АВРОРА

[Nslavnitski]

Наткнулся среди докладов П.В. Сазонова на один момент:

Из доклада П.В. Сазонова Николаю II, ноябрь 1910 г. – о содержании беседы с германским императором.

[Nslavnitski]

Он же в октябре 1912 г.

[Nslavnitski]

Лето 1913 г.

[Nslavnitski]

Август 1913 г.

[Ута]

Исламская цивилизация, исламизм и терроризм
Георгий Мирский

Вероятно, ни одна религия в наши дни не привлекает такого внимания и не вызывает столько споров, как ислам. Его можно назвать самой сильной и жизнеспособной религией современности. В то же время несомненная и постоянно растущая угроза, которую принято именовать «исламским терроризмом», заставляет все большее число людей во всем мире взирать на ислам со страхом и непониманием. Отнюдь не соглашаясь с квалификацией ислама как «религии вражды и ненависти», нельзя в то же время игнорировать тот неоспоримый факт, что большинство актов международного террора в последнее время совершается мусульманами и в качестве обоснования приводится необходимость защиты ислама. Что-то явно неладно - если не с самим исламом как религией, то во всяком случае с отношением его «защитников» к современному миру… Сегодня «Полит.ру» публикует статью Георгия Мирского об исламской цивилизации, исламизме и терроризме из последнего номера «Отечественных Записок», посвященного проблеме ислама в России.

Почему же ислам воспринимается многими людьми как зловещая и угрожающая сила? Начать рассмотрение этого вопроса следует с повторения того, что уже было сказано, а именно - с констатации огромной мощи и жизнеспособности ислама. Ни в одной другой религии нет такого количества верующих, страстно и самозабвенно преданных своей вере. Ислам ощущается ими как основа жизни и мерило всех вещей. Он привлекает все больше сторонников, многочисленные случаи перехода в ислам контрастируют с практически ничтожным числом перехода из него в другие конфессии. В Соединенных Штатах ислам вскоре станет второй религией после христианства, оттеснив иудаизм. Простота и непротиворечивость устоев этой религии, ее способность дать верующим целостную и понятную картину мира, общества и устройства вселенной - все это делает ислам притягательным для новых приверженцев.

Ничто, кроме религии, не связывает столь разные во всех отношениях народы, как, например, курды и индонезийцы, марокканцы и афганцы. Весь образ жизни мусульман основан на религии до такой степени, что сами термины “ислам” и “исламская цивилизация” могут звучать почти как синонимы. Но поскольку ислам “больше, чем религия”, мусульманская цивилизация объединяет людей, которые при всем различии менталитета и обычаев сознают свою принадлежность к некоей не только религиозной общности. Это сознание, в отличие от того, каким обладают этнические группы, не отражает общности исторической судьбы (какие воспоминания о совместно пережитом прошлом могут быть, скажем, у жителей Египта и Бангладеш?) и не объясняется этнической и языковой близостью - оно связано с духовной и культурной традицией. Принадлежность к мусульманскому сообществу порождает особую солидарность, которая опирается не только на единое вероисповедание, но и на вытекающее из самих устоев ислама мироощущение, отношение как к отдельным людям, так и к обществу в целом, к идеям, вещам и природе. Именно это, а не сама по себе религия, позволяет говорить о существовании исламской цивилизации.

И эта цивилизационная солидарность является сегодня несомненным фактом. Бесчисленные конфликты и войны между мусульманами ничего в этом смысле не меняют. Цивилизации не бывают монолитными и бесконфликтными: в двух мировых войнах прошлого столетия большинство жертв составляли люди одной и той же цивилизации, называемой иудео-христианской.

Причины так называемого “исламского возрождения” (подъема, политизации, радикализации и т. д.) подробно описаны. Это прежде всего глубокое разочарование и фрустрация, вызванные тем, что мусульманское “сообщество избранных”, приверженцев единственно верного учения, оказалось в современном мире на обочине, переживает упадок, вынуждено бессильно смотреть, как неверные определяют судьбы человечества и правят миром. В первую очередь это относится к арабским странам. Нельзя уйти от сравнения былой славы и могущества арабов с их теперешним положением. Фиаско всех без исключения форм правления, “заимствованных у неверных”, - начиная от карикатурной демократии, имитировавшей “западную модель”, и кончая насеровско-баасистским “государственным социализмом” - неизбежно должно было привести мусульманских активистов к выводу о том, что первопричина бед - отступление от принципов первоначального ислама, а ключ к решению многочисленных проблем - в восстановлении этих принципов под девизом: “Ислам - вот ответ”. Так возник исламский фундаментализм, занявший доминирующее положение в той части спектра мусульманской мысли, которая не довольствуется нынешним безрадостным положением вещей и активно ищет пути преодоления упадка.

