыла о плаще и бросилась прочь из дома. Дверь распахнулась, яркий солнечный свет затопил дом. На мгновение Дева-Туман замерла, и люди, собравшиеся перед домом, тоже замерли, потому что ее наготу прикрывали только длинные черные волосы, и мужчинам никогда прежде не приходилось видеть такой стройной, такой красивой женщины. Глядя на Хине-пукоху-ранги, они поверили, что она явилась из другого мира.
Уенуку вышел вслед за женой и с гордой улыбкой сел на пороге, радуясь завистливым взглядам, которые бросали на него со всех сторон. В ту же минуту Дева-Туман взобралась на крышу и вскарабкалась на конек. Люди закричали, но тут же смолкли.
– О Уенуку! – печально запела Хине-пукоху-ранги. – Ты показал меня своим соплеменникам, когда взошла утренняя звезда и засияло солнце. Мы лежали у тебя в доме, и я не услышала зова Хине-ваи. О Уенуку, ты опозорил меня!
И тогда произошло чудо. На ясном небе появилось облачко, окутало Хине-пукоху-ранги всю, с головы до ног, и скрыло от глаз людей. Только ее голос еще доносился до них. А потом песня смолкла и наступила тишина. Облачко слетело с крыши. Оно поднималось все выше и выше, пока не растаяло под лучами яркого солнца, залившего расплавленным золотом пустой конек крыши.
Шли годы, Уенуку пережил много опасных приключений, побывал в чужих странах, но так и не узнал, куда исчезла Хине-пукоху-ранги. Уенуку состарился, лишился зубов, его спина сгорбилась, и наконец где-то вдали от родных мест одинокого и несчастного старика настигла смерть.
Так Уенуку поплатился за легкомыслие и гордость, но боги сжалились над ним. Они взяли на небо его старое тело и превратили Уенуку в многоцветную радугу, которой до сих пор радуются люди.
И когда солнце всходит над холмами и согревает влажную землю, Дева-Туман поднимается на небо, где радуга-Уенуку нежно обвивает свою дорогую жену сверкающей разноцветной лентой.
О любви
В давние времена Матаора, предводитель воинов, однажды ночью беспокойно заметался во сне. Ему приснилось, что у него в руках таиаха и он сражается со смертью. Вокруг на земле сидят мужчины и женщины и при каждом его ударе, при каждом броске вскрикивают от удовольствия. Потом крики почему-то стихли и раздался смех. Матаора с изумлением оглянулся по сторонам. И тогда пелена сна упала с его глаз, Матаора вскочил. В окно и в двери он увидел чьи-то внимательные белые лица. Матаора вгляделся в незнакомцев и заметил, что их волосы светятся, будто метелки осоки тоетое на утреннем солнце.
– Кто вы такие? – воскликнул Матаора.
– Мы туреху, – услышал он в ответ.
– Откуда вы пришли?
– Из нижнего мира. А ты кто такой? Бог? – спросила одна из туреху. – Мужчина? – спросила другая под смех остальных, потому что они все были женщинами.
– Почему вы спрашиваете? – рассердился Матаора. – Вы что, не видите, что я мужчина?
Туреху снова засмеялись.
– Откуда мы знаем, кто ты, если на тебе нет татуировки. У тебя раскрашено только лицо.
Матаора с удивлением посмотрел на туреху.
– Что же еще нужно раскрашивать? – спросил он. Туреху молчали, потом одна высокая женщина сказала:
– Придет день, может, узнаешь. Матаора не обратил внимания на ее слова. Его мучило любопытство: в тех местах никто прежде не видел туреху.
– Входите, – пригласил он женщин, – я дам вам поесть.
– Хорошо, – сказали туреху, – только лучше мы подождем здесь.
Матаора поспешил принести остатки еды, которые нашлись у него в доме. Но туреху вели себя как-то странно.
– Разве это едят? – спрашивали они друг у друга. А одна из них взглянула на угощение и сказала: – Нет, не едят.
Услышав эти слова, Матаора рассердился.
– Смотрите! Я покажу вам, что едят! – воскликнул он и съел кусочек.
– Ой! Он ест мидии!
– Их нельзя есть! – воскликнуло сразу несколько туреху.
Тогда Матаора вспомнил, что туреху едят только сырую пищу и пошел на пруд, наловил рыбы и положил перед светлокожими женщинами.
Туреху радостно засмеялись и быстро покончили с рыбой. Пока они ели, Матаора успел разглядеть их получше. У них была светлая кожа и светлые волосы до пояса. Тонкие носы и прямая спина. Они носили короткие юбочки, сплетенные из сухих морских водорослей. Когда туреху поели, Матаора встал и начал танцевать. Он шел по кругу и заметил, что одна из женщин следит за каждым его движением. Она была выше своих подруг, и Матаора без труда отличал ее от других туреху. Каждый раз, когда их глаза встречались, он чувствовал, что любит ее все сильнее.
Наконец он сел, и туреху начали свой плавный танец. Совсем непохожий на женский танец пои пли воинственную хаку, которые столько раз видел Матаора. Высокая девушка, которая не спускала с него глаз, вышла вперед. Остальные взялись за руки и пошли за ней, повторяя движения ее ног. Женщины наклонялись и скользили под арками сцепленных рук то в одном направлении, то в другом – у Матаоры закружилась голова от их хоровода.
Когда они закончили, Матаора спросил, может ли он выбрать кого-нибудь из них себе в жены.
– Кого из нас ты хочешь взять в жены? – наперебой спрашивали туреху и со смехом подступали к нему все ближе.
Матаора указал на высокую девушку, которая стояла позади подруг. Туреху засмеялись еще громче, они обступали его все теснее, но высокая девушка робко вышла вперед и потерлась носом о его нос. Матаора взял ее за руку, и сердце его радостно забилось. Туреху ушли, а Матаора и его жена стояли на пороге и смотрели им вслед.
– Куда они пошли? – спросил Матаора.
– Назад, в нижний мир. Там так светло и красиво, – с грустью сказала Ниварека.
Матаора обнял ее:
– Что ты говоришь! Свет только здесь, где на небо приходит Тама-Нуи, жаркое солнце, ты сама увидишь. Скажи, жена, кто твой отец?
Ниварека обернулась к нему:
– Меня зовут Ниварека. Я дочь знатного Уе-тонги из нижнего мира, а теперь я принадлежу Матаоре, могущественному вождю мира света.
Матаора горячо любил жену, и чем больше проходило дней, тем горячее становилась его любовь. Только одна туча омрачала безоблачное небо над их головой. У Матаоры бывали дурные дни, когда его охватывал гнев, и в один из таких дней он ударил жену. Ниварека посмотрела на него с глубокой обидой. Туреху – кроткие создания, они не привыкли к жестокому обращению.
В тот же вечер Ниварека убежала из дома, Матаора искал ее, где только мог, но не нашел. Он скучал о ней и тосковал – жизнь стала ему не мила. День проходил за днем, Ниварека не возвращалась. И тогда Матаора догадался, что она ушла к отцу, в нижний мир. Он решил идти за ней, хотя знал, как опасно это путешествие.
Матаора пришел в Дом ветров, откуда души умерших отправляются в Рарохенгу.
– Ты не видел, здесь по проходила женщина? – спросил он у стража Дома ветров.
– Какая женщина? – спросил тот.
– Красивая бледнолицая женщина с длинными светлыми волосами, со светлой кожей и прямым носом.
– Видел, – сказал страж. – Она проходила здесь несколько дней назад, шла и плакала.
– Можно мне пойти за ней?
– Можно, – сказал страж. – Если хватит храбрости, то можно. Подойди сюда.
Страж открыл дверь, и Матаора увидел подземный ход, который уходил куда-то вниз. Матаора нагнулся, и дверь захлопнулась. Ни один луч света не освещал его путь, под землей было душно и холодно. Матаора шел несколько часов в полной темноте, спотыкаясь на каждом шагу, не слыша ни звука, и наконец увидел вдалеке слабое мерцание. Он заторопился и скоро разглядел в полутьме тиваиваку, голубя, который беспокойно топтался па месте.
– Ты не видел, здесь не проходила женщина? – спросил Матаора.
– Видел, – сказал тиваивака. – У нее глаза покраснели от слез.
Матаора пошел еще быстрее и вскоре выбрался из подземелья. Он ступил в новый мир. Там не было солнца и голубого неба над головой. Над этим огромным миром возвышался толь ко каменный свод, но всюду было светло, пели птицы, трава и листья на деревьях колыхались от легкого ветерка, и где-то в отдалении вода бежала по камням. Матаора шел и шел, пока не пришел в деревню, где жил Уе-тонга, отец Нивареки. Уе-тонга сидел на земле. Матаора остановился посмотреть, что он делает. Рядом с Уе-тонгой, вытянувшись во весь рост, лежал юноша, и Уе-топга с помощью костяной иглы и молоточка накалывал узор на его лице и втирал краску в ранки. Матаора с удивлением увидел, что из-под острой иглы бежит кровь.
– Разве так можно делать татуировку? – закричал он. – Мы разрисовываем лицо краской, белой и синей краской, без крови!
Уе-тонга бросил на него взгляд.
– Наклони голову, – приказал он.
Матаора наклонился, и Уе-тонга быстро провел рукой по его лицу. Узора как не бывало, а за спиной у Матаоры раздался смех светловолосых женщин, похожих на тех, что разбудили его однажды утром, когда он впервые увидел Нивареку. Матаора оглянулся и поискал глазами, нет ли среди них его высокой подруги, но не нашел ни одного знакомого лица.
– Видишь, чего стоит твоя раскраска, – сказал Уе-тонга. – Ты понятия не имеешь об этом искусстве. Здесь, в Рарохенге мы делаем рисунки, которые не стираются никогда. Матаора вгляделся пристальнее в лицо Уе-тонги и увидел рубцы и щербины, покрытые краской, над которой был не властен бег времени. А когда он разглядел замысловатые узоры, сделанные рукой мастера, ему стало стыдно, что его лицо украшает такой простой рисунок.
– Ты стер мою татуировку, – сказал он Уе-тонге, – теперь ты должен наколоть новую.
– Хорошо, – охотно согласился Уе-тонга. – Ложись.
Матаора лег на спину, Уе-тонга разрисовал углем его лицо. Потом он наклонился и пустил в ход иглу и молоточек. Матаора вздрагивал от каждого укола. Он чуть не с корнем вырвал пучок травы, в который вцепился рукой. Молоточек постукивал, игла медленно двигалась по лицу Матаоры, и судороги боли пробегали по всему его телу. Матаора не выдержал и запел:
Где ты, где ты, Ниварека?
Покажись, о Ниварека!
К тебе пришел я, Ниварека!
Ниварека, Ниварека!
Младшая сестра Нивареки была недалеко. Она услышала песню и побежала к Нивареке:
– Отец делает татуировку какому-то человеку, а тот зовет тебя. Кто это может быть?
– Пойдемте посмотрим! – сказали подруги Нивареки. Женщины столпились вокруг Матаоры. Уе-тонга сердился, потому что они мешали ему.
– Что вам здесь нужно? – спросил он.
– Мы хотим пригласить чужестранца в деревню и развлечь его.
К этому времени Уе-тонга уже отложил иглу: он видел, что силы Матаоры на исходе. Коричневый мужчина медленно поднялся. Его лицо стало безобразным, оно отекло, из ранок сочилась кровь, но широкие плечи и стройное тело очень понравились женщинам. Ниварека пристально разглядывала незнакомца.
– Это Матаора, – сказала она, – это его набедренная повязка, я сама сплела ее.
Матаора сел, а Ниварека встала поодаль и спросила:
– Это ты, Матаора?
Матаора не видел Нивареки: лицо так распухло, что он не мог открыть глаз, но как только она заговорила, он узнал ее по голосу. Матаора махнул рукой, и Ниварека убедилась, что перед ней ее муж. Она подошла к нему и заплакала от радости.
Наконец татуировка была закончена, раны зажили, и Матаора объявил Нивареке:
– Пора возвращаться в мир над Рарохенгой, туда, где мы жили прежде.
Ниварека взглянула на него и сказала:
– А я думала, мы останемся здесь. Давай спросим отца.