Ведущий американский специалист по проблемам ислама Джон Эспозито писал в своей книге “Исламская угроза”, что “исламские политические активисты считают ислам совершенным и целостным образом жизни - это в их представлении обусловлено Кораном, Божиим откровением, подкреплено примером Мухаммада и реализовано во всеобъемлющей природе шариата. А если так, вдохнуть жизнь в мусульманские правящие учреждения и в общество можно лишь одним способом: вновь утвердить исламский закон, сделать его основой государства и общества, которые должны руководствоваться исламом и опираться на социальную справедливость... Современное национальное государство потерпело катастрофу... Слабость и подчиненное положение мусульманских государств - это следствие безбожия мусульман, которые уклонились от пути, начертанного Богом, и предпочли ему светские, материалистические идеологии и ценности Запада или Востока - капитализм или марксизм” [1]. Здесь описан именно мусульманский фундаментализм. Разумеется, фундаментализм нельзя отождествлять с политическим радикализмом, исламизмом и тем более с терроризмом, но та система мышления, которая начинается с фундаментализма, вполне способна привести к экстремизму и террору.

Отставание мусульманского мира, особенно арабской его части, действительно ощущается во многом, не только в провалах политических режимов. Среди ученых в мире насчитывается всего один процент мусульман (в одном Израиле живет больше ученых, чем во всех мусульманских странах вместе взятых). В арабских странах ежегодно переводятся лишь около 300 иностранных книг - в пять раз меньше, чем в Греции. Капиталовложения в научные исследования здесь составляют одну седьмую от среднемирового уровня. В 56 странах-членах Организации Исламской конференции проживает пятая часть населения земли, но они совместно производят меньший валовой национальный продукт, чем Франция [2].

Причины такого отставания некоторые исследователи видят в экономической системе Османской империи, с ее засильем государственной власти, подавлением частной инициативы, отсутствием правовых гарантий для предпринимательства и т.д. Другие объясняют его особой культурной и интеллектуальной традицией, которая препятствовала становлению гражданского общества. На протяжении столетий в мусульманском мире доминировали богословы-юристы (улемы), заботившиеся главным образом о том, чтобы не допустить нововведений (бида). Их ригидность и узколобость, одержимость сохранением традиционных исламских устоев мешали как притоку новых общественных идей (гражданских свобод, прав человека, демократии), так и техническому прогрессу, - всему, что шло с Запада и уже поэтому было неприемлемым.

Если определено, что причина всех несчастий - забвение основ ислама, то остается лишь уяснить, кто препятствует восстановлению этих основ. Ответ прост - это Дар аль-Куфр, мир неверия, в сегодняшнем мире представленный исконным врагом, обществом западной иудео-христианской цивилизации. К нему относятся прежде всего развитые страны, и особенно Америка - средоточие западного неверия и враждебности к исламу. Но не только они, Россия тоже. Не случайно девиз Хомейни гласил: “Смерть Америке, смерть Израилю, смерть Советскому Союзу!”

Исламский радикализм питается жгучим ощущением несправедливости, которое постоянно испытывают люди в Азии и Африке, особенно в арабском мире. Низкий жизненный уровень, нищета, безработица - все это порождает комплекс неполноценности, сознания своей незаслуженной “второсортности” по сравнению с Западом, вчерашним колонизатором и хозяином, империалистическим хищником, стремящимся уничтожить традиционные ценности мусульманского мира, растворить их в безбожном материализме. Мусульмане гордятся своей древней и богатой цивилизацией, но понимают, что в мировой иерархии их страны стоят на низшей ступени. Убежденные в превосходстве своей культуры и в том, что только ислам содержит абсолютную истину, они с горечью видят, что в мире властвуют, задают тон другие.