Уе-тонга ответил, не задумываясь:
– Пусть Матаора возвращается к себе. А ты, Ниварека, оставайся здесь. – Уе-тонга посмотрел в глаза зятю. – Говорят, в верхнем мире мужья иногда бьют жен.
Матаоре стало стыдно.
– Это больше не повторится, – сказал он. – Теперь я всегда буду таким же добрым, как те, кто живет в Рарохенге.
Уе-тонга улыбнулся:
– Если твои слова идут от сердца, сын мой, иди и уводи с собой Нивареку. В верхнем мире царит тьма, а наша Рарохенга полна света. Возьми у нас частичку света, пусть она осветит твой темный мир.
– Посмотри на мое лицо, – сказал Матаора. – На нем татуировка нижнего мира. Она не сотрется никогда. И никогда не угаснет мое желание мирно жить по законам любви.
Муж и жена вместе отправились в обратный путь. Они вернулись домой и счастливо жили до конца своих дней. Матаора научил мужчин делать татуировку, которую нельзя стереть, а Ниварека научила женщин плести цветную кайму на плащах.
Вот как все это было, вот что принесла людям любовь Матаоры и Нивареки, которые жили в те времена, когда мир еще только начинал строиться.
Руаранги и туреху
Руаранги и его жена Тафаи-ту жили на склоне Пиронгиа, горы-стража округа Уаикато. Однажды Руаранги ушел на не сколько дней из дома. А в это время какой-то туреху вышел из леса и увел его жену.
Бедный Руаранги обезумел от горя, когда вернулся домой и не нашел жены. Кое-кто из друзей говорил, что Тафаи-ту сама убежала из дома, но Руаранги не верил им, потому что они с женой любили друг друга.
Руаранги взял копье, дубину с нефритовым наконечником и пошел искать жену. Где только он ее не искал! Руаранги карабкался по крутым ущельям Пиронгиа, где ветви деревьев смыкались над головой и гирлянды ползучих растений свисали с искривленных, покрытых мхом стволов, а робкий вечерний свет не мог пробиться сквозь густую листву. Руаранги знал, что в этих местах жили необыкновенные существа. Но в его глазах светилась ярость, и не было страха в его сердце, только ненависть к светлокожим демонам, которые украли его жену. Он не сомневался, что это они похитили Тафаи-ту.
Однажды Руаранги поел и лег на спину на влажный мох. В лесу уже темнело, но вдруг он протер глаза и с криком вскочил на ноги. На другой стороне ручья он увидел жену и рядом с ней отвратительного туреху.
К изумлению Руаранги, Тафаи-ту взглянула на него, отвернулась и побежала в лес. Мгновение Руаранги не мог поверить своим глазам, но потом догадался, что жена околдована. Он за держался еще на миг, чтобы схватить оружие, и помчался за беглецами.
Туреху бежал бесшумно, но Руаранги слышал, как с треском ломаются большие и маленькие ветки, за которые на бегу заде вала жена. Вскоре он понял, что нагоняет ее, потому что треск стал слышнее. Наконец он выбежал на ровную, поросшую травой поляну, где валялись упавшие деревья. Туреху торопил жену, ему хотелось поскорее скрыться в лесу.
Руаранги остановился и старательно прицелился. Тонкий дротик запел в воздухе, он летел прямо в демона. Но в последний миг какая-то неведомая сила заставила его отклониться в сторону. Дротик пролетел мимо и, дрожа, вонзился в землю.
Руаранги знал, что еще немного – и беглецы скроются из глаз. Уже смеркалось, и Руаранги боялся потерять их в тем ноте. У него осталась кое-какая еда от обеда, который он себе приготовил, и его рука потянулась к вареной кумаре. Тафаи-ту и туреху были уже на опушке леса, но на этот раз Руаранги не промахнулся: кумара ударила Тафаи-ту прямо в спину.
Сердце Руаранги запрыгало от радости: он знал, что вареная кумара расколдует его жену. Тафаи-ту на мгновение остановилась, потом вырвала руку у туреху и обернулась. Она увидела мужа, увидела, что он стоит и ждет ее! С радостным криком она подбежала к Руаранги и бросилась к нему в объятия.
Руаранги и Тафаи-ту бежали, не разбирая дороги, они продирались сквозь кусты, натыкались на деревья, спотыкались о корни и думали только об одном: как бы поскорее покинуть эти мрачные места, где жили туреху. Наконец они выбежали из леса и увидели нижние склоны Пиронгиа, безмятежные и невозмутимые в серебряном свете луны.
Руаранги и Тафаи-ту лежали у себя дома. Руаранги старался успокоить жену и сначала ни о чем ее не расспрашивал. А она не так уж много могла рассказать о своей жизни с туреху. Тафаи-ту вздрагивала, когда слышала это страшное слово, и Руаранги старался его не произносить. Но утром она больше походила на прежнюю Тафаи-ту.
– Мы должны быть очень осторожны, – сказала она. – Туреху снова придет за мной.
– Как ему помешать? – спросил Руаранги. – Неужели туреху ничего не боятся?
Тафаи-ту на минуту задумалась.
– Конечно, боятся, – сказала она. – Красная охра! Они боятся священной красной охры!
Прошло несколько дней, светлокожие жители лесов не показывались. Жена Руаранги постепенно забывала о своих страхах. Но однажды вечером она стояла перед домом вместе с мужем и внезапно пронзительно закричала.
– Смотри!
Большими шагами к ним шел туреху. Муж и жена вбежали в дом. Руаранги схватил красную охру и натер жену. В ту же минуту туреху распахнул дверь и прыгнул через порог. При тусклом свете очага он казался огромным. Зубы торчали у него изо рта. От его белой кожи веяло холодом. Холод пришел в дом вместе с ним. Руаранги натерся красной охрой и закричал:
– Ты не посмеешь прикоснуться к нам!
Туреху увидел священную красную охру и отпрянул.
Руаранги провел красной охрой по двери. Туреху застонал и вы прыгнул в окно. Руаранги в ярости прыгнул за ним. Он водил красной охрой по земле, а туреху перепрыгивал через священные полосы. Ему уже некуда было поставить ногу, только на марае оставалось еще немного места. Увидев, что все кругом покрыто священной краской, к которой он не смел прикоснуться, туреху одним прыжком взобрался на крышу дома Руаранги, с тоской оглядел каингу и запел прощальную песню, потому что он тоже любил Тафаи-ту.
Жители деревни услышали голос туреху и с опаской выглянули из домов. В песне туреху слышались слезы, и они навсегда запомнили эту песню, прощальную песню, которую туреху спел маори.
Потом туреху спрыгнул на землю и при неверном свете луны исчез, как призрачная ночная бабочка.
Да, да, все это правда, говорят маори. Если вы проведете по двери красной охрой, в ваш дом никогда не заглянут туреху или патупаиарехе.
Копуваи
Людоед? Великан? Мы сами не знаем, кто такой Копуваи, чье имя означает «Живот, раздувшийся от воды» или «Водоглот». У Копуваи была голова собаки и тело человека, только покрытое рыбьей чешуей. С собакой его роднило еще одно: Копуваи прекрасно различал запахи и на воде не хуже, чем на суше. Он жил в пещере возле реки Матау и держал свору свирепых двухголовых собак. Копуваи рыскал по окрестностям в поисках пищи. Любимым же лакомством людоеда и его собак были люди.
В большой деревне в устье Матау жил хапу племени рапуваи. Мужчины и женщины из этой деревни бродили в поисках пищи по равнине, поднимались вверх по реке, ловили рыбу, угрей, охотились за лесными птицами и старались доверху на полнить амбары, чтобы не голодать, когда наступят зимние холода. Охотничьи отряды не всегда возвращались домой. Сначала люди с огорчением думали, что виной тому столкновения с враждебными племенами или несчастные случаи. Но охотники погибали все чаще, и жители деревни встревожились так сильно, что начали выходить на охоту только под охраной воинов.
Однажды несколько молодых женщин и мужчин отправились на охоту. Одна из девушек – Каиамио – отстала от других. Копуваи притаился в кустах и не спускал глаз с охотников. Когда он уверился, что крики Каиамио не достигнут ушей ее подруг, убежавших далеко вперед, он спустил двухголовых собак, и те с яростным лаем бросились на девушку. Каиамио попятилась. Но она испугалась в десять раз больше, когда чудовище с собачьей мордой схватило ее чешуйчатыми лапами и земля ушла у нее из-под ног. Копуваи быстро донес девушку до пещеры, где ее окружили рычащие собаки.
Каиамио знала, что ей грозит, потому что в деревне рассказывали о людоедских пиршествах Копуваи. Но ее ожидала иная участь. Девушка была так хороша собой, что тронула каменное сердце Копуваи. Он решил сделать ее своей женой, но вовсе не для того, чтобы баловать. Каиамио должна была заботиться о муже и готовить ему еду. Копуваи не разрешал жене оставлять пещеру, а когда уходил на реку за водой, привязывал длинную льняную веревку к ее волосам. Он не выпускал веревку из рук и время от времени дергал за конец, чтобы проверить, в пещере его жена или нет. Год проходил за годом, но Копуваи не становился доверчивее, и Каиамио продолжала жить как пленница в ненавистной пещере. Родные искали Каиамио, но убежище Копуваи было хорошо спрятано, и они и конце концов решили, что она умерла.
Каиамио не теряла надежды убежать. Как-то раз Копуваи разрешил ей пойти на реку за водой, но не отвязал веревку. Много месяцев ходила Каиамио на реку и каждый раз по несколько минут рвала тайком стебли льна и связывала в снопы.
Потом она складывала снопы рядом и крепко связывала друг с другом, пока не получился плот – мокихи – достаточно прочный, чтобы удержать ее на воде.
Однажды утром Каиамио вышла из пещеры раньше обычного. На берегу реки она отвязала веревку от волос и обмотала ее вокруг пучка тростника. Потом торопливо столкнула мокихи в воду и поплыла вниз по реке, со страхом поглядывая на берег, где в любую минуту мог появиться Копуваи со своими кровожадными псами. Но людоед спал, пригревшись на ярком солнце. Время от времени он просыпался и дергал за податливую веревку, проверяя, на месте ли жена. Внезапно что-то его потревожило. Веревка была крепко натянута, а это означало, что Каиамио все время оставалась на одном месте. Кликнув собак, Копуваи поспешил к реке. Каиамио нигде не было видно, и он понял, что жена провела его. Копуваи завыл от ярости и велел собакам искать ее на берегу. Но собаки вернулись ни с чем, и тогда Копуваи догадался, что это река помогла убежать его жене. Он опустил голову в воду и пил, пока в реке совсем не осталось воды (за что его и назвали Копуваи). Но свежая вода из озера вновь наполнила русло, и людоеду ничего не оставалось, как вернуться в пещеру.
Увидав Каиамио, соплеменники не поверили своим глазам. Радостным крикам не было конца. А вечером все плакали, с ужасом слушая рассказ о ее жизни в пещере. Соплеменники Каиамио решили разделаться с людоедом, тем более что стало известно, где он скрывается. Каиамио будет их проводником! Но Каиамио сказала, что надо дождаться лета, потому что летом дует теплый северо-западный ветер. Ветер навевает на Копуваи сон, и тогда вооруженные мужчины справятся с ним без труда.
Через несколько месяцев большой отряд воинов направился к пещере людоеда. По дороге мужчины собирали сухой тростник и стебли льна. Когда до пещеры было уже недалеко, Каиамио пошла вперед посмотреть, что делает Копуваи. Вскоре она вернулась и сказала, что они пришли вовремя. Копуваи и его псы крепко спят в пещере. Воины прокрались вперед и сложи ли сухой тростник перед входом в пещеру. В своде пещеры было отверстие, и самые отважные расположились вокруг него.
Мужчины бросили факел в кучу сухой травы, льна и веток. Огонь занялся, и ветер унес горящие ветки и траву во мрак пещеры. Собаки Копуваи задохнулись в дыму, только две из них перепрыгнули через стену огня и убежали в лес. Сам Копуваи попытался вылезти из пещеры через отверстие в своде. Но как только собачья голова показалась снаружи, воины, поджидавшие дикаря, убили его.