Это общее чувство горечи усугубляется одним специфическим, но чрезвычайно важным обстоятельством. Иерусалим, третий после Мекки и Медины священный город ислама (по-арабски он называется Аль-Кудс, что и значит “священный”), где находятся две глубоко почитаемые мечети - Масджид аль-Акса (“отдаленная”) и Купол скалы (обе они связаны с преданием о ночном путешествии Мухаммада из Мекки на палестинскую землю, во время которого пророк был вознесен на небо для встречи с Аллахом), - сейчас оказался под властью Израиля, который в глазах мусульман является форпостом Запада, прежде всего Соединенных Штатов. Американцев обвиняют в том, что по их воле евреи захватили святую землю. Практически все мусульмане видят в этом трагедию ислама, виновниками которой называют Израиль и Соединенные Штаты. Это дополнительный и очень веский аргумент, обосновывающий необходимость борьбы против Америки. Его также используют радикалы-исламисты, внушая своим единоверцам мысль, что единственным эффективным оружием в борьбе против несравненно более сильного врага может стать террор.

Возможно, большинство мусульман в своей повседневной жизни не занято столь глобальными проблемами, но, судя по всему, они так или иначе одобряют основные тезисы активных исламистов, а также их убежденность в том, что первопричиной всех бед является западный империализм. В этом смысле мусульмане разделяют взгляды, преобладающие в третьем мире как таковом, - ничего собственно исламского в таких взглядах нет. Они отражают широко распространенный антиамериканизм, точнее антигегемонизм, вызванный как поведением единственной сверхдержавы, так и устоявшимся представлением, согласно которому Америка стремится не только господствовать над всем миром, но и навязать всем свои ценности, свой образ жизни, лишив других самобытности и древних традиций.

Но дело не только в этом. Сама по себе сущность ислама как религии, некоторые изначально заложенные в нем положения, равно как и особенности развития богословско-общественной мысли на протяжении веков - вот что создает благоприятную почву для перерастания обычной “третьемирской” неприязни к Западу в активное противодействие, ведущее к терроризму. Разумеется, неверно называть ислам религией, поощряющей насилие и возбуждающей вражду. Как и во всякой великой религии, в исламском учении можно найти противоречащие друг другу принципы и призывы. Пресловутая концепция джихада, например, может быть истолкована в совершенно различных смыслах. И тем не менее в Коране содержатся формулы, которые без всякой натяжки можно интерпретировать как призыв не просто к защите ислама от его врагов, но и к истреблению неверных, если они выступают против единственно истинной религии. А поскольку при желании так можно трактовать даже “культурную экспансию” иноверцев, ничто не мешает, ссылаясь на заповеди Аллаха, провозгласить беспощадную борьбу с ними священным долгом мусульман. Именно это и делают исламисты.

Уже отмечалось, что источник силы и жизненности ислама - тотальная преданность верующих, их безоговорочная готовность следовать за руководителями, если есть убежденность в том, что последние действительно вдохновляются духом Корана. Поэтому лидерам исламистов приходится доказывать, что Коран учит применять насилие по отношению к врагам ислама. Они ссылаются на послание Мухаммада, в котором мир разделен на Дар аль-Ислам и Дар аль-Куфр и предсказывается триумф ислама после того, как истинно верующие одолеют мир неверных.

Джихад всегда считался религиозным долгом мусульманина и одной из главных обязанностей мусульманской общины, хотя улемы никогда не включали его в число столпов ислама. Это слово чаще всего переводят неточно как “священная война”, но буквально оно означает лишь высшее, максимальное усилие; главное понимание джихада состоит в том, что верующий борется против зла и искушений в самом себе, путем самодисциплины стремится следовать воле Бога, идти по указанному им прямому пути, быть добродетельным, совершенным мусульманином. Это - “большой джихад”, а “малый джихад” - это борьба за распространение и защиту ислама. Но исламисты делают упор фактически именно на “малый джихад”, и им есть на что сослаться, хотя бы на такие стихи Корана: “И сражайтесь на пути Аллаха с теми, кто сражается с вами... И убивайте их, где встретите, и изгоняйте их оттуда, откуда они изгнали вас... Я брошу в сердца тех, которые не веровали, страх; бейте же их по шеям... избивайте многобожников, где их найдете, захватывайте их, осаждайте, устраивайте засаду против них во всяком скрытом месте!”[3] Конечно, нельзя забывать об историческом контексте: речь здесь идет не о христианах, а о язычниках, к тому же наряду с призывом убивать есть и ограничение: “не преступайте пределов дозволенного”. Но при желании можно интерпретировать эти суры Корана как призыв убивать вообще всех неверных, т.е. немусульман. Именно это и делают воинствующие исламисты, а ваххабиты идут еще дальше и считают врагами даже мусульман, уклоняющихся от выполнения этого “священного долга”. Как писали о джихаде российские ученые Н. Жданов и А. Игнатенко, “уйти от силового содержания этого понятия трудно” [4].