Собаки, спасшиеся от огня, прибежали в другую пещеру и окаменели, выставив наружу передние лапы – их можно отыскать и посмотреть. Один из горных кряжей с тех пор называют Копуваи, потому что на его вершине стоит огромный камень, похожий на туловище людоеда.
Повелитель китов и колдун
Тохунга Те Тахи-о-те-Ранги жил в лесу. Он обладал огромной маной. Его фаре стоял отдельно от остальных домов па, потому что все боялись его: про тохунгу говорили, что он занимается колдовством и способен совершать самые страшные дела, даже наслать на человека смерть. Год за годом росла дурная слава тохунги, и люди боялись его все больше и больше, пока, наконец, их терпение не истощилось. А тут еще произошло большое наводнение, и все были уверены, что в этом несчастье повинен Те Тахи. Мужчины говорили, что тохунгу нужно убить, но никто не решался поднять на него руку. Много вечеров думали мужчины, как им быть, и в конце концов придумали. Они решили не поскупиться на похвалы и уговорить Те Тахи отправиться с ними на остров Факаари, где из-под камней со свистом вырывается пар и при каждом шаге чувствуется, как Руаумоко ворочается под матерью-землей, на тот самый остров, где нет ни капли воды и человеку нечем утолить жажду. Они бросят его на этом страшном безводном острове и будут жить спокойно, не опасаясь его злодеяний.
Тохунге было лестно, что мужчины попросили его поплыть с ними на Факаари ловить птиц тити – буревестников. Охотники высадились на острове в конце дня. Два-три человека остались на берегу охранять лодки, а остальные разбились на несколько отрядов. Те Тахи вместе с самыми знатными рангатирами пошел на северо-восточный берег. Их сопровождали рабы, которые несли корзины с провизией и кувшины с водой.
Когда они нашли пещеру, где можно было укрыться на ночь, стало совсем темно. Мужчины зажгли факелы и несколько часов вместе с тохунгой ощупью пробирались по узким ходам пещеры, отыскивая птичьи гнезда, а потом при свете факелов убивали птиц. К тому времени, когда корзины наполнились доверху, все устали. Охотники и тохунга, едва передвигая ноги, забрались в пещеру, и скоро все уже крепко спали.
Первые солнечные лучи разбудили Те Тахи. Он сел и прежде всего посмотрел, цела ли его добыча. К его удивлению, корзин в пещере не было. Он знал, что охотники не могли унести их, потому что пища тохунги – табу. Но как ни странно, ни птиц, ни кувшинов, ни вождей, ни рабов в пещере тоже не было. И вдруг тохунга понял, что означало его одиночество. Он попался на удочку льстивых похвал, и его бросили на этом зловонном коварном острове, где из-под земли выбивается пламя. Тохунга вылез из пещеры и побежал по скалам к тому месту, где лодки пристали к берегу. На берегу не было ни людей, ни лодок, но далеко в море виднелись черные точки – лодки его соплеменников.
Невеселая улыбка появилась на лице Те Тахи. Он снял пояс, скрученный из листьев льна, и отделил от него три листика. Он сорвал эти листья с неприкосновенного куста льна, который рос в священнейшем из священных мест рядом с его домом. Эти листья обладали большой маной. Размахивая листьями, Те Тахи произнес заклинание, обращенное к Тангароа и Тутаре-кауикае, слуге бога моря, повелителю китов и океанских чудовищ. Ему не пришлось долго ждать ответа. Огромное чудовище появилось в заливе и подплыло к самому берегу. Струя пара поднялась над водой, утренний ветер подхватил ее и унес прочь. Те Тахи вошел в воду и подплыл к танифе, терпеливо ожидавшему, пока тохунга взберется к нему на спину и устроится в небольшом углублении, которое есть на спинах у всех китов и морских тациф, наверное, потому, что так им удобнее переносить людей.
Танифа с тохунгой на спине быстро пересек залив. Когда они проплывали мимо стремительно скользивших лодок, Тутара-кауикае хотел потопить их, но Те Тахи воспротивился.
– Пусть они будут наказаны стыдом, – сказал он. – Пусть милосердие умножит нашу славу.
Никем не замеченные, они проплыли мимо лодок, и танифа благополучно высадил тохунгу в устье реки Факатане, откуда он без труда вернулся домой. Те Тахи сидел перед своим фаре все с той же невеселой улыбкой на лице и держал в руках листья льна, а охотники один за другим проходили мимо него. Они шли с опущенными головами и не смели взглянуть на тохунгу: им было стыдно, что Те Тахи узнал, сколько злобы накопилось в их сердцах, и оказался сильнее их.
Через некоторое время тохунга покинул своих неблагодарных соплеменников и вскоре умер. Танифа пришел к своему другу и унес его тело в море, где тохунга превратился в мараки-хау – в морское чудовище с человечьим телом и головой, но хвостом вместо ног. С тех пор мараки-хау всегда помогает людям, когда им грозит гибель в воде.
Сила вечной любви
О Роне вздыхали сорок пять молодых мужчин из ее племени и множество других, которых она не знала. Среди них был Хакавау, тохунга из Кафии, который издали восхищался ею, но ни разу не сказал девушке о своей любви. А вот тохунга-злодей Паава, которому подчинялось великое множество атуа, поступил иначе. Один из его атуа рассказал Пааве о необыкновенной красоте Роны – светлокожей, веселой, прекрасной, как день. Однажды она купалась со своими подругами, и чьи-то невидимые руки схватили ее и перенесли в па, где жил Паава. И Паава насильно сделал ее своей женой.
Подруги с ужасом рассказали о таинственном похищении Роны ее брату Корокиа. Тот призвал на помощь всех, кто любил Рону, и их друзей. Корокиа знал, что никто, кроме злодея Паавы, обладавшего чудодейственной силой, не мог перенести девушку из одного места в другое.
Молодые мужчины поспешно явились на зов Корокиа и отправились в путь. Они боялись могущественного Паавы и крались по лесу, избегая тропинок, в надежде застать тохунгу врасплох. Только на опушке воины Корокиа сомкнули ряды и побежали по полю, окружавшему па тохунги Паавы. Но их приближение не осталось незамеченным. Они обезумели, прежде чем достигли частокола па. Некоторые из них бездыханными упали на землю, другие начали ожесточенно сражаться друг с другом. Из ста сорока человек, которые отправились за Роной, спасся только один. Только Корокиа остался в живых из всего отряда бесстрашных воинов.
Опечаленные родные долго советовались друг с другом и решили попросить Хакавау помочь им спасти Рону. Тохунга Хакавау, слывший искусным воином, погрузился в глубокую скорбь, узнав о похищении Роны.
– Если бы Пааву можно было одолеть в бою, – сказал он, – я с радостью повел бы воинов против него, но в этом деле все зависит от макуту. Я бессилен перед Паавой, мы ничего не добьемся, только погибнет еще несколько десятков храбрых мужчин. Надо сделать по-другому. Я поговорю с отцом.
Отец Хакавау выслушал сына и сказал:
– Да, злодея Пааву можно одолеть. Но не с помощью дубины, таиахи, или палицы-мере, а иначе. Надо, чтобы его сила обернулась его слабостью. Вот что я тебе скажу, сын мой: у меня есть брат, он хорошо знает заклинания, его мана могущественнее маны Паавы. Он живет в Уревере. Ты должен пройти долгий путь до Уреверы и рассказать ему, что случилось. Нас выносило одно чрево, он поделится с тобой тем, что знает, и посвятит тебя во все тайны своего искусства.
Прошло немало дней и недель, прежде чем Хакавау вернулся к отцу.
– Прими мою благодарность, отец. Спасибо тебе и твоему брату. Теперь я знаю заклинание, которое поможет мне одолеть злодея Пааву. С помощью этой каракиа я заставлю его пасть к нашим ногам.
Хакавау набрал небольшой отряд всего из пятидесяти человек, потому что в деревне почти не осталось мужчин, способных носить оружие. На этот раз отряд не старался скрыться от глаз врагов и скоро подошел к па, где жил Паава. Хакавау прокрался вперед, чтобы получше разглядеть па. Он заметил на сторожевой башне Пааву, который жестами указывал в сторону отряда Хакавау. Обладая даром проникать взглядом в невидимый мир демонов, Хакавау с тревогой смотрел, как атуа Паавы приближаются к ничего не подозревавшим воинам его от ряда. Собрав все свои силы и припомнив все, чему его научил дядя, Хакавау произнес заклинание и призвал на помощь многочисленных атуа из Уреверы.
Благодаря своему особому зрению он видел, как они появились на поле и вступили в бой с атуа Паавы. Только два человека различали призрачных воинов, сражавшихся друг с другом. Их хриплое дыхание, крики демонов-соперников, тяжелые удары дубин, стоны раненых терзали слух только двух людей: Хакавау и Паавы. Некоторое время трудно было понять, кто сильнее, но атуа из Уреверы были опытными воинами и в конце концов обратили в бегство атуа, которых призвал на помощь Паава.
Тогда Хакавау возвратился к своему отряду.
– Вперед! – крикнул он. – Настал час отмщения. Один из храбрейших воинов приблизился к нему.
– О Хакавау! – воскликнул он. – Я знаю, ты ничего не боишься, а я дрожу, мне страшно выполнить твое приказание. Я умею драться с людьми из плоти и крови, но демоны убьют нас, прежде чем мы подойдем к наружной ограде па.
Хакавау посмотрел на него с удивлением.
– Бой окончен, – сказал он. – Я видел все, что произошло, своими глазами. Атуа Паавы мертвы. Сейчас ты сам в этом убедишься.
Хакавау пошел вперед, воины боязливо двинулись за ним. Им трудно было поверить в невидимый бой, но они верили своему вождю. Хакавау вел их по безлюдному лабиринту оград. Паава покинул сторожевую башню. Он видел разгром своих атуа и понял, что лишился маны. Вернувшись к себе в фаре, он ждал конца.
Хакавау велел привести Пааву, воины исполнили его приказ. Хакавау взял палицу-мере и подошел к Пааве. Мере дрожала в его руке, он поднес ее к голове Паавы, но отвел руку, потом снова приблизил, но так и не ударил Пааву. Хакавау только слегка прикоснулся мере к виску Паавы в том месте, где череп тоньше всего; умелый воин ловким ударом в это место сносит голову противнику. Мере поранила кожу, не повредив кость, и тонкая струйка крови побежала по лицу Паавы. Хакавау выдернул перья из волос Паавы, снял с его уха нефритовую подвеску и бросил на землю его плащ.
– Паава, настал конец твоему всевластию, – сурово проговорил он. – Твоя каракиа бессильна против моей. Я не убью тебя. Я покрою тебя позором. Помни о своем унижении, помни, что ты обязан мне спасением своей жизни. Отныне ты не тохунга и не рангатира. Теперь ты тутуа, низкорожденный. Отвечай, где Рона? – приказал Хакавау.
Развенчанный тохунга смиренно повел своего соперника к дому и проскользнул за дверь. Из дома вышла Рона. Она в самом деле была красавицей, желанной для каждого мужчины. У нее была светлая кожа, стройное тело, она двигалась легко и красиво, и в ее глазах светилось нежное пламя любви к молодому тохунге из Кафии.
Все остальные мужчины, которые мечтали о ней, погибли. Но какое значение имели эти беды – гибель молодых храбрых воинов, ласки ненавистного Паавы, долгая неволя, разлука с друзьями – какое значение имели все эти беды по сравнению с любовью мудрого, сильного, красивого, грозного, желанного Хакавау? Обрадованная встречей, Рона бросилась ему на шею, и Хакавау привел ее назад в родную па. Горе слилось с радостью, но в па еще оставались молодые люди, а это означало, что пройдет немного времени и голые детишки будут бегать на марае и между домами, в знак того, что к па возвращается былая сила.
Драгоценный нефрит
Хине-ту-а-хоанга, хранительница песчаника Фаиапу, завидовала Нгауе, хранителю драгоценного нефрита Поутини. Хине не могла не мучиться от зависти и ревности, пока Нгауе жил рядом с ней и владел сверкающим куском нефрита. Она наговаривала на него, распускала про него сплетни, и друзья начали коситься на Нгауе. Его жизнь стала невыносимой, и в конце концов Нгауе решил, что единственное спасение для него – это покинуть свой дом на Гаваики.