Симптоматично, что один из идеологов исламизма, Салих Сиррия, резко выступал против демократии как “образа жизни, противоречащего исламскому пути. При демократии люди властны издавать законы, разрешать и запрещать то, что они хотят, в то время как ислам не позволяет им решать, что есть “халяль” (разрешенное Аллахом) и что есть “харам” (запрещенное Аллахом), даже если между ними по какому-либо вопросу существует полное единодушие. Сочетать ислам с демократией - то же самое, что сочетать, например, иудаизм и ислам; точно так же, как человек не может одновременно быть мусульманином и иудеем, он не может быть в одно и то же время мусульманином и демократом” [5].

И здесь мы видим, насколько пагубно для исламской цивилизации - как это ни парадоксально - то обстоятельство, что в ней отсутствует такой институт, как церковь с ее иерархической структурой, увенчанной наверху непререкаемым авторитетом. И католическую, и православную церковь издавна обвиняли в том, что данный тип структуры утверждает моноцентризм, препятствует свободе мысли. Но вот в рядах мусульман появляется Усама бен Ладен: не имея на то никаких прав, он издает фетвы и объявляет джихад, и некому его дезавуировать, нет духовного авторитета, который мог бы наложить вето на якобы исламские и коранические призывы Усамы и других фанатиков. Нет ни папы, ни патриарха. Особенность ислама в том, что, требуя строжайшего единомыслия по отношению к ядру учения пророка, к устоям веры, он имеет совершенно децентрализованную организацию и структуру. Мазхабы (богословские школы) признаются равноправными, столетиями существуют секты, которых никто не мог официально объявить еретическими, и хотя “врата иджтихада” (истолкования, решения вопросов богословско-правового комплекса) формально были закрыты тысячу лет тому назад, интерпретация многих важнейших проблем является прерогативой различных улемов и факихов (совсем недавно возобновился спор о применении шариата, о моделях государства, о том, каким сурам Корана - мекканским или мединским - следует отдавать предпочтение в случае противоречия между ними). Немудрено, что при таком положении вещей богословские авторитеты, даже отвергающие идеологию бен Ладена - а в исламском “мейнстриме” таких подавляющее большинство, - не располагают догматически обоснованным инструментарием воздействия на умы верующих, который позволил бы опровергнуть человеконенавистнические призывы экстремистов. Да и как они могли бы это сделать, если в одном из крупнейших мусульманских государств, Саудовской Аравии, официально господствует ваххабизм, многие идеи и положения которого вполне соответствуют экстремальной идеологии сторонников “Аль-Каиды” и других подобных организаций.

Но корни проблемы лежат еще глубже. Российский ученый Дмитрий Фурман проницательно отметил, что если в христианских странах громадная сфера общественной и государственной жизни оставалась свободной, способной к развитию, поскольку церковь заботилась лишь о том, чтобы все признавали ее абсолютную власть в вопросах веры и редко вмешивалась в социально-политические процессы, то в мусульманском мире дело обстоит прямо противоположным образом. “Любые социальные формы и любые изменения должны оцениваться с точки зрения одной вечной модели - модели мединского государства (или протогосударства) пророка, зафиксированной в шариате. Здесь нет колоссальной “светской” сферы жизни, безразличной с точки зрения религии и поэтому - способной к эволюции” [6]. А из этого вытекает неспособность и нежелание тех людей, которые являются авторитетами для мусульман и определяют интеллектуальный климат в мире ислама, - богословов-правоведов, проповедников - видоизменить систему своих взглядов таким образом, чтобы она перестала быть основой для состояния вечной напряженности во взаимоотношениях между исламским сообществом и “другими мирами”. Краеугольным камнем идеологии духовных лидеров исламского мира остается, как и тысячу лет тому назад, концепция перманентного и нескончаемого противостояния Дар аль-ислам и Дар аль-харб. Это и есть то поле, на котором так удобно произрастать идее джихада в его воинственной интерпретации - идее, логически ведущей к оправданию террора.