Нгауе сложил в лодку все, что нужно для долгого плавания, взял с собой Поутини и отправился в путь, сам не зная, куда плывет. Он был готов уплыть куда угодно, лишь бы избавиться от преследований Хине. Как только Нгауе отплыл от берега, взбалмошная Хине затосковала: она не могла смириться с тем, что никогда больше не увидит Поутини. Фаиапу и Поутини постоянно враждовали, но не могли жить друг без друга, потому что Фаиапу, песчаник, – это точильный камень, на котором точат наконечники из нефрита, Поутини.
Хине поспешно спустила лодку на воду и поплыла за своим врагом, чей парус она видела на горизонте. День за днем плыла Хине, пока Нгауе не высадился на острове Тухуа. Хине тоже высадилась на острове, но вскоре снова убедилась, что не может долго выносить присутствие Нгауе, а Фаиапу и Поутини не в состоянии мирно ужиться друг с другом. Нгауе взял Поутини и вновь поставил парус, а неугомонная Хине-ту-а-хоанга, коварная и завистливая Хине, продолжала преследовать его, пока он не приплыл к берегам Ао-Теа-Роа, земли, которую ни он, ни она никогда прежде не видели.
Перед ними лежала страна снежных гор, окутанных облаками, страна зеленых лесов, полных звонкоголосых птиц, и Нгауе решил, что здесь он сможет без помехи радоваться своему сокровищу, Поутини. Нгауе хотел положить конец распре между камнями и плыл, не останавливаясь, вдоль берега Ао-Теа-Роа. Наконец он подплыл к устью реки Арахуры и спрятал навеки свой бесценный нефрит. Нгауе опустил камень в торопливо бегущую реку, над которой шептались деревья, и холодная вспененная вода сомкнулась над ним.
Нгауе поплыл домой и увез с собой кусочек Поутини, потому что не мог расстаться со своим сокровищем.
– Что ты видел в далекой стране? – спросили его люди, когда он вернулся.
Нгауе улыбнулся и рассказал много удивительного о птицах моа, во много раз больше человека, о нефрите, погребенном в холодном горном потоке, о трубастых голубях, о белых цаплях необыкновенной красоты, о деревьях, усыпанных ярко-красными цветами, будто объятых пламенем. Нгауе вынул спрятанный кусок Поутини и сделал несколько наконечников и подвесок. Он рассказал своим соплеменникам, как много на Южном острове нефрита, который так их обрадовал.
Рассказы Нгауе передавались из уст в уста. Наверное, эти рассказы и привели маори в страну Ао-Теа-Роа.
Наказание за длинный язык
Рона была очень красивая, и муж горячо любил ее. Но они часто ссорились, потому что Рона то и дело сердилась и давала волю своему языку.
Однажды муж сказал Роне:
– Сегодня будет лунная ночь, в такую ночь хорошо удить рыбу. Я возьму мальчиков и поплыву подальше, до острова, там всегда много рыбы. Мы вернемся только завтра вечером, раньше нас не жди. Зато привезем хороший улов. Смотри, чтобы к нашему возвращению еда была готова.
На следующий день Рона приготовила печь и стала поджидать мужа и сыновей. Когда тени удлинились, она разожгла костер. Рона так хорошо рассчитала время, что раскаленные камни засветились в темноте, как раз когда до нее долетела песня спешивших домой рыбаков. Рона уже собралась положить еду в печь, как вдруг увидела, что в кувшинах нет воды. А ей нужно было вылить воду на раскаленные камни, чтобы на пару сготовить пищу.
Песня звучала все громче над затихшим морем, и Рона знала, что мужчины рассердятся, если еда не поспеет, потому что они долго ловили рыбу и сильно проголодались.
Источник был недалеко. Рона схватила кувшины и побежала. Уже совсем стемнело, но на небе сияла полная луна, и Рона хорошо видела тропинку, залитую лунным светом. Вдруг случайное облачко закрыло луну. После яркого света Рона оказалась в темноте и потеряла тропинку. Она споткнулась о корень, пошатнулась и, пытаясь устоять на ногах, ударилась о скалу и разбила лицо.
Роне было очень больно, она рассердилась на луну за то, что та перестала освещать ей путь, и крикнула:
– Вареная башка!
Луна услышала эти оскорбительные слова – это злобное проклятие! – и спустилась на землю. Она схватила Рону и потащила на небо. Тогда Рона, спасая свою жизнь, уцепилась за ветку дерева нгаио. Но кому под силу сражаться с богами? Луна вырвала с корнями дерево, за которое в отчаянии цеплялась Рона, и унесла женщину вместе с деревом. С тех пор Рона живет на луне, и каждый может увидеть, что она держит в руках два кувшина и дерево нгаио, которое донесла до своего нового дома.
Нерадостным оказалось возвращение мужа и детей с рыб ной ловли. Огонь еще мерцал в уму, сырая пища лежала рядом с печью, а Роны нигде не было. Только взглянув на ночное небо, муж и сыновья поняли, что длинный язык Роны в конце концов вывел богов из терпения. На круглолицей луне они увидели Рону с нгаио и двумя кувшинами.
«Помните, как дурно поступила Рона!» – говорится в ста рой поговорке маори.
Подвиг родителей
Рау-фато была женой Тури-роа, потомка великого прародителя племени Таупо. Они оба были молоды и жили счастливо вместе со своими соплеменниками в деревне Пониу на северном берегу озера Таупо. Однажды ночью на их па напал вражеский отряд из Нгати-раукавы. В па никто не ожидал беды, большинство мужчин были тут же убиты, несколько уведены в рабство. Под покровом ночи среди всеобщего смятения Тури-роа удалось провести жену и маленького сына на берег и спрятаться вместе с ними в неглубокой пещере на мысу. Это было ненадежное укрытие, но другие пути бегства оказались отрезаны. Воины из Нгати-раукавы уничтожили все лодки, а их вождь знал про пещеру на мысу. В этой пещере беглецы могли только недолго передохнуть.
– Мне все равно не скрыться от врагов, – сказал жене Тури-роа. – А ты должна попытаться спастись ради нашего сына. Ты хорошо плаваешь. Я привяжу мальчика тебе на спину. Постарайся переплыть озеро, может быть, ты доберешься до па, где живет твоя мать.
Рау-фато сняла набедренную повязку. Тури-роа свернул ее жгутом и крепко завязал у нее на плечах, чтобы у сына под головой была подушка. Потом он положил мальчика жене на спину и туго затянул веревку. Рау-фато и Тури-роа в последний раз обняли друг друга. Женщина вошла в холодную воду и поплыла. Едва она успела отплыть от берега, как вождь вра жеского отряда с несколькими воинами окружил пещеру. Тури-роа спросил их, почему они напали на Пониу. Вождь пустился в объяснения, а когда он кончил, Тури-роа без сопротивления покорился своей участи. Умирая, он знал, что его жене и сыну удалось вырваться из рук врагов.
Добрый атуа защитил отважную женщину. Рау-фато проплыла километров восемь! Измученная и обессиленная, она наконец почувствовала под руками плоский камень и с трудом взобралась на него. К счастью, Рау-фато вышла на берег недалеко от деревни матери. Женщины привели ее в па, согрели и постарались утешить, но она тревожилась только о сыне, спасая которого едва не погибла сама. Мальчика растерли, согрели у костра и накормили. Ему дали имя Те Урунга, что значит подушка, в память о том, как он плыл на спине матери, где была привязана подушка из ее одежды, чтобы поддерживать его голову над водой.
Борьба за любимую женщину
Хине-и-те-какара вышла замуж не за Ту-те-амоамо, а за его младшего брата Ваи-хуку. У Ту-те-амоамо и Ваи-хуки не было ни отца, ни матери, они жили одни, вдали от своих соплеменников. Ваи-хука долго добивался благосклонности красавицы Хине-и-те-какары и наконец привел ее домой, нисколько не опасаясь соперничества брата. А Ту-те-амоамо полюбил Хине-и-те-какару и решил во что бы то ни стало завладеть ею, даже если ради этого придется убить Ваи-хуку.
Однажды братья отправились в море ловить рыбу. Когда пришло время возвращаться, Ту-те-амоамо притворился, что не может поднять из воды камень, который держал лодку на якоре. Он попросил младшего брата нырнуть и освободить веревку. Как только Ваи-хука скрылся под водой, Ту-те-амоамо отплыл от этого места и стал поджидать брата. Ваи-хука вынырнул и с удивлением взглянул на брата.
– Я отрезал веревку, – сказал он, ничего не подозревая. – Подгони лодку поближе.
Ту-те-амоамо с презрением рассмеялся. А потом выбросил за борт циновку брата, удочку и весло.
– Вот теперь твоя лодка, – сказал он и, не обращая внимания на крики брата, стремительно поплыл к берегу и вскоре вернулся домой.
– Где мой муж? – спросила Хине.
– Ничего с ним не случилось. Сидит в своей лодке.
– Вы поплыли вместе. Почему же он сидит в своей лодке?
Ту-те-амоамо снова рассмеялся.
– Говорю тебе, ничего с ним не случилось. Он в состоянии сам о себе позаботиться. А ты очень опечалишься, если он никогда не вернется? Можешь положиться на меня, я не дам тебя в обиду.
Хине догадалась, что с мужем случилась беда, и ее глаза наполнились слезами.
Ту-те-амоамо старался утешить ее, но Хине почувствовала в его ласках дурной умысел. Она убежала в фаре и заперла дверь на засов. Ту-те-амоамо попытался выманить ее льстивыми речами, но понял, что словами ничего не добьется, и набросился на дверь с кулаками. Хине-и-те-какара упорно молчала.
Час проходил за часом, из дома по-прежнему не доносилось ни звука. Наступила ночь, и Ту-те-амоамо вновь стал упрашивать Хине впустить его.
– О Хине! Отодвинь засов, – молил он. – Я не сделаю тебе ничего плохого. У тебя нет больше мужа, теперь я буду заботиться о тебе, теперь я буду любить тебя.
Но молодая женщина только пела печальную песню.
Ту-те-амоамо ждал. Время от времени он возобновлял свои мольбы, но Хине больше не отвечала. Наконец его терпение истощилось, и он взломал дверь. К его великому изумлению, в доме никого не было. Ту-те-амоамо выбежал из пустого фаре и бросился в лес на поиски Хине.
Ваи-хука едва не погиб в море, где его бросил Ту-те-амоамо. Он плыл и, пока были силы, старался держаться на воде, а когда совсем ослабел, попросил помощи у птиц. Но птицы со зловещими криками кружились над головой Ваи-хуки и ждали его смерти. Тогда Ваи-хука попросил помощи у рыб, и на этот раз его просьба не осталась без ответа. Стараниями кита Ваи-хука вскоре оказался на берегу недалеко от дома. Он брел по песку, с трудом передвигая ноги, и вдруг к нему в объятия бросилась Хине-и-те-какара. Оказалось, что пока Ту-те-амоамо уговаривал ее открыть дверь, она вырыла в углу фаре подземный ход и выбралась наружу, прикрыв дыру в полу циновкой, чтобы Ту-те-амоамо ни о чем не догадался. Хине-и-те-какара ре шила идти вдоль берега моря, потому что хотела найти тело мужа, она и не думала, что увидит его живым.
Ваи-хука и Хине-и-те-какара вернулись в фаре и обняли друг друга. Хине рассказала мужу о недостойной страсти его брата, и Ваи-хука понял, почему тот попытался утопить его в море.
Ту-те-амоамо подошел к фаре и услышал, что там кто-то есть. Его лицо расплылось в самодовольной улыбке. На этот раз он решил войти без предупреждения. Ту-те-амоамо обошел на цыпочках вокруг дома, взялся обеими руками за дверь и с треском распахнул ее. Он ничего не видел в темноте, но слышал ровное дыхание и какой-то шорох.
Ту-те-амоамо вытянул руки и сделал шаг вперед. Его рука коснулась голой ноги. Он потянул ногу к себе и в тот же миг узнал брата, а в следующий миг Ваи-хука ударом палицы мере проломил ему голову.
|
_________________
Мой девиз: один против всех, и всем несдобровать... |
|
FAQ
Поиск
Пользователи
Группы
Регистрация
Профиль
Войти и проверить личные сообщения
Вход