Отвечая на поставленный вопрос: “Что же не в порядке с миром ислама?”, можно утверждать, что дело обстоит неладно прежде всего с духовным руководством мусульман, которое не смогло предотвратить появление в организме своей религии злокачественной опухоли, поставившей под угрозу само будущее исламской цивилизации.

В настоящее время трудно предвидеть, как именно эта цивилизация будет развиваться, как она впишется в процессы глобализации, - слишком дисперсным, разнообразным, разделенным представляется мир ислама. Трудно указать некие “общеисламские” цели для нескольких десятков национальных государств с их несхожими проблемами, потенциалами, интересами, различным геополитическим положением. Например, исторические судьбы Северной Африки и Юго-Восточной Азии определяются столь многочисленными локальными факторами, что любая единая модель развития, предложенная для этих регионов, была бы искусственной.

Ясно, что мусульманские государства будут страдать от глобализации в ее нынешнем виде так же, как и другие страны третьего мира. Ведь исламскую цивилизацию, несмотря на существование горстки стран, богатых нефтью, в каком-то смысле можно назвать “цивилизацией бедных”. Кроме поставок сырья, исламским странам почти нечего внести в мировую экономику, хотя многие из них успешно развивают перерабатывающую и мелкую обрабатывающую промышленность. А скованная догмами исламская общественная мысль не в состоянии адаптироваться к условиям информационной революции.

Вероятно, молодые и приемлющие модернизацию элементы мусульманского общества станут искать выход из положения на пути приобщения к западным ценностям, приспосабливая их к традиции и тем самым все более отдаляясь от наиболее архаичных форм исламской цивилизации. Чтобы противодействовать этой тенденции, другие, столь же молодые и образованные люди будут стремиться вновь утвердить исламские ценности, возродить веру путем обновления исламской философии и создания новой школы фикха, т. е. мусульманской юриспруденции и комплекса социальных норм. Если это удастся, исламская цивилизация выйдет из состояния склероза и окостенения. В противном случае она окажется в изоляции, и это может привести к хантингтоновскому столкновению цивилизаций с катастрофическими последствиями для всего человечества.

Потенциально мир ислама с его великими культурными традициями и сотнями миллионов преданных приверженцев обладает огромной мощью и динамизмом; он мог бы внести большой вклад в развитие человеческого общества. Но для этого он должен преодолеть нынешнюю болезнь, избавиться от разъедающей его раковой опухоли. Без преувеличения можно сказать, что исламская цивилизация переживает критический, переломный момент своей истории, и судьба этой великой цивилизации прямо зависит от ее способности справиться с демонами самодовольства, нетерпимости и экстремизма.

Примечания

1) John L. Esposito, The Islamic Threat: Myth or Reality ? (New York: Oxford University Press, 1992), p. 165.

2) Bernard Lewis, The Crisis of Islam (Weidenfeld & Nicolson, 2003), p.88-89.

3) Коран (перевод И. Ю. Крачковского), 2:190, 191, 8:12, 13, 9: 5.

4) Жданов Н. В., Игнатенко А. А. Ислам на пороге XXI века, М., 1989. С. 220.

5) Sadik J. Al-Azm. Islamic Fundamentalism Reconsidered : A Critical Outline of Problems, Ideas and Approaches (South Asia Bulletin, Comparative Studies of South Asia, Africa and the Middle East, vol. XIII, №18, 1993), p. 18.

6) Послесловие к книге: Абдуллахи Ахмед ан-Наим. На пути к исламской реформации. М., 1999. С. 275.

http://polit.ru/article/2003/12/16/mirsky/
_________________
Не спорьте с историей - она всегда права (Больница Преображения. С. Лем)
Грубость ставит вас на одну доску с кем угодно; дистанцию создает только учтивость. (Т. Манн)